Я тебе изменяю - Амелия Борн

– Ерунда, – отрезала она. – Расскажи лучше, как ты? Почему здесь оказался? Как Людмила? – засыпала она вопросами Рудольфа.

Тот едва заметно поморщился. Было видно, что какой-то из вопросов пришелся ему не по душе.

– Моторчик барахлит. – Он слегка похлопал себя по груди с левой стороны. – С того дня, как Людочки не стало, ложусь сюда уже в третий раз.

Римма охнула и прикрыла рот ладонью.

– Господи! Людмилы больше нет? Как же так, Рудик?

Они помолчали, каждый думая о своем. Признаться честно, Римма завидовала тогда, четверть века назад, жене Рудольфа. Бессознательно, ведь она совсем не собиралась создавать новую семью после смерти мужа. Да и вообще завязывать никаких отношений. Но то, какой красивой и влюбленной парой были тогда Рудольф и Людмила, изрядно пошатнуло уверенность Риммы в том, что она должна быть одна до конца своих дней.

– А ты? Как сложилась жизнь у тебя? – с каким-то удивительным чувством, явственно прозвучавшем в голосе, спросил Рудик.

– У меня все хорошо, – соврала Римма, чуть отвернув лицо.

Казалось, Рудольф был способен прочитать по нему если не все, то как минимум неправду.

– Глеб женился. У него… сын. И жена. Оля.

Удивительно, но сейчас произносить имя невестки было легко и просто. Даже мелькнула мысль, что если бы она промолчала и не рассказала про Ольгу, ей самой стало бы не по себе. Она ведь тоже была частью их семьи. Но полноценно осознала это Римма только сейчас.

– Ты такая счастливая, Римма, – улыбнулся Рудольф. – Очень счастливая.

Общение вновь наполнила тишина. Они с Рудиком просто сидели бок о бок на диване в больничном коридоре и каждый думал о своем. Но обоим было хорошо и уютно в данный момент.

Ровно до того, как Рудольф неожиданно сказал:

– А я ведь тогда, двадцать с лишним лет назад, так сильно восхищался тобой, что позови ты меня за собой, я бы, пожалуй, крепко задумался о том, не изменить ли кардинально свою жизнь…

Римма вскинула брови и повернулась к Рудику. Ее сердце забилось так быстро, что, того и гляди, могло вновь привести к пребыванию в реанимации.

– Что ты такое говоришь, Рудольф? – прошептала Римма, чувствуя, как к щекам приливает кровь.

– Правду, – тут же с готовностью откликнулся Рудик.

Римма Феликсовна вскочила с такой прытью, что если бы это видел врач, наверняка уже или отругал бы ее, или выписал.

– Я пойду, Рудольф, – сказала Римма строгим голосом, при этом испытывая такой сонм ощущений, будоражащих кровь, что ей оставалось лишь удивляться самой себе.

– Я обидел тебя? – всполошился Рудик, но Римма, помотав головой, попыталась растянуть губы в улыбке и закончить уже этот разговор, который начал тяготить.

– Нет, что ты, – махнула она рукой и натянуто рассмеялась. – Мне просто нужно… на процедуры, – соврала Рудольфу вновь и, удалившись быстрым шагом, смогла выдохнуть спокойно только когда за ней закрылась дверь палаты.

– Привет.

Глеб появился на пороге квартиры – точный, как часы. Ровно в семь вечера, как и предупреждал меня об этом днем.

– Привет. Тео в гостиной, с мамой.

Я уже развернулась, чтобы уйти и вернуться к тому, чем была занята до его прихода – к работе, но Глеб вдруг меня остановил.

– Подожди, Оль… я тут захватил кое-что.

Опустив взгляд, я не без удивления увидела у него в руках пакет с продуктами.

– Мы не голодаем, Ланской, – заметила прохладным тоном.

– Я и не думал… просто заметил вчера, что кое-что из любимых вкусняшек Тео заканчивается и решил…

– Ладно. Оставь где-нибудь… не знаю, на столе.

Мы молча прошли на кухню, где я была занята рабочими задачами до прихода мужа. Глеб заботливо разгрузил пакет, без лишних слов разложил все по полкам холодильника и шкафов, и, наконец, безмолвной статуей замер со мной рядом в ожидании.

– Что? – быстро спросила, лишь на секунду оторвав взгляд от ноутбука. – Я же сказала – Тео в…

Пальцы мужа уверенно легли на крышку ноутбука, решительно ее захлопнули, заставляя меня обратить на него все свое внимание.

– Ты что делаешь? – возмутилась я мигом. – У меня там работа…

– Подождет, – твердо отрезал Глеб. – Я, вообще-то, сегодня не к Тео пришел… а к тебе. И это для тебя, кстати.

Ланской выкинул вперед руку, которую до этого держал за спиной, и я растерянно уставилась на небольшой горшочек с фиалками, который он поставил прямо передо мной на стол.

Помнил, значит, что я любила живые цветы – срезанные мне было ужасно жалко. Не забыл и того, что я обожала фиалки…

В сердце кольнуло – зашевелилось внутри что-то почти забытое, тоскливое… Когда он в последний раз приносил мне цветы? Тем более – без повода? Я совершенно не могла этого вспомнить…

– И зачем это все? – поинтересовалась сухо, пытаясь сдержать приятную дрожь, прокатившуюся по телу от этого маленького знака внимания.

Вопрос явно ввел его в ступор.

– Затем, чтобы сделать тебе приятно, – нашелся он с ответом спустя несколько мгновений.

Я откинулась на спинку стула, с вызовом сложила на груди руки…

– И зачем же тебе делать мне приятно?

– Оль, ну ей-Богу! Потому что мне так хочется – это достаточная причина?

– Допустим.

Он с заметным облегчением перевел дыхание.

– А еще я хочу пригласить тебя кое-куда… и отказа не приму.

Я взметнула брови:

– Очень интересно. А если я против, то потащишь меня насильно?

Этот вопрос его смутил, но ненадолго.

– Если понадобится, – последовал хладнокровный ответ в сопровождении хорошо знакомой лукавой улыбки, от которой вновь дрогнуло сердце.

Я с удивлением поймала себя на том, что впервые за последнее время мы общаемся, как нормальные люди. Без агрессии, без желания уколоть или сделать больно…

Это мгновение хотелось схватить за хвост и не отпускать. Задержаться подольше в этом моменте, когда нам снова стало так легко друг с