Бич Божий - Сергей Шведов

– Императрица нуждается в Аспаре, – укорила нетерпеливого комита Пульхерия. – За спиной магистра византийские легионы, и пока они находятся в Италии, императрица вынуждена считаться с ним.

– Выходит, сиятельная Плацидия стала пленницей этого варвара?! – возмутился прозорливый Бонифаций.

– Можно сказать и так, – согласилась с комитом Пульхерия.

– Я его убью, – мрачно изрек Бонифаций.

Пульхерия пристально посмотрела на комита и в сомнении покачала головой:

– Ты собираешься оспаривать у магистра женщину или власть?

Бонифаций, несмотря на свою относительную молодость и легкомысленный вид, был очень честолюбивым человеком. Пульхерии, хорошо изучившей комита, не составило труда найти слабину в характере Бонифация и использовать ее в своих интересах. Впрочем, не только в своих. И в Константинополе, и в Медиолане она не теряла связи с Гусирексом и была хорошо осведомлена о его планах. Африка не слишком волновала римлянку Пульхерию, и она искренне полагала, что появление в далеких провинциях сильного человека не только не ослабит империю, но, скорее, поможет ей пережить нелегкие времена. К тому же от нее не ускользнуло недовольство Плацидии всевластием византийцев. Пока императрица молчала, но Пульхерия нисколько не сомневалась, что дочь Феодосия Великого еще скажет свое веское слово. И произойдет это гораздо раньше, чем многие думают. Но пока что Галле Плацидии не на кого опереться в борьбе за реальную власть. И Аэций, и Бонифаций слишком молоды и неопытны, чтобы оспаривать первенство у мудрого Аспара.

– Тебе придется уехать, Бонифаций, – спокойно сказала Пульхерия. – Хотя бы для того, чтобы сохранить свою жизнь. Твой друг Аэций поступил мудро.

– Аэций мне не друг! – вспыхнул комит.

– А кто твой друг? – холодно спросила Пульхерия. – Нотарии Паладий и Авит, к которым ты зачастил в последнее время? Мелкий интриган сенатор Рутилий? Сиятельный Аспар раздавит вас одним мановением руки. Я уговорю Плацидию назначить тебя префектом в Африку. Это не понравится Аспару, но в данном случае его мнением можно будет пренебречь.

– А что я буду делать в Африке? – рассердился Бонифаций.

– Искать союзников, – подсказала Пульхерия. – В противном случае магистр Аспар достанет тебя и там. Неужели ты не понимаешь, куда метит франк?

– Куда? – насторожился Бонифаций.

– В императоры. А помехой на его пути всего лишь слабая женщина и шестилетний мальчик. Варвар скоро станет императором Рима, а в наших рядах не найдется человека, способного сказать «нет».

Бонифаций призадумался, что на его месте давно бы уже сделал любой разумный человек, пускающийся в авантюру. Но Бонифаций настолько привык с юности жить чужим умом, что частенько принимал мысли других людей за свои. До сих пор он полагал, подобно сенатору Рутилию, что устранить чужака Аспара труда не составит, особенно если Галла Плацидия поддержит заговорщиков. Но сегодня он вдруг осознал, что императрица властна далеко не во всем, порой она не способна распорядиться не только своей судьбой, но и своим телом. И это было очень печальное открытие для высокородного Бонифация. Человеку, возвысившемуся через постель, очень трудно противостоять полководцу и стратегу, выигравшему на своем веку немало битв.

– Я должен поговорить с друзьями, – вздохнул Бонифаций. – Завтра утром я дам тебе ответ.

Поздним вечером во дворце нотария Паладия собрались достойные римские мужи. Сам поклонник Сенеки менее всего годился в заговорщики, но по непостижимому капризу судьбы именно он почему-то всегда оказывался в центре чужих свар и мятежей. Паладий по меньшей мере дважды едва не погиб, спасая чужие жизни. Взять хотя бы того же Бонифация, это ведь нотарий Паладий помог ему бежать из Медиолана от агентов высокородного Туррибия. И вот ведь как повернулась жизнь: сегодня этот самый Туррибий, которого гневливая императрица повелела изловить и повесить, спокойно сидит за одним столом с комитом Бонифацием и сенатором Рутилием, едва ли не самыми преданными сторонниками сиятельной Плацидии. Правда, интригуют эти люди не против императрицы, а против высокомерного франка, возомнившего себя повелителем Рима.

– Пульхерия права, – сказал нотарий Авит, самый, пожалуй, разумный человек во всей компании. – Мы слишком слабы, чтобы бросать вызов всесильному Аспару. Византийцы, окружившие императрицу плотным кольцом, не подпустят теперь к ней римлян.

– Но неужели Плацидия не понимает, чем обернется для нее и сына возвышение Аспара?

– Судя по всему, понимает, – осторожно заметил Паладий. – Сдается мне, что Пульхерия высказала высокородному Бонифацию не только свои, но и ее мысли.

– Значит, по-вашему, я должен ехать в Африку? – взъярился Бонифаций.

– А почему бы нет? – усмехнулся Туррибий. – Ты встанешь во главе десятков легионов, расквартированных там. И оттуда бросишь вызов Аспару.

– Но меня объявят изменником и казнят! – возмутился Бонифаций.

– Тебя казнят в любом случае, – вздохнул Авит. – Ибо ты единственный человек, способный помешать Аспару стать императором.

Туррибию и Авиту легко рассуждать. Первый находится в бегах, второй – в немилости. Конечно, они готовы отправиться хоть на край света, ибо в Медиолане их ничего хорошего не ждет. Но комит Бонифаций не был рожден бунтовщиком. Он не рвался в императоры, его вполне устраивала беспечная жизнь в свите Галлы Плацидии. К сожалению, этой беспечной жизни пришел конец. В решительности франку Аспару не откажешь, и если магистр решит, что Бонифаций ему враг, то он устранит его без раздумий.

– Хорошо, – изрек помрачневший комит. – Я поеду в Африку. Но рано или поздно я вернусь в Медиолан, можете не сомневаться, патрикии.

Паладий вздохнул с облегчением, сенатор Рутилий глубоко задумался, Авит пожал плечами, а по губам бывшего комита схолы императорских агентов скользнула едва заметная усмешка. Туррибию в любом случае следовало уносить ноги из Италии, а тут вдруг представился столь удобный случай пристать к свите нового префекта Африки в качестве особо доверенного лица. Сдаваться бывший комит не собирался. Он был слишком искушенным в политических интригах человеком, чтобы взять и сгинуть, не оставив следа. Опыт – это ведь тоже капитал, надо только суметь им распорядиться.

Нотарий Авит был невысокого мнения об умственных способностях высокородного Бонифация. И участвовать в заговоре, организованном, впрочем, не столько комитом, сколько сенатором Рутилием, он согласился только по настоянию Пульхерии. Вдова Аттала приняла живейшее участие в судьбе нотария и сумела выхлопотать для него прощение у мстительной Плацидии. Но не только благодарность двигала Авитом, когда он подрядился помогать влиятельной матроне в ее темных и не всегда понятных окружающим делах. Галла Плацидия даже не догадывалась, какими обширными связями обладает ее верная сподвижница и какие дела она вершит у нее за спиной. Впрочем, пока что стремления императрицы и матроны совпадали – Галла Плацидия жаждала избавиться от византийского покровительства в лице сиятельного Аспара, и Пульхерия принялась ей в этом активно помогать.