Комплекс андрогина (СИ) - Бунькова Екатерина

— Вот именно: он не любит мужчин. А я женщина, забыл? И мне срочно нужны еще обнимашки, а то все еще трясет.

Элис рассмеялся и крепко обнял меня, прижавшись горячими губами к моему лбу. Иногда он все-таки умеет быть мужчиной: черта с два я бы так быстро успокоилась, рыдая в плечо подруги.

Вскоре вотч Элиса радостно чирикнул, принимая сообщение.

— Беркер на нашем уровне, совсем недалеко от станции, — сообщил он. — Ни на кого еще не записан, числится среди имущества академии, так что вряд ли на нем электронные замки сменили. Если удастся проникнуть в гараж, мы его запросто наружу выведем. Но нужно разрешение на вылет.

— Так ты летишь со мной, да? — уточнила я, услышав заветное «мы».

— Да, — ответил Элис. — Но ты не торопись радоваться: я понятия не имею, где добыть разрешение на вылет.

— А если снова коменданта попросить?

— Во-первых, мы с ним уже договорились, и условия сделки он менять не будет, — возразил Эл. — А во-вторых, для таких разрешений он слишком мелкая сошка. Так что придется поломать голову.

— Ничего, я верю, что у нас все получится, — заявила я. — Обедать пойдем? У меня уже живот к спине прилип от всех этих волнений.

— В «Крота»?

— Угу.

И мы выдвинулись навстречу вкусной и здоровой пище. А эти печеньки надо бы вообще выкинуть.

Глава 9. Селфи с тау

Адрес: Военная база «Либерти», свалка твердых пластиковых отходов. Имя: Элис. Генетическая модель: тау-1, улучшенная. Статус: гражданин третьего порядка.

— У тебя ниточка торчит, — сказала Алеста, дернув обрывок какой-то нитки в шве рубашки. Нить не пожелала отрываться и неожиданно вытянулась сантиметров на шестьдесят.

— Эй, я не хочу остаться голым! — пошутил я, отшатываясь от нее. Нитка выдернулась еще на двадцать сантиметров.

— Осторожно, опрокинешь мой обед! — возмутилась Алеста, едва успев подхватить пластиковую миску с пловом, который мы прихватили из «Крота» вместе с еще двумя банками пива. Плакала моя стипендия.

Переставив остатки плова в другое место, она намотала нитку на палец кольцом и дернула.

— Ай! — вскрикнула она и удивленно посмотрела на кончик пальца, медленно набухающий красными каплями. Я похлопал по карманам в поисках салфеток, но ничего не нашел. У Алесты тоже ничего подходящего не оказалось.

— Может, пивом полить? — предположила она, опуская палец вниз, чтобы кровь не побежала по руке. — В нем же есть спирт, вдруг сработает как дезинфекция.

— Сомневаюсь, — поморщился я. — Тогда уж лучше лизнуть: слюна тоже антибактериальными свойствами обладает.

— Не, — покрутила головой Алеста. — У меня в детстве часто кровь носом шла, я ее случайно сглатывала, а потом меня всегда тошнило от ее вкуса. Так что я, пожалуй, просто не буду трогать: я же мыла руки перед едой, может, ничего и не будет.

— Ага, мыла, — покивал я. — А потом по свалке гуляла. Дай сюда.

Я потянул ее за руку и обхватил губами пострадавший палец. Алеста зашипела и уставилась на меня, как на привидение. Я удивленно и вопросительно приподнял на нее брови, продолжая вылизывать ранку. Но Алеста не ответила, только смешно дрогнула носиком, глядя на мои губы. До меня дошло. Долго же доходило. Я вообще рядом с Алестой становлюсь непроходимо тупым.

Я выпустил ее руку и отвернулся, чувствуя, как у меня горят уши. Но она ничего не сказала. Осторожно потянула за злосчастную нитку здоровой рукой, вытягивая ее до конца. Шов, к счастью, не разошелся. Видимо, это была какая-то случайная ниточка. Засунутая швейником специально, чтобы создавать мелкие неприятности. Или приятности — это как посмотреть. Мне почему-то показалось, что Алесте понравилось то, что я сделал. Я незаметно посмотрел на нее. Алеста задумчиво сматывала нитку на руку.

Она привлекала меня. С самого начала, хоть я этого и не понимал. Мне нравилась ее смешная стрижка, аккуратный носик и почти не заметные веснушки на переносице. Нравилась ее нескладная фигура, уверенные жесты и стремительная походка. Мне все в ней нравилось. Даже то, что должно было отталкивать, почему-то еще больше привлекало. Я покосился на ее довольно широкие плечи и слишком крепкую для девушки шею. Рот непроизвольно наполнился слюной, словно организм желал ее съесть или хотя бы попробовать. Впрочем, я уже попробовал. И мне опять-таки понравилось.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

У нас над головой погасла часть светильников: станция переходила в вечерний режим, и предполагалось, что на технических объектах, к которым относилась и свалка, больше нет рабочих, а значит, лишнее освещение ни к чему. Полумрак подействовал на меня как вторая порция алкоголя. Голова слегка закружилась, а сердце забилось чуть чаще. Я осторожно нащупал руку Алесты и слегка сжал ее пальцы. Она ответила, погладив мою ладонь.

Потрясающее ощущение. Тело словно загорелось. Мне было немного стыдно, что я так хочу ее, но я ничего не мог с этим поделать: хотелось стиснуть в объятиях, прижаться к ней, утонуть в ней. Я даже скрипнул зубами, чтобы сдержаться.

Алеста вдруг осторожно вынула руку, размотала с нее нитку, перекусила пополам и принялась завязывать одну половину на моем запястье.

— Что ты делаешь? — улыбнулся я, стараясь говорить так, чтобы не выдать свое состояние.

— Метку ставлю, — заявила она, затягивая двойной узел. — Чтобы всякие коменданты тебя не трогали.

Это было глупо и мило одновременно, и я ей подыграл: забрал вторую половинку и тоже повязал ей на запястье, подсев для этого поближе и беззвучно и вероломно крадя ее запах.

— Оружие нового поколения: антикомендантин, — заявил я, завязав лопоухий бантик. Алеста тихо рассмеялась. Как же я люблю этот смех. Ощущение близости ее тела обволакивало, шарило по коже языками невидимого пламени. Очень хотелось коснуться ее, но было страшно от мысли, что этим прикосновением я могу испортить наши странные отношения.

Я заглянул в ее глаза и не выдержал: потянулся и поймал губами ее губы. Самообладание покинуло меня, и дыхание стало предательски сильным и шумным. Ну и пошло все к черту, я так хочу ее, что даже больно. Хочу вкуса ее губ, мягкости ее тела, прохлады ее кожи. Хочу дышать ею, чувствовать только ее. Так умирающий от жажды приникает к кубку с водой.

Алеста, не ожидавшая этого поцелуя, сначала замерла, а потом осторожно обняла меня и раскрылась. Я застонал. Жадно целовал ее снова и снова, прижимал к себе, стискивал, впивался пальцами, с трудом сдерживаясь, чтобы не сделать ей больно. Голова кружилась, сердце колоколом стучало в ушах, а внизу пульсировало. Я отпустил ее губы и стал целовать ее шею, забравшись рукой под футболку и скользя по ее бархатистой коже. Как же я хочу ее…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Элис, — прошептала она, мягко пытаясь отстраниться. — Элис, остановись.

Нет, пожалуйста, не останавливай меня. Я тебя, конечно, послушаюсь, но это так жестоко, Алеста! Я горю, я просто пылаю и почти ничего не соображаю. Я хочу утонуть в тебе, мне это нужно…

— Элис, пожалуйста, — снова сказала она умоляющим и словно бы извиняющимся тоном. Да, да, я понял!

С трудом преодолев это безумие, я отпрянул назад и сжал руками голову, пытаясь прийти в себя. Точно. Она же думает, что я просто хочу ее как единственную женщину, которую когда-либо встречал в своей жизни. Я сам ей об этом сказал вчера, на этом же месте. Тупица.

Между нами повисла отвратительная тишина. Я успокоился, но никак не мог остыть до конца. Алеста же… Кажется, она меня жалела: я видел боковым зрением, как она несколько раз пыталась меня коснуться, всякий раз останавливаясь на полпути. Правильно, раз уж решила остановиться, то даже не думай трогать меня: не смей унижать жалостью. И к тому же, твои сочувственные «обнимашки» я совершенно точно истолкую по-своему, так и знай. И второй раз остановиться уже не смогу. Я вообще не понимаю, как мне это удалось.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Мне пора… к коменданту, — хрипло выдал я, немного придя в себя. — Пойдем, я проведу тебя обратно в общежитие.