Флибустьерское море - Жорж Блон

Свадебный пир, на который были приглашены полторы сотни человек, не мог, конечно, быть устроен в новом доме у порта. Для этой цели на лугу, находившемся в личном владении губернатора, примерно в часе езды от города, был раскинут огромный шатер; гости – дамы и кавалеры отправились туда верхом и в экипажах. Последние никак не походили на кареты, это были грубые повозки с матерчатым верхом на огромных колесах, предшественницы тех, в которых переселенцы двинулись на покорение Дикого Запада Северной Америки; со стороны это должно было выглядеть занятно – разодетые джентльмены и их дамы в шелковых платьях в трясучих колымагах, но в те времена подобное несоответствие никого не шокировало.

Сев в головной экипаж свадебного кортежа, Морган сдернул с головы парик, под которым оказались коротко подстриженные рыжие волосы, вытащил из кармана великолепного камзола красный платок и обмотал им голову – в таком виде он обычно появлялся на палубе своего корабля. Этот жест был встречен смехом и одобрительными криками гостей.

Неструганые доски, поставленные на козлы и служившие пиршественными столами, не были видны собравшимся. Их покрывали камчатые скатерти, в свою очередь покрытые расшитыми золотом и серебром накидками; столы были уставлены невиданной роскоши блюдами и графинами, некогда украшавшими офицерские каюты испанских галионов и покои дворцов идальго. Когда гости расселись, целая армия черных рабов начала разносить на огромных подносах изысканную снедь. Тут было все, от жаренных на углях крабов под двадцатью соусами до пирамид фруктов, не говоря о курах под острой приправой и целиком зажаренных молочных поросятах.

Бесчисленные яства подавались вначале в порядке, принятом на торжественных обедах в домах высокопоставленных особ. Но очень скоро крепкие напитки смыли наносную шелуху, и трапеза потеряла всякую чинность. Сидевшие поодаль от властей и богатых купцов подчиненные, сотоварищи и подручные Моргана – капитаны, боцманы, соратники по морским походам и лихим грабежам, которых, естественно, нельзя было не пригласить, – сожрали и выхлебали все, что было на столе, с той же быстротой, как после захвата испанского города. Затянув пиратские песни, обнимаясь и скандаля, они вернули разодетую ассамблею к действительности, напомнив ей, что здесь пировало общество, кооперированное на началах воровства и убийства.

К угощению приступили после полудня. Солнце уже клонилось к горизонту, тени деревьев вытягивались на лугу, воздух свежел, но собравшиеся часов не замечали. Обжорство, выпивка, пение, крики продолжались и тогда, когда короткие тропические сумерки по-воровски окутали пирующих, окрашивая, как обычно, все происходящее в трагические тона. И вот уже пала тьма, но ее быстро отогнали светом факелов и шандалов; церковные свечи были зажжены на столе длиной в корабль, а рабы все продолжали беззвучно сновать с новыми и новыми блюдами, тарелками и графинами. Скатерти уже были сплошь залиты вином и запачканы снедью, гости перепутались; некоторым протягивали чарку под стол, если они еще были в состоянии слабо шевелить рукой; кто-то побрел к окаймлявшим луг деревьям, а некоторые потянулись назад – пешком, верхом или в повозках с огромными скрипучими колесами. Среди последних были и Генри Морган с молодой женой.

Прошел январь, за ним – февраль и март. Однажды в середине апреля где-то после полудня подул странный ветер; очень скоро он перешел в шквал, вздыбив песок на пляже и обрушивая его стеной на городские дома и лес. Часам к пяти ветер стих и пошел дождь. Тяжелые капли медленно падали наземь, так продолжалось до глубокой ночи. А наутро все повторилось сначала: ветер и дождь налетели в то же самое время с десятиминутной разницей. Через какое-то время дождь уже лил добрую треть суток! Люди говорили: «Сезон дождей» или «Зимнее время». Иногда утреннее солнце успевало высушить почву, но чаще – нет, и все обитатели Порт-Ройяла, включая черных поросят, месили ногами грязь. Испанские пленники, кутавшиеся в рванье, особенно плохо переносили непогоду, они простуживались и умирали в хижинах на гнилой соломе. Время от времени от пирса отходил корабль с высокой кормовой пристройкой, возвращаясь когда с добычей, а когда и пустым. Дела шли плохо в 1667 году, банкиры-ростовщики и портовые девицы жаловались на убытки. Держатели таверн все чаще отказывались отпускать выпивку в кредит. «Береговые братья», трезвые, а посему хмурые, бродили без дела по Порт-Ройялу, недоуменно глядя на два трехмачтовика Генри Моргана, неподвижно стоявшие на якоре в бухте.

Бездействие вице-адмирала раздражало; то там, то тут слышались негодующие замечания. Авторитет Моргана, правда, все еще был непререкаем. Он щеголял в изысканном платье, украшал свой дом и, как было достоверно известно, вел переговоры о покупке крупного имения в глубине острова. Но, главное, он по-прежнему был в фаворе у губернатора: сэр Томас часто принимал его в своем дворце и публично выказывал дружеское расположение.

Что касается Мансфельта, все еще числившегося адмиралом, о нем не было ни слуху, ни духу. Известно было лишь, что назначенный им временный губернатор Санта-Каталины француз Симон был смещен, а на его место посажен Джеймс Модифорд, родной брат сэра Томаса.

Примерно раз в неделю Морган поднимался на борт двух своих судов, проводил там тщательный осмотр и отдавал распоряжения касательно ухода. На обратном пути он обходил портовые таверны, щедро угощал завсегдатаев и намекал в разговорах на предстоящее крупное дело. Затем возвращался домой или ехал в имение, которое он тем временем приобрел и где собирался, по слухам, строить роскошный загородный дворец.

Кажется, Моргана не было в Порт-Ройяле в тот день, когда старый Мансфельт возвратился наконец из похода; не показывался он и в последующие дни, когда в порту шел беспробудный загул. Люди Мансфельта рассказывали между двумя глотками, как после высадки на континент, где не нашлось даже тощей поживы, они добрались без особых злоключений до Гранады и там забрали оставшиеся от прошлого раза монеты и ценную утварь. Возвращение экспедиции разом оживило торговую жизнь, и Порт-Ройял обрел свой привычный облик. А Морган исчез из порта, словно поменявшись местами с Мансфельтом.

Губернатор несколько раз принимал старого адмирала в своей резиденции. Отсутствие Моргана удивляло все больше, и злые языки судачили на все лады. Поговаривали, что Старик поссорился со своим вице-адмиралом во время экспедиции и заместитель возвел на него навет, а теперь, вернувшись в Порт-Ройял, Мансфельт опроверг его. Утверждали, что Старик обвинял во всеуслышание вице-адмирала в предательстве и требовал его головы или, как минимум, его отставки. А доказательством того, что Морган впал в немилость, было его отсутствие; он не появлялся в своем новом доме у порта – слуги отвечали, что хозяин «за городом», возможно, гостит у друзей, где именно, неизвестно...

Но в одно прекрасное утро город облетела сногсшибательная весть: Мансфельт уплыл! Он отвалил до рассвета. Редкие зрители успели заметить, как его парусник помчался на юг и быстро скрылся за завесой дождя. Куда именно направился Старик, никто не знал. Или не хотел говорить.

«Летучий голландец», корабль-призрак, растворился навеки. Старый адмирал покинул сцену столь же внезапно, как и появился. Можно было бы изложить различные слухи, связанные с его исчезновением, но мы не станем этого делать. Предоставим Эдварда Мансфельта тайне истории. Даже его прошлая биография изобилует многими вопросительными знаками. Действительно ли он был выходцем из старинного немецкого графского рода? Правда ли, что его отец был знаменитый ландскнехт Эрнст ван Мансфельт, прославившийся во время Тридцатилетней войны? Истинно ли, что он вынашивал честолюбивые стратегические планы, собираясь основать флибустьерскую империю? Верно ли, что он покинул Ямайку столь внезапно потому, что губернатор отказался помочь ему в осуществлении этой заветной мечты? Последнее предположение, впоследствии не раз обсуждавшееся историками, основывается на одной-единственной строчке из книги Эксмелина, где говорится, что Мансфельт отправился искать «помощи для своего намерения обосноваться на Санта-Каталине».

А в том, что Санта-Каталина нуждалась в помощи, сомневаться не приходится. В конце 1667 года испанцы внезапным ударом вновь захватывают остров. Но Мансфельт не был участником этой маленькой трагедии, ему было уже не суждено узнать о ней: несколько месяцев спустя после его отплытия с Ямайки в Порт-Ройял пришло известие, что старый адмирал прибыл на Тортугу и там умер. Смерть была скоропостижной и во многом загадочной, поговаривали, что он был отравлен.

Как бы то ни было, одна звезда сошла с горизонта, чтобы уступить место новой. Она поднималась очень быстро. Едва Мансфельт вышел в море, в Порт-Ройяле появился Морган, а не успела прийти весть о смерти Старика, как несколько дней спустя валлиец был официально возведен губернатором Томасом Модифордом в ранг адмирала. Назначение было встречено ликованием на всех пиратских судах в английской части Флибустьерского моря. Никто не сомневался, что его ждет великая карьера.