Мой истинный враг - Крис Карвер

плакать. Она тысячу раз видела плачущих одноклассниц и однокурсниц и может с уверенностью сказать – некоторые просто прекрасны, когда роняют слезы. Эстер же плачет так, что хочется пойти и зарыться под землю, лишь бы не видеть. Не потому что это мерзко, а потому что… Просто, чтобы не видеть.

Ребекка сжимает кулаки и чувствует, как в горле застревает ком.

– Может, ты не так его поняла?

Все отходит на второй план.

Вдруг.

Лакросс, разговор с Бреттом, планы, желанная победа. Становится вдруг совершенно нас-рать, когда она сидит тут и раздражает своими слезами, глупая. Глупая. Нашла из-за кого, дурочка…

Экран ее телефона оказывается прямо у Ребекки перед лицом.

Она читает это и чувствует себя просто отвратительно. Не человеком. Потому что люди не испытывают такой жажды чьей-то смерти. Она хочет, чтобы Бретт сдох, ведь он не просто бросает Эстер, он говорит, что задница Мии гораздо аппетитнее. А дальше идут подробности, почему именно.

Это мерзко до такой степени, что хочется блевать.

Ребекка берет себя в руки лишь потому, что уверена – еще секунда, и ее накроет панической атакой, а это сейчас вот вообще не к месту.

Закусывает щеку изнутри, сжимает кулаки и спрашивает настолько спокойно, что сама себе удивлена:

– А разве у тебя нет способностей, благодаря которым ты можешь надрать его наглую высокомерную жопу перед всей школой?

Эстер мотает головой и, кажется, немного успокаивается. По крайней мере, утирает щеки, и они больше не намокают в мгновение ока.

– Мы не бьем людей.

– А некоторых бы стоило.

– Если бы альфа позволила, то твою задницу я надрала бы первой!

Ребекка пятится.

– Подожди, что?

– Что слышала. Ты не человек, Ребекка, ты робот.

Она хватает телефон и идет в сторону своей машины. Ребекка смотрит на кучку оставленных ею грязных салфеток на скамейке и чувствует себя так же – черным разводом от туши на дешевой бумаге.

Глава 17

Мэтт отвозит Филипа в больницу с утра и внезапно встречает Рози в коридоре. Она не выглядит так, словно собирается работать сегодня.

– Эй, Рози, эм. Вау.

Она останавливается и смотрит взволнованно. Обтянутая платьем грудь вздымается, будто она бежала. Мэтт на секунду засматривается на стройные ноги в высоких туфлях, на ткань платья, что сидит на ней, как влитое…

Наверное, если бы не Ребекка, он попытал бы счастье с Рози снова.

Если бы. Не. Ребекка.

Если бы не Ребекка, Мэтт вообще много где попытал бы счастье – попробовал бы жить нормально, а не существовать. Почему нет?

Рози приглаживает подол платья и нервно заправляет прядь волос за ухо.

– Я выгляжу глупо?

Мэтт смотрит на неё удивлённо:

– Глупо? Вообще-то, ты прекрасна.

– Правда? Чёрт, у меня свидание, и я волнуюсь так сильно, что сейчас в шаге от того, чтобы отменить все!

Она тараторит, и Мэтт вдруг слышит свой смех словно со стороны – это так странно после всего что произошло. Он сто лет не смеялся по-настоящему.

А еще она напоминает ему его Рози – девчонку, которая смущалась всего на свете и краснела, когда ей делали комплимент.

– Даже не смей…

Рози оглядывается по сторонам и шепчет, чтобы никто не услышал:

– Он бывший пациент.

Мэтт сдерживает смех и максимально реалистично изображает испуг:

– Ужас, – шипит он. – Тебя же посадят.

В глазах Рози первобытный страх:

– Как это?

– Боже, я шучу. Какая разница в том, что он пациент, к черту. Ты красивая, иди и заставь его сидеть весь завтрак в тесных брюках.

Рози толкает его в бок, смеётся и, кажется, расслабляется.

– А как у тебя дела, Мэтт? – она проводит ладонью по его плечу, словно чувствует, что задевает самый больной нерв. – Как та девушка?

Мэтт вздыхает и смотрит по сторонам, пытаясь зацепиться взглядом хоть за что-то.

– Я… У нас все плохо.

– Боже.

– Да, знаешь… Последняя попытка поговорить провалилась, и я просто…

Он растирает лицо ладонями. Рози еще раз гладит его по руке и спрашивает осторожно:

– Ты ведь еще будешь здесь сегодня? Я бы хотела поговорить подольше, и если я достаточно быстро разочарую своего спутника, то у нас будет полно времени на разговоры.

Мэтт стонет.

– Что с твоей самооценкой, Рози?!

– А с твоей что?! Мэтт, ты же… Посмотри на себя. Посмотри вокруг, люди любого пола и возраста с тебя глаз не сводят, так почему же ты позволяешь причинять тебе такую боль?

Он не знает ответа на этот вопрос.

Не то чтобы он считал себя настолько привлекательным, но он никогда еще не сталкивался с таким равнодушием и такой ненавистью. И, что самое ужасное – он никогда еще не испытывал таких сильных чувств к кому-либо.

– Наверное, все дело в том, что я… Я… – слова застревают в горле – они правдивые, но их так невыносимо тяжело произносить. – Я ее люблю.

– Ох, Мэтт, – она опускает ладони на его плечи и сжимает с силой. Давит и встряхивает, будто пытаясь вырвать, вытащить из той глубокой ямы, в которую он сам себя загнал. – Тогда ты должен сделать еще одну попытку. А потом еще одну. И еще. Пока дело не сдвинется с мертвой точки, ты понимаешь меня?

Ее глаза такие чистые, а голос теплый, обволакивающий и искренний.

Заслужил ли он такую искренность и теплоту к себе? Ребекка бы сказал, что нет – не заслужил. Рози же считает иначе, и неважно, что сейчас нового Мэтта она почти не знает – отчего-то ее слова поддевают что-то внутри, дарят силы и мотивацию. И пусть это продлится совсем недолго, но он верит в то, что еще есть шанс – крошечный, едва заметный, это почти иголка в стоге других иголок, но, черт побери, он есть.

* * *

Ребекка проскальзывает в кабинет за десять минут до звонка. Другой препод бы отчитал ее или наорал, но историку совершенно насрать. Ребекка мечтает однажды стать такой же, как он. Ходить в очках, занимающих половину лица, и чихать на то, что вообще-то он должен здесь кого-то чему-то учить. Он продолжает бубнить, периодически зевая, поэтому, когда Дэн оборачивается, по его уставшему от скуки лицу Ребекка понимает, что ничего не упустила. Вообще. Даже приобрела, наверное.

– У тебя кровь на кулаках, – спокойно говорит друг. Ребекка рада, что это Дэн, а не Эмма или Тим, иначе пришлось бы выслушивать мамочкины причитания или тупые вопросы.

Она трет костяшки краем рукава и поглядывает на Дэна, который, даже если и испытывает любопытство, никак этого не показывает. Это то,