Камрань, или Невыдуманные приключения подводников во Вьетнаме - Юрий Николаевич Крутских

температуру, пульс, поковырялся в голове на предмет паразитов и даже постучал молоточком, как это водится, по коленкам. В довершение подробно расспросил, не было ли в семье лиц, злостно страдающих энурезом, не случался ли с кем-нибудь из близких родственников ящур, и, изобразив нешуточную озабоченность, принял единственно верное решение:

— Сюда лечь, штаны снять! А ну быстро давай задницу, нечего тут глаза пучить! Латентно-сегментарная апперцепция, осложнённая диарейно-диксурсоидной поликалией! Это тебе не шуточки! Молодец, что сразу пришёл, завтра бы уже поздно было! Да быстрее ты, пошевеливайся, холера дохлая!

Клизма очутилась в нужном месте так быстро, что пациент не успел пикнуть и даже сказать «ой!». Не успел он опомниться, как оказался заправленным под завязку, да так, что даже в горле забулькало. Таким образом, помощь была оказана вовремя, прямо-таки молниеносно. Спасибо доктору и его универсальному методу излечения случаев махрового шлангизма.

19

Вова Рожкин и замполит

Когда Рожкин осторожно, чтобы не расплескать своё богатое внутреннее содержимое, слез с койки, он понял, что влип. Нет, вы не подумайте, что с ним сразу же произошло что-то нехорошее. Просто после процедуры наконец-то включились мозги, и резко пришло понимание, что дело его дрянь. Когда лодка стоит у пирса (а именно так и было), на борту закрыты все гальюны. По нужде приходится бегать либо на торец пирса, либо — в особых случаях — в пятиочковый туалет типа «сортир», метрах в трёхстах на берегу. Еще какое-то время Рожкин мог, хоть и с трудом, контролировать ситуацию, но времени оставалось всё меньше и меньше. Потому, не теряя зря драгоценных секунд, он, даже не поблагодарив доктора, стартанул из отсека. Да так резко стартанул, что оставил на полу каблук от ботинка. Доктор повертел его и положил в тумбочку, авось в хозяйстве когда пригодится.

Вполне возможно, что Рожкина бы и пронесло, как его более удачливых предшественников. Возможно, он успел бы донести себя и всё своё дерьмо туда, где им было самое место находиться. Но, как мы уже знаем, день этот оказался для Рожкина не совсем удачным.

Выскочив в центральный пост, он чуть не убил дверью замполита. Тот стоял возле входа в отсек и вот уже битый час доставал штурмана каким-то очередным своим бредом. Когда зама со всего маху огрела железная дверь, штурман, шепча слова благодарности тому, кто это сделал, поспешил незаметно скрыться, а замполит, быстро повернувшись, тут же, на свою беду, узрел новую жертву. Почему «на свою беду» — станет ясно позднее.

— А вот и Рожкин собственной персоной к нам пожаловали! — радостно воскликнул зам, потирая ушибленное место и расплываясь в сладчайшей улыбке. — А боевой листок Вы, уважаемый, написали? Я, кажется, ещё на прошлой неделе задание давал! Вы что, комсомольские поручения игнорируете? — продолжал зам, устраивая поудобнее свой зад на вертящейся табуретке, с явным настроем на продолжительную беседу. — Я слушаю Вас, Рожкин! Что скажете?

Рожкин стоит, пучит глаза, с ноги на ногу переминается, сказать ничего не может и уж чуть было не взлетает. А зам оседлал конька, разошёлся и знай своё гнёт:

— Нет, Вы скажите мне, Рожкин! Для Вас что, заместитель командира корабля по политической части — пустое место? Вам наплевать, какие итоги покажет ваше подразделение в социалистическом соревновании? А может быть, Вам…

И тут Рожкин не выдерживает. Ни слова не говоря, он поворачивается к заму спиной, в два прыжка достигает трапа и судорожно начинает карабкаться наверх. От такой наглости замполит несколько опешил, растерялся, но ненадолго. С криком «Рожкин, стоять! Я Вас ещё не отпускал!» он тут же решительно кинулся вслед за беглецом в шахту рубочного люка.

И это было его роковой ошибкой.

Очутившись на вертикальном трапе и даже успев сделать несколько поступательных движений, зам вдруг остановился. Сверху раздался характерный звук, на голову что-то закапало, затем тоненько полилось, и вокруг явственно запахло туалетом. Ничего не понимая, зам поднял голову и… Лучше бы он этого не делал!

— Аа-а-а… Рож-ж-жкин!!! Мать твою!!! Су-ука!!! — только и успел взвизгнуть зам, слетая вниз с трапа. Звучно шмякнувшись на пайолы, он суетливо отполз из-под шахты люка в сторону, матерясь и истерично причитая.

— Какого чёрта? Ублюдок!!! Тварь!!! Да я тебя… Да ты мне!.. — разорялся зам, истекая на палубу зловонной жижей, безуспешно пытаясь разлепить глаза. Надо сказать, что на моей памяти это был первый случай, когда зам решил обратиться к подчинённому не вычурно-официально на «Вы», а по-свойски, на «ты».

Что было дальше? Да сплошное расстройство, если честно! Негодяй Рожкин, таким образом оконфузившись, куда-то моментально исчез. Его пахучие следы растеклись по полу в ограждении рубки и на палубе, суетливой строчкой миновали пирс, затем по кратчайшему пути пересекли плац и безнадёжно потерялись в зарослях ближайшего кустарника.

Замполит, безбожно матерясь (чего с ним также сроду не бывало) и проклиная всё на свете, побрёл к себе в каюту, сослепу натыкаясь на переборки. В каюте он, кряхтя и разражаясь то и дело неудержимыми потоками брани, переоделся, кое-как обтёрся, вылил на голову флакон «Шипра» и, благоухая непостижимой смесью ароматов, с набитой сумкой через плечо убыл в неизвестном направлении.

Доктор, предвидя возможные в скором времени осложнения со сходом на берег, также вовремя улизнул. Может, этим бы всё и закончилось. Вахта быстро бы всё замыла, затёрла, спрыснула одеколоном, и круг пострадавших ограничился бы непосредственными участниками происшествия. Возможно, так бы оно и было, но тут на корабль совершенно не вовремя прибыл командир, и изначально узкий круг пострадавших весьма ощутимо расширился — до размеров всего экипажа.

Трагизм ситуации усугублял тот факт, что никто на лодке так и не знал, что же произошло. Трое основных действующих лиц: доктор, Рожкин и замполит, как мы помним, скоропостижно покинули корабль, не удосужившись (по понятным причинам) никому ничего объяснить. Вахтенный центрального поста, наблюдавший инцидент со стороны, в ответ на вопросы дежурного по кораблю «откуда говном прёт?» и «что произошло?» нёс какую-то околесицу. Поэтому когда дежурному доложили сверху, что на пирсе появился командир и движется в направлении лодки, тот, стоя в глубокой задумчивости посреди загаженного отсека, мягко говоря, несколько растерялся.

Командир же, едва очутившись в узком лабиринте ограждения рубки, тут же унюхал специфический аромат и даже кое-куда вляпался. Подоспевший дежурный (слава богу, им в этот день был не я), волнуясь и запинаясь, попытался изобразить доклад по всей форме, но вышло у него приблизительно следующее:

— Происшествий, товарищ командир, никаких нет, личный состав занимается боевой подготовкой по плану мероприятий.