Тигры в красном - Лайза Клаусманн

Интересно, а секс у них есть? Не исключено. Теперь люди прыгают в постель с разбегу. Разумеется, когда она была в возрасте Дейзи, люди тоже при каждом удобном случае ныряли в койку, но в те годы приличия были превыше всего. Она не ложилась в постель с Эйвери до свадьбы, а ведь даже не была девственницей.

У них и в брачную ночь не случилось секса, поскольку оба перебрали шампанского. Честно говоря, она даже обрадовалась тогда. Секс с Феном был удручающим опытом. Он испытывал такой благоговейный страх перед ее телом, что она чувствовала себя игрушечным замком. А потом воспоминания об их занятиях любовью слились с осознанием его смерти, так что к тому времени, когда она встретила Эйвери, секс ее ужасал.

Но секс с Эйвери оказался совсем иным. Когда они все же занялись любовью, он все шептал «моя жена, моя кинозвезда», это было странно, но возбуждающе. После Эйвери лежал, обводил пальцами ее груди и смотрел из-под полуприкрытых век. А глаза у него карие, подумала Хелена, поняв вдруг, что до этого момента не знала, какого они цвета.

— Мне нравится, что ты не девственница, все это чушь, — сказал он. — Но я думал, что ты будешь немного опытнее.

— О, — в недоумении пробормотала Хелена.

— Я хочу, чтобы ты говорила, когда мы занимаемся любовью.

— О.

Эйвери засмеялся:

— Тебе нечего стыдиться, Хелена. Только не со мной.

— Я не стыжусь, — солгала Хелена.

Он взял ее лицо в ладони, посмотрел серьезно.

— Пообещай мне, что никогда не будешь скрывать, кто ты есть.

Хелена отвела глаза, но внутри разливалось тепло.

— Там, откуда я, люди не говорят так.

— Я знаю, откуда ты, — ответил Эйвери. — Все эти снобы с Восточного побережья, вроде твоей кузины. Но ты теперь далеко от них. Мы можем быть тем, кем захотим.

— Они не снобы, — возразила Хелена.

— Конечно, нет, ты права. — Он погладил ее по волосам. — Но мне хочется защитить тебя. Не хочу, чтобы ты чувствовала себя незначительной. Ты понимаешь, о чем я?

Она понимала.

— Хочу тебе кое-что показать. — Эйвери выбрался из постели и потянул Хелену через гостиную к деревянной двери, ведущей в комнату, которую небрежно назвал своим кабинетом, когда показывал Хелене дом.

Это было тесное квадратное помещение с одним маленьким окном. К стене приколоты две большие афиши. На одной мужчина в плаще держал дымящийся пистолет, а к его ноге прижималась рыжеволосая женщина в разорванном зеленом платье. «Расплата кровью», — было написано сверху большими красными буквами, а внизу: «Мафия преследует его… Она желает его… Но его не остановить!»

Вторая афиша была к фильму под названием «Глаз в замочной скважине» («Он смотрит на тебя, когда ты спишь»). Хелена никогда не слышала об этих фильмах, но, судя по названиям, — из тех, что показывают на сдвоенных дешевых сеансах.

На полу под афишами — сваленная в две груды женская одежда. Из мебели в комнате лишь серый металлический шкаф для документов, стол, заваленный фотографиями, и стул. Вдоль стен громоздятся коробки с каким-то хламом, Хелена углядела пустой флакон из-под духов, расческу и потрепанную книгу «Миссис Паркингтон».[34]

— Что это? — Почему-то ее особенно обеспокоила расческа. — Здесь живет кто-то еще?

— Я хочу познакомить тебя с Руби, — сказал Эйвери, простирая руки будто пастор.

— Прости, а кто такая Руби?

— Мое второе «я». — Он обошел комнату, любовно коснулся афиши «Расплаты кровью». — Не беспокойся. — Он повернулся к Хелене, застывшей в дверях. — Она умерла.

Хелена молча смотрела на него, поняв, что не знает этого человека.

— Послушай, я должен… нет, я хочу рассказать тебе все. — Он провел руками по волосам. — Позволишь?

Хелена кивнула, ей было страшно.

— До нашей с тобой встречи я был женат. На Руби. Не так, как мы с тобой, мы не расписывались в мэрии, но наши души были единым целым. Она была красива и талантлива, научила меня свободе. Посмотри. — Он взял со стола фотографию, протянул Хелене. Своенравные локоны разметались по плечам. Дерзкий взгляд мимо камеры. — Это она. Руби.

Хелене пришлось согласиться, что женщина шикарна, буквально излучает очарование. Подступила дурнота.

— Что с ней случилось?

— Они убили ее, — сказал Эйвери.

— Кто? — Хелена сомневалась, что хочет это знать.

— Все они. Гнусный, завистливый мир. — Эйвери вздохнул и опустился на пол, сел, скрестив ноги. — Ее тело нашли в автомобиле в безвестном проулке рядом с Сансет-бульвар. — Он смотрел на фото. — Ее задушили. Копы сказали, что, наверное, сумасшедший клиент. Называли ее проституткой, шлюхой. Но это они — шлюхи. Руби никогда не стала бы торговать собой. Никогда.

Хелена чувствовала себя будто пьяной. Или во сне, когда ты в своем доме, но понимаешь, что это не твой дом. Она потуже запахнула тонкий халатик, купленный специально для брачной ночи.

— Эйвери, милый, пойдем в постель. Я замерзла.

Может, если они покинут эту ужасную комнату, закроют дверь, то сумеют притвориться, будто ничего не было. Вернутся в спальню и переведут часы назад.

Выражение лица Эйвери изменилось.

— Бедная мышка, я напугал тебя. — Он поднялся с пола и обнял Хелену. — Я знаю, это сложно принять, и, возможно, я кажусь тебе безумцем. Но я хочу, чтобы ты меня узнала.

Руки у него были теплые, и она вспомнила, как он шептал «моя жена, моя кинозвезда».

— Дело в том, что она умерла во время съемок. И я хочу завершить фильм. Мне лишь нужен капитал, чтобы выкупить ленту у студии. — Теперь он говорил быстро, точно цитировал по памяти. — Я использую двойника, как сделали с Джин Харлоу[35] в «Саратоге». Но ей придется понять Руби, узнать ее. Вот зачем это все. Я собираю ее воедино.

— Эйвери… — Она попыталась высвободиться из его объятий.

— Подожди, постой. — Он не отпустил ее, теснее прижал к груди. — Не отталкивай меня. Пожалуйста, Хелена. — В его глазах стояли отчаяние и тоска. — Разве тебе не бывало одиноко? Когда ты чувствуешь, что не принадлежишь ничему и никому? Когда сходишь с ума от своих желаний… Не говори, что не испытывала этого, потому что я знаю. Я понял это в ту минуту, когда увидел тебя в скобяной лавке. Всю твою боль, твое притворство — все в порядке, но внутри ты мертва. Со мной было то же самое. Мы пара, Хелена. Мы можем все исправить. Мы можем спасти друг друга.

Да, она знала. Вечно самая незаметная, самая бедная — та, у кого нет ничего своего. Хорошенькая девочка, которую мальчики тискали, не страшась отпора, слишком запуганная, забитая, слишком робкая, чтобы пожаловаться на них. Всегда и всем благодарная за любую мелочь, даже Фену, — точно она не заслуживала ничего. А она заслуживала. Заслуживала счастья. И теперь, когда у нее есть Эйвери, ее муж, она больше не одна.

По пути в Виньярд-Хейвен Дейзи сделала остановку, чтобы выполнить поручение Ник. Хелена смотрела, как племянница аккуратно пристраивает на заднем сиденье сверток, придирчиво укладывая его то так, то эдак, пока не убедилась, что лег как надо. Хелене в этом виделось сходство с Хьюзом — его тщательность. Хьюз всегда был крайне аккуратен. Если Ник была небрежна с деньгами, с людьми, со всем, что не принадлежало ей, то Хьюз был осторожен. Он производил впечатление заботливого и славного малого, но внутри у него словно чего-то недоставало. Точно он приберегал какую-то часть себя нетронутой — где-то в глубине хранил некую тайну. Хелена пожалела бы Ник, не будь ситуация столь абсурдной. Ник прикована к мужчине, единственному на всем свете мужчине, который невосприимчив к ее чарам, столь безотказным в отношении всех прочих.

Но Хелена симпатизировала Хьюзу, пусть и не до конца понимала его. Она знала, каково это — держать себя в узде. Ей пришлось выучить этот урок: если люди слишком много о тебе знают, они непременно попытаются спасти тебя от тебя. Например, одно из предписаний Ник — убрать из дома все таблетки, и если случится мигрень, в доме не найдется даже аспирина. Хелену это бесило. Как будто, избавившись от таблеток, Ник могла избавить ее от пристрастия, как будто она могла влиять на желания Хелены. К тому же таблетки перестали быть проблемой. Уже перестали.

Сперва Хелена пыталась помочь Эйвери навести порядок в коллекции Руби, каталогизировать вещи. Но оказалась слишком неуклюжей, даже разбила флакон из-под духов, так что ее помощь лишь разозлила его. Поэтому она предоставила мужу заниматься коллекцией в одиночку — вечерами, после работы в «Саншайн Иншуренс».

Примерно через месяц у нее выработался распорядок дня. В первой половине она готовила завтрак, прибиралась, ходила за покупками, гладила и крахмалила рубашки Эйвери. Но это занимало ее часов до двух. Готовить ужин было без нужды, потому как Эйвери предпочитал ужинать вне дома — пусть и в убогих закусочных, если на пристойное место денег не хватало. Но вечерами она была с мужем. Только в это время он оживал. Иногда их приглашал сходить куда-нибудь Билл Фокс, и тогда она наблюдала за Эйвери с гордостью. Когда он говорил, женщины и мужчины будто тянулись к нему — как растения тянутся к солнечному свету. Он всегда находил точное слово, удачный комплимент, хорошую шутку, а когда ей начинало казаться, что он забыл про нее, он перехватывал ее взгляд и по-особенному улыбался, давая понять, что они вместе.