Белый шаман - Дмитрий Лифановский

народ им ни к чему. Думаю и в засаду они своих людей отправили, надеясь, что солдаты или казаки их перебьют. Единственное, Лютый из картины выбивается. Не похож он лоха. Но кто сказал, что он не в теме замыслов главарей? Может, как раз и остался, чтобы проконтролировать, что все планы сработали. А потом где-нибудь встретятся, чтобы добычу поделить. — Ладно, тут нам больше делать нечего. У меня лагерь неподалеку, приглашаю в гости. Надеюсь, не откажетесь от моего скромного гостеприимства?

Оно, конечно, место тут получше будет, но ночевать на окровавленной заваленной трупами поляне просто по-человечески не хотелось. Ничего страшного, еще одну ночь комаров покормим.

Володя смотрел в темный силуэт, маячивший перед ним показывая дорогу, и ничего не понимал. Кто он? Как оказался в дикой тайге. Дмитрий только что убил двенадцать человек. Хладнокровно перерезал горло. При этом ни один из бандитов даже не пытался сопротивляться. Как⁈ Почему⁈ Сейчас он совершенно спокойно обыскал окровавленные трупы. И вернул ему золотые часы, подаренные Государем Императором на окончание военного училища. Вернул, как какую-то безделицу, совершенно не стоящую внимание. Причем видно, цену вещи Дмитрий понял сразу. Но впечатления она на него не произвела. Разве что одобрительно хмыкнул, прочитав гравировку на крышке.

Одет, как дикий остяк. При этом в каждом слове, в каждом жесте чувствуется воспитание. И поколения предков. Точно! Так же в училище вели себя Володины однокурсники из аристократов. Пресыщенное пренебрежение к богатству, показное спокойствие в любой ситуации, прямой, уверенный немного ироничный взгляд. А по лесу ходит, как настоящий леший, ногу ставит бесшумно, не глядя и именно туда, где не щелкнет поломанная веточка, не зашелестит прошлогодняя листва. А еще этот акцент… Может он из поляков? Много их сюда сослали 25 лет назад после подавления бунта. Вполне может быть сыном кого-то из них. Хотя акцент вроде не такой. Учились с ним ребята поляки.

— Дмитрий, Вы иностранец?

— С чего Вы взяли, — на ходу оглядывается спаситель, отодвигая рукой ветку на уровне лица. Да как он так видит в темноте⁈ ­– А! Вы про мой акцент? Нет. Русский я. Предки из казаков. Просто давно на родном великом и могучем не говорил. Не с кем было.

— А Вы?

— А что я?

— Казак?

— Это вряд ли, ­– слышно, как усмехается собеседник, — Казаком же мало родиться, — и больше ничего не поясняя замечает, — Ну вот и пришли. Подождите, костер разведу, — он наклоняется, слышан стук кресала, и потихоньку становится светлей. Костер сначала нехотя, а потом все быстрей и быстрей начинает разгораться. Как споро у него все получается! — Слушай, давай на ты, а? — улыбается Дмитрий, — А то смешно. Одеты, как два оборванца, а ведем себя, будто столичные франты на приеме у графини.

— Давай! — кивнул Володя, — У какой графини?

— Да какая разница? Воронцовой или Ожаровской, например, — Дмитрий разделил кучу приготовленного лапника, на две части, — Давай, падай. Ты уж извини, на гостя не рассчитывал, потому постель у нас скудная будет. Но мы ж народ неприхотливый?

Окончательно сбитый с толку Осипов завалился на пахнущие хвоей мягкие пихтовые лапы. Он в тайге с практически незнакомым человеком, похожим на дикаря, но с манерами аристократа, обсуждает высший свет столицы. Бред! Бред! Бред! Накатила тяжелая апатия. Еще утром они с казаками двигались в сторону Луговой, где был запланирован отдых, потом в Томск на доклад и домой, в Колывань. Потом засада, расстрел, плен и ожидание мучительной смерти. Потом чудесное спасение, от которого до сих пор по шкуре пробегал холодный озноб. Не менее чудесное излечение. И этот странный непонятный человек, спасший его. Слишком много все случилось за этот день. Мозг просто отказывался воспринимать информацию, а глаза сами стали закрываться.

— Э, нет, казак! — вывел его из состояния полудремы бодрый голос Дмитрия, — Не спать! Сначала поесть надо.

Пришлось открывать глаза и подниматься, заняв полусидячее положение. Дмитрий протянул кусок жесткого вяленого мяса и фляжку с травяным чаем, от которого ненадолго прояснилась голова. Правда, буквально через несколько минут в глазах опять все поплыло, и Володя провалился в глубокий сон с видениями, где кружились вокруг него три страшных чудовища с головами животных. Льва, медведя, и мамонта, скелет которого он видел в Санкт-Петербурге в кунсткамере. Он пытался убежать от них, но они настигали, приближаясь все ближе и ближе. А потом появился Дмитрий и прогнал их. И стало хорошо- хорошо. Будто он спит не лесу, потеряв товарищей и чудом избежав смерти в плену, а дома на печи. И сейчас зайдет мамка с крынкой парного молока, и надо будет вставать. А вставать так неохота! Еще бы не было так холодно. Печь погасла что ли?

— Вы хоть дров подкиньте! Совсем хату выстудили! — бормочет Володя и просыпается. Костер погас, потому и пробралась утренняя прохлада под мундир, прервав такой сладкий сон. Ранний лучик солнца, прокравшись сквозь густые кроны, бьет по глазам. Задорно перекликаются птицы. А вокруг вчерашний лес. Только Дмитрия нет. Но он где-то рядом. Его торба лежит у костра.

— Проснулся?

Напугал! Леший! Володя вздрогнул и зябко повел плечами.

— Доброе утро.

— И тебе не хворать, — Дмитрий чем-то озабочен или расстроен.

— Что-то случилось?

— Нет. Каторжан схоронил, — он поморщился, — Не оставлять же их так. Зверье растащит.

Вот как! Почему-то Володя вчера подумал, что спаситель так и бросит тела бандитов.

— Надо было разбудить. Помог бы.

— Ай, — он махнул рукой, — Давай поедим, рану твою посмотрю, да выдвигаться будем. Провожу тебя до людей. Про этих, — он показал в сторону лагеря каторжан, — Сам сообщишь.

— А ты?

— А я, — Дмитрий невесело улыбнулся, — А я вернусь сюда ненадолго. Дела еще тут остались. Ну а потом к тебе загляну в гости. Не прогонишь?

— Не прогоню, — Володя пожал плечами. Осиповых никто не может обвинить в неблагодарности. Добро ценить и помнить у них в роду умеют.

[i] Чирки (черки) — обувь, сшитая из одного куска кожи. Шились из сыромятной кожи на прямую колодку с опушкой из сукна по кромке, через которую продевали тонкий кожаный шнур или ремешок, обвивавший накрест голень ноги. Важнейшим отличием чирков, был технический приём их изготовления — выворотным швом, то есть после сшивания верха и низа изделие выворачивали, и швы