Ужасный век. Том I - Андрей Миллер

Охранник как раз объявил о приходе Ржавого Капитана. Валид скривил лицо, выразив презрение к прозвищу, которое сам не употреблял. Визирь жестом дал понять: готов к аудиенции. Двери тут были достаточно высоки, чтобы капитану не пришлось сгибаться.

Шеймус вошёл без меча, зато в сопровождении кудрявого офицера, который показался Джамалутдин-паше слишком пьяным, и двоих отлично вооружённых наёмников.

— Вы ранены, капитан?

Глупый, конечно, вопрос. Шеймус выглядел куда хуже, чем в первую встречу. Лицо побледнело, бесчисленные пятна и веснушки на нём казались почти чёрными.

— Немного, но это не беда. Зато ваш полководец целёхонек.

Валид промолчал, хоть наверняка и не без труда: визирь оценил это.

— Мне доложили, что Камаль-бей скончался, да воздадут ему демоны Амоама за грехи пред всевеликим Иамом и славным халифом. Также я знаю, что опознаны трупы троих старших сыновей негодяя, а вы убили в поединке четвёртого. Позвольте поздравить с победой, капитан. Воистину, Иам сегодня был милостив и явил благосклонность к правому делу.

— Благодарю. Но это не тот поединок, которым я буду гордиться.

— Тут воля ваша, я нисколько не смею посягать на неё. Каждый достойный воин — хозяин собственной славы. А что касается других новостей, то я…

Закончить фразу Джамалутдин-паша не успел, потому что предмет разговора появился перед ним. Увидеть Исхилу-Камаль визирь не ожидал: по крайней мере, увидеть живой. А сама женщина, конечно, встрече рада не была. Обошлось без положенных в их кругу приветствий.

— Вы не потрудитесь объяснить?..

— О, это труда не составит, Джамалутдин-паша. Я исполнил то, что было приказано: взял город. При этом погибли Камаль и его взрослые сыновья, а прочие мятежники сложили оружие. Затем мы обнаружили во дворце госпожу Исхилу-Камаль, которую я вам с радостью передаю. Точно так же, как передам всех пленных вашим людям. Надеюсь, об этом Валид ар-Гасан позаботится?

У визиря не сложилось ощущения, что пару дней назад приказ был отдан недостаточно чётко. Или всё же был?.. В любом случае, давить на капитана он не стал: имелся вопрос поострее. Настолько острый, что порезаться недолго.

— Полагаю, что этот вопрос, при всей его важности, вполне возможно обсудить несколько позже. Но где же Фарид, младший сын подлого предателя? О нём я до сих пор ничего не слышал. Весьма обеспокоен загадочностью этой ситуации — и всецело надеюсь, что вы немедленно развеете туман.

Шеймус вместо этого лишь развёл руками.

— Не знаю. Во дворце его не нашлось, о розыске по городу я распорядился. Его ищут. Полагаю, что ускорить события можно лишь одним способом: спросить о местонахождении Фарида у его матери.

Визирь отложил мундштук. Смеются над ним тут, что ли? Впрочем, если смотреть на вопрос, так сказать, формально… Шеймус предложил вполне логичный шаг. Допустим…

— И где же Фарид?

— Оставьте в покое моего Фарида. Он всего лишь мальчик.

— Боюсь, вы сами превосходно понимаете: мы никак не можем поступить подобным образом, даже если бы желали того. Даже повели сие всевеликий Иам, нам пришлось бы отяготить души тяжким грехом ослушания.

— Почему же?

Исхила-Камаль пыталась произнести эти слова саркастически, но голос заметно дрогнул. Визирь задумался — как простую, понятную, но весьма прискорбную причину можно облечь в более-менее мягкие слова. Валид же быстро сформулировал её по-своему: грубо, но точно.

— Потому, женщина, что мальчики вырастают.

Визирь опять слишком долго размышлял, что и как именно должен сказать. Теперь прежде него заговорил Шеймус.

— Если позволите, я бы уклонился от дискуссии о мальчиках. Чувствую себя дурно, да ещё и ряд насущных вопросов требует моего внимания. Прошу, визирь, вашего разрешения удалиться. Я уверен: госпоже прекрасно известно, где находится её сын.

— Я ничего вам об этом не скажу.

— Госпожа себя переоценивает. — по позе Шеймуса было видно: он действительно собирается уйти, едва договорит. — Не думаю, что у вас с ней возникнут большие затруднения. Кстати! Не исключено, что в городе жив ещё кто-то, также обладающий информацией, но менее упрямый. Увы, мне тяжело вот так сразу вникнуть в местные взаимоотношения.

Визирь прямо кожей чувствовал: сидящий рядом Валид ар-Гасан закипает. С Висельником и его людьми Валид не ладил давно — не только из-за событий в Рачтонге. Предводитель Святого Воинства считал манеру общения наёмников недопустимой. Джамалутдин-паша понимал теперь, почему — однако рассчитывал не допустить конфликта.

— Капитан. Я боюсь, что более важного вопроса, чем поиски Фарида, у нас с вами сейчас нет. Так что увы, но в вашей просьбе я вынужден отказать, хоть превосходно понимаю: храбро и умело сражавшемуся весь день человеку необходим заслуженный отдых. Я сам желал бы посвятить этот вечер иным занятиям, приятным для души и тела, но вынужден заботиться об исполнении воли халифа, да будут долгими годы его славного правления.

— Фарид найдётся. Куда ему деваться из Фадла? А уж если мальчик ускользнул сквозь осаду, то вопросы стоит задавать кому-то, весь день находившемуся за стенами. Не так ли, Валид? Ну а мать Фарида здесь, для беседы любого рода она совершенно свободна. Уверен, визирь: при вас имеются люди, умеющие говорить с пленниками. Подход отыщется.

Визирь был разочарован этими словами.

— Вы напрасно тратите наше время, капитан.

Валид ар-Гасан опять вмешался в разговор:

— Ты должен заняться этим сам! Приказ был простым: бросить к ногам визиря головы предателей. Голов пока недостаточно. Не хватает двух.

Валид умел не только грозно смотреть и громко говорить. В каждом конце страны знали: когда речь о воле Иама и воле халифа, этот человек шуток не шутит.

Поэтому Джамалутдину-паше стало даже интересно взглянуть, кто из двух воинов спасует — или же каким образом сохранят лицо оба. Если ржавеет железное, то Валид подобен скале. Вредное любопытство, весьма вредное — но уж такими Иам сотворил людей...

— Головы Фарида здесь в любом случае нет. Нравится тебе это, Валид, или не нравится… Но так вышло. А с другой головой разбирайся сам.

— Уж не о своей ли ты голове?

Визирь заметил перемену в капитане. Тот прежде вроде как дерзил — но вроде и был вежлив. И спокоен. Казался усталым. Теперь же словно заговорил не сам наёмник, а нечто, спрятанное под проржавевшей оболочкой. Жившее в одном теле с человеком, который произвёл на визиря такое хорошее впечатление при знакомстве. Как монету перевернули.

— Моя голова крепко приделана к шее, Валид: за сорок лет даже не