Пустыня (СИ) - Щепетнёв Василий

Побеждает американская программа «Chess».

Нашему читателю объясняют, что программе Ботвинника, гроссмейстеру, делать среди программ, игравших в силу первого разряда, максимум — кандидата в мастера делать просто нечего. Ну, и она совсем немножечко неготовая. А неофициально отсутствие «Пионера» (так после многих лет работы окрестили программу) есть следствие его невероятной ценности, а, следовательно, и секретности. Нельзя вывозить код на вражеский Запад!

Время шло. Появились специализированные шахматные компьютеры, выполненные в виде шахматной доски, игравшие в силу третьего или второго разряда. А на больших и дорогих ЭВМ программа «Chess» выиграл партию у шахматного мастера Леви, проиграв, впрочем, матч.

Лаборатория Ботвинника работает день за днём.

Деньги выделяются солидные.

1982 год: комитетом по науке и технике выделено дополнительно шестьсот тысяч рублей на машинное время, 1985 год — еще шестьсот тысяч рублей, кроме того, поступают гранты из-за границы.

1987 год: «нужно написать подпрограмму составления цепочек».

На Западе программы пишут для персоналок.

1989 год: «надо сделать более экономный вариант программы»

1991 год: Ботвинник получает звание «Заслуженный деятель науки и техники РСФСР».

«Пионер» делать не будем. Будем на его основе делать другую программу, «СНЕSS COMPUTER SAPIENS»

1994 год. На интеловском турнире с хорошими призами чемпион мира Гарри Каспаров проиграл программе «Гениус» и выбыл из борьбы. Программа была установлена на персоналке с процессором «Пентиум-90». И программу, и персоналку мог купить любой желающий.

1995 год: в возрасте восьмидесяти трех лет умирает Михаил Ботвинник. Проект создания шахматной программы закрывается, да и не до научных шахмат в бурные девяностые годы.

Итак, что в сухом остатке?

А ничего. То есть совсем ничего.

Десятилетиями люди ходили на работу с восьми до пяти, писали научные статьи, защищали диссертации, народу же обещали: скоро, скоро, скоро… ещё немножко, чуть-чуть…

И за это время программа не сыграла ни одной партии.

Повторю капсом: СОЗДАВАЕМАЯ ДЕСЯТИЛЕТИЯМИ ШАХМАТНАЯ ПРОГРАММА, НА КОТОРУЮ УШЛИ ГОСУДАРСТВЕННЫЕ МИЛЛИОНЫ, НЕ СЫГРАЛА НИ ОДНОЙ ПАРТИИ.

Как? Почему? Обыкновенно объясняют так: Ботвинника подвели плохие подчиненные. Или не было в СССР хороших ЭВМ. Или он просто настолько опередил время, что мы не в состоянии понять величие замысла.

И так далее, и так далее.

Моя версия такова.

Ботвинник был умным, упорным, целеустремленным человеком, стремящимся любой ценой достичь поставленной цели.

Он её и достиг. Только целью Михаила Моисеевича был не результат, а процесс. Результат — ничто, процесс — всё. Десятилетиями он заведовал лабораторией, руководил подчиненными, получал замечательную по советским меркам зарплату, выступал на ученых советах, в прессе, на лекциях, выезжал в загранкомандировки, пользовался всеобщим вниманием и уважением. Это и была его цель.

Остап Бендер изображал из себя художника два дня, написал для тиражной комиссии плакат, после чего его раскусили и выбросили с парохода.

Михаил Ботвинник изображал из себя создателя Великой Шахматной Программы десятилетиями. Программы, которая никогда не играла.

Это нужно уметь.

Ну гений, гений, гений…

Глава 14

14

31 мая 1976 года, понедельник

О пользе радио

Шейх Дахир Саид Дилани в сомнении. Уж больно ладно идет у нас дело с арабским языком. И с Кораном тоже.

Я и сам удивляюсь. Нет, понятно, индивидуальное обучение, приемы эффективного мышления, полная сосредоточенность, ясное, незатуманенное сознание, погружение в среду — это все большое подспорье. Плюс музыкальность, Коран — это ведь ещё и музыка. Но всё равно, ощущение, будто не учу, а вспоминаю. Языковое дежа вю.

Сегодня шейх пригласил меня в мечеть.

Посетили. Не осрамился, нет. Малое омовение совершил на автомате, «именем Бога, милость Которого безгранична и вечна», будто делал его прежде тысячу раз.

А вдруг и в самом деле делал?

Вот шейх, верно, и думает, что я чижик засланный. Если и не мусульманин, то обучался походить на мусульманина. Где обучался? Ну, понятно где, в спецшколе Кей Джи Би.

Да только во-первых, биография моя, по крайней мере, с восемнадцати лет, известна любому, кто заинтересуется. Студент, композитор, шахматист, редактор журнала. А во-вторых, зачем бы мне скрывать знакомство с исламом?

Нет, это объясняется тем, что шейх — великий учитель. Ну, а я — способный ученик, чего уж скромничать.

В мечети я прислушивался к себе: может, я и правоверный? Нет, непохоже. Я комсомолец, следовательно, атеист. А до комсомольца был пионером, тоже атеистом. А до пионера — октябренком со звездочкой. Какой уж тут ислам…

В мечети был прохладно. Никаких кондиционеров, просто — прохладно. А теперь я возвращался в отель по пеклу. В тени, может, и сорок пять, но тень поди, найди. И шел я перебежками, от тени к тени. А на солнце — вынеси сковородку и жарь яичницу безо всякого огня.

Только нет у меня сковородки.

Пришёл в отель за час до начала тура. Успел и освежиться, и морально подготовиться к игре.

Играть сегодня мне с Карповым. И я помнил приказ непростого старичка: играть на ничью. Я все время об этом помнил. Почему именно ничью? Опасение, что я проиграю невозвращенцу? Ну, даже если и проиграю, что с того? А если выиграю?

И чем больше я думал, тем больше утверждался в мысли, что старичок предостерегал меня от выигрыша. Не хотел он, чтобы я выигрывал у Карпова.

Может, он за него болеет? Старичок за Карпова? А что, ничто человеческое никому не чуждо. Кардинал Ришелье, говорят, кошек любил, специального человечка завел, чтобы кошечек кормил-поил-обихаживал.

Или старичок выстроил какую-то хитрую интригу, которая мне неизвестна, и по его, старичка, замыслу, Карпов должен оставаться непобежденным, во всяком случае, на этом этапе?

Не нужно гадать. Нужно выполнять приказы. А старичок именно отдал приказ, в этом-то никаких сомнений нет. Приказ есть приказ.

А вот Карпов, он-то согласен играть на ничью?

Не сыграешь — не узнаешь.

Играя белыми, Карпов пошел в шотландскую партию. Дебют интересный, дебют рискованный, мушкетерский, но — изучен вдоль и поперек. Ну, так считается. При желании черные, избегая осложнений, могут добиться равной игры, и я добился. Правда, шансов на контратаку у меня тоже не было, и потому на тридцать шестом ходу на доске стояла ничья. Битая. И мы её зафиксировали.

Что ж, позади девять туров. Две ничьи, шесть побед и одна партия, с Андерсеном, перенесена. Это немного раздражает, перенесенная партия, но только немного. Как мелкий камушек в ботинке.

Девять туров из тридцати — менее трети дистанции. Нужно экономить силы. Вот мы с Анатолием сегодня и экономили, да.

И опять легкий средиземноморский ужин, потом музицирование в присутствии слушателей (что тоже немного раздражает, то ли дело Лас-Вегас), потом обмен мнениями: мы, русская фракция, о шахматах не говорим инстинктивно, всё больше о литературе, о кино, о космических исследованиях — ну, о чём обыкновенно говорят советские люди вдали от Родины.

В половине восьмого мы разошлись. Общения понемножку, а то озвереем.

В номере я включил преданный «Грюндиг». Би-би-си сообщило, что в Москве проходит экстренное заседание Политбюро ЦК КПСС. В десять часов по московскому времени будет передано правительственное сообщение.

Однако!

Правительственные сообщения так запросто не передают.

Я стал бегать по волнам, искать нашу радиостанцию. Нашёл, «Маяк». Игралась музыка, но не печальная, не траурная, а вполне жизнеутверждающая. И каждые пять минут сообщали, что в ближайшее время будет передано важное правительственное сообщение.

Я приглушил приёмник, и отправился к русской секции. К Карпову и Спасскому. Сначала к Карпову.