Богачи. Фараоны, магнаты, шейхи, олигархи - Джон Кампфнер

В изгнании, сначала в Падуе, а потом в Венеции, Козимо внимательно наблюдал за тем, как развиваются события во Флоренции. Республика не справлялась с уплатой огромных долгов без денег Медичи. Ему сообщили, что ни один банкир не отважится ссудить правительству «даже фисташковый орех»[188]. Это, как пишет Веспасиано, явилось блестящей возможностью: «Его богатства были так велики, что он мог отправить в Рим достаточно денег, чтобы восстановить свое положение. Его репутация весьма укрепилась повсюду, и в Риме многие, забравшие свои деньги, снова вернули их в его банк»[189]. Через полгода после начала ссылки, когда городская казна опустела, а флорентийская армия потерпела поражение от миланских наемников, сторонники Медичи заняли все места в синьории, а один получил пост гонфалоньера. Через месяц, когда Альбицци уехал по делам, синьория направила в Венецию письмо, в котором призывала Козимо вернуться.

Альбицци же был вызван на Палаццо деи Приори. Он проигнорировал требование, бежал на окраину города и приготовился к битве. Кровопролития удалось избежать только благодаря вмешательству папы Евгения. Тот убедил Альбицци прекратить сопротивление в обмен на устраивающие его условия ссылки. На следующий день парламент проголосовал за отмену изгнания городского казначея. Макиавелли пафосно описывает триумфальное возвращение Медичи в город: «И редко бывает, чтобы гражданина, вступающего в город с триумфом после победы, встречало в отечестве такое стечение народа и такое проявление любви, с какими приняли возвращение этого изгнанника. И каждый по собственному своему побуждению громко приветствовал его как благодетеля народа и отца отечества»[190]. Когда Козимо подъезжал к своему дому на Палаццо Барди, — менее чем через год после того, как ему грозила казнь, — толпы выстроились на улицах и приветствовали его «таким образом, что можно было подумать, что он их князь»[191].

Финансы республики были в ужасном состоянии. Козимо приказал своему банку расплатиться по долгам казны, хотя и подозревал, что не получит назад этих денег, не говоря уж о процентах. Он вознаградил тех, кто помог ему вернуться, и организовал все так, чтобы на этот раз уже не подвергать свою власть опасности, на собственном опыте поняв, что «если хочешь править успешно, то всем должно казаться, что ты вовсе не правишь»[192].

Однако это публично демонстрируемое нежелание вступать в борьбу было лукавством. За кулисами Медичи правил, и правил безжалостно. Он добился того, чтобы Альбицци и его приспешники больше не могли представлять для него угрозу. В этом смысле он полностью полагался на синьорию, члены которой были у него в долгу и в прямом, и в переносном смысле слова. Всех близких к Альбицци людей отправили в изгнание, и стандартная ссылка на десять лет систематически продлевалась, чтобы они не вставали на пути у Медичи. За их деятельностью в изгнании следили платные информаторы. Многие семьи оказались разделены. Был принят закон, по которому запрещалось вступать в переписку с этими изгнанниками и даже получать от них письма. Макиавелли отмечал:

Каждое слово, каждый жест, малейшее общение граждан друг с другом, если они в какой бы то ни было мере вызывали неудовольствие властей, подлежали самой суровой каре. И если во Флоренции оставался хоть один подозрительный властям человек, которого не затронули эти ограничительные меры, то он уж во всяком случае не мог не страдать от установленных новых обложений. Так за самое короткое время изгнав и обездолив своих противников, партия победителей укрепила положение в государстве. А чтобы иметь также и внешнюю поддержку, она лишила противников возможности прибегнуть к ней, заключив соглашение о взаимной защите государства и с папой, и с Венецией, и с герцогом Миланским[193].

Налоги — значимый политический инструмент. В 1427 году был введен новый налог на имущество и составлен его кадастр. Это был первый эффективный механизм сбора данных и доходов, что-то среднее между «Книгой Страшного суда» и уплатой муниципального налога. В итоге (как это случается в современной Италии со всеми налогами) он оказался чрезвычайно непопулярен. Козимо решил подать пример и поддержать налог, хотя он ему и не нравился. По патриотическим соображениям он стал крупнейшим налогоплательщиком во Флоренции. Однако сумма, которую он фактически уплатил, была куда ниже той, что с него причиталась. Он использовал испытанную временем методику — вел особые книги, в которых преувеличивались суммы его безнадежных долгов. Его налоговое бремя рассчитывалось по весьма сокращенной декларации о доходах. Налоговая оптимизация и минимизация — любимые методы современных богачей.

В силу своего влияния на административный аппарат Козимо мог погубить любого, кто противостоял ему, сделав так, чтобы имущество этого человека получило сильно завышенную оценку. Сборщики налогов не отличались беспристрастностью при оценке сумм, причитающихся с критиков режима[194]. Они также выкупали по бросовым ценам имения людей, высланных из республики. Это напоминает одновременно и древнюю, и современную эпоху. И в XX, и в XXI веках правительства натравливали налоговые службы на своих оппонентов; в этом обвиняли самые разные режимы, от военной диктатуры Пиночета в Чили до левого правительства Кристины Фернандес де Киршнер в Аргентине. Никто так ловко не пользовался налоговой системой, чтобы сокрушить своих врагов, как Владимир Путин. Никто так безжалостно не пользовался недвижимостью в целях вымогательства и самовозвышения, как Красс.

Финансовые манипуляции были более эффективным инструментом контроля, чем грубая политическая или военная сила. Для верности Медичи выключил семью Барди изо всех своих обширных операций. Неизвестно, возражала ли его жена; надо думать, она держала это мнение при себе. Козимо вовсю пользовался двусмысленностью своего положения, извлекая из него все возможное… Любой, кто хотел добиться чего-то во Флоренции, знал, куда обращаться. Родители то и дело упрашивали его стать крестным отцом их первых сыновей.

Как замечал Веспасиано, «если он хотел добиться чего-то, устраивал все так, чтобы казалось, будто инициатива исходит от других, а не от него, тем самым всячески избегая зависти»[195]. Макиавелли подтверждает эту оценку:

Хотя [его] постройки, замыслы, деяния можно назвать царственными и во Флоренции он был подлинным государем, его благоразумие и сдержанность были так велики, что он никогда не переступал пределов скромности, подобающей простому гражданину. В собраниях, в домашнем обиходе, в выездах, во всем образе жизни и в брачных союзах он уподоблялся любому скромному гражданину, ибо хорошо понимал, что роскошь, постоянно выставляемая напоказ, порождает в людях большую зависть, чем настоящее богатство, которому всегда можно придать благовидность[196].

В этом заключался один из секретов его постоянных успехов. Другим секретом была бизнес-модель Козимо. Modus operandi его банка немного отличался от сегодняшних методов банкиров. Он мог бы считаться их предтечей. Банкиры занимали определенные позиции по валютам; они делали ставки вдолгую на более рискованные предприятия, компенсируя их более стабильными операциями. И устраивали так, что даже если они нарушали закон, его дух или букву, то высокопоставленные друзья обеспечивали им юридическое и политическое прикрытие.

До середины XVII века термины «банкир» и «казначей» считались взаимозаменяемыми. Благодаря переводным векселям были возможны краткосрочные займы: деньги ссужали клиентам в одной стране, а спустя определенное время долг подлежал оплате в другой. К примеру, Банк Медичи во Флоренции выдавал кредит торговцу, а девяносто дней спустя этот купец или его агент должен был вернуть долг Банку Медичи, допустим, в Лондоне. В сроке кредита учитывалось среднее время поездки. А затем банк спекулировал на валютных курсах. Медичи внимательно следили за колебаниями этих курсов благодаря своим корреспондентам в различных европейских городах. Разница между курсами обычно оказывалась наибольшей в весеннее время, перед тем как корабли купцов отправлялись в плавание и когда спрос на кредиты, позволявшие финансировать торговлю, был максимальным. И если ветры судьбы и обменных курсов дули в нужном направлении, не составляло труда заработать целое состояние. Это был фантастически прибыльный бизнес. Только одна из таких обменных операций Козимо закончилась убытками[197].

Торговая деятельность приносила банку лишь небольшую долю его прибыли, но это был важный инструмент балансирования денежных потоков по всей Европе. Сделка купли-продажи считалась заключенной только после того, как покупатель видел товар, поэтому груз, отправлявшийся из Флоренции в Брюгге, находил определенного покупателя лишь в конце своего пути. Само по себе путешествие было рискованным: корабль мог потонуть, пираты могли захватить груз. Медичи распределяли риск между огромным множеством товаров и клиентов: они торговали шелком-сырцом, оливковым маслом, шерстью, цитрусовыми и другими позициями, которые пользовались устойчивым спросом.