Адвокат - Джон Гришэм

Спускаясь по лестнице, я думал, что нужно будет приехать за остальными вещами, но ощущение было такое, будто ухожу навсегда.

Клер раскроет шкафы, убедится, что я забрал лишь самое необходимое, опустится в кресло и обронит скупую слезу. А может, выплачется вволю, кто знает. В любом случае мой уход не станет для нее трагедией. Она умеет приспосабливаться к обстоятельствам.

Свобода не вызывала радости.

Похоже, мы оба, Клер и я, проиграли.

Глава 17

Я заперся в кабинете. Воскресенье выдалось более холодным, чем суббота. На мне были плотные вельветовые брюки, толстый свитер и шерстяные носки. Поверх газеты я наблюдал за паром, струящимся от двух чашек кофе на столе. В здании имелась система отопления, но у меня не было ни малейшего желания возиться с ней.

Я тосковал по роскошному кожаному креслу — на роликах, вращающемуся, с подлокотниками и регулируемым наклоном спинки. Я восседал на усовершенствованном складном стуле для пикника, не слишком удобном для менее экстремальных условий. А мне так он вообще казался орудием пытки.

Исцарапанный, шаткий — вот-вот развалится — стол притащили, похоже, из школы, давно закрытой из-за отсутствия учеников: большая коробка с шестью ящиками, выдвинуть из которых можно только четыре.

Клиентам предназначались два складных стула — один черный, другой зеленый невиданного оттенка.

Стены, выкрашенные десятилетия назад, приобрели унылый бледно-желтый цвет, краска кое-где потрескалась и облупилась; с потолка свешивается паутина. Единственное украшение — плакат в рамке, призывающий людей доброй воли принять участие в марше протеста, намеченном на март 1988 года.

Дубовый пол изрядно обшарпан. В углу рядом с мусорной корзиной облезлая щетка — вежливый намек на самообслуживание.

О, сколь многие первые стали последними! Увидь меня дорогой братец Уорнер здесь, в воскресенье, дрожащим от холода, за убогим столом, запертым на ключ из опасения быть ограбленным клиентом, он разразился бы проклятиями столь изысканно-образными, что ценитель словесности не преминул бы запечатлеть их на скрижалях истории.

Богатое воображение не позволило мне представить реакцию родителей. А ведь очень скоро придется позвонить им и нанести двойной удар: я поменял работу и жилье.

Громкий стук в дверь заставил меня уронить газету. Неужто лихие люди прознали о легкой добыче? После серии ударов я осторожно подошел к двери и увидел сквозь решетки и толстое стекло знакомую фигуру.

Барри Нуццо сгорал от нетерпения быстрее очутиться в относительной безопасности. После продолжительной возни с засовами и замками я впустил его.

— Ну и нора! — Пока я запирал дверь, он успел осмотреться.

— Оригинально, правда?

Что крылось за неожиданным визитом?

— Настоящая дырка в заднице.

Медленно стягивая перчатки, Барри обогнул стол Софии Мендоса, стараясь не обрушить гору папок.

— Зато почти нет накладных расходов, — похвастал я. — Все денежки текут прямо в карман.

Мы частенько подшучивали над компаньонами, которые соревновались в роскоши кабинетов, а на еженедельных совещаниях ужасались накладным расходам.

— И ты пришел сюда ради денег? — удивился Барри.

— Ага.

— Ты сошел с ума.

— Я услышал призыв свыше.

— Галлюцинации?

— Ты явился поставить диагноз?

— Я разговаривал с Клер.

— Что она сказала?

— Что ты переехал.

— Это правда. Мы разводимся.

— Откуда у тебя синяки?

— Подушка безопасности.

— Ах да, я забыл. Кажется, немного погнулся бампер.

— Самую малость.

Барри повесил было пальто на спинку стула и снова оделся.

— Низкие накладные расходы за счет неуплаты за отопление?

— Бывает, но не чаще чем раз в месяц.

Он прошелся вдоль стен, заглядывая в каморки.

— На чьи деньги существует контора?

— Есть некий фонд.

— И дела идут под гору?

— Да, с бешеной скоростью.

— Как ты нашел это местечко?

— Мистер входил в число клиентов. Здесь работают те, кто представлял его интересы.

— Бедняга Мистер. — Барри обвел взглядом стены. — Как ты думаешь, он пошел бы на убийство?

— Нет. Его просто никто не хотел слушать. Обычный бездомный, которому очень хотелось быть услышанным.

— А тебе не приходило в голову броситься на него?

— Я собирался только вырвать пистолет и пристрелить Рафтера.

— Жаль, не получилось.

— Надеюсь, еще повезет.

— Кофе есть?

— Найдется. Садись.

Ни к чему было Барри тащиться вслед за мной — кухня оставляла желать лучшего.

Я вымыл кружку, налил кофе и пригласил Барри в свой кабинет.

— Недурственно, — заметил он с порога.

— Вот отсюда и ведется стрельба по самым трудным мишеням, — с гордостью сообщил я.

Мы уселись за стол, друг напротив друга. Стулья скрипнули в попытке сложиться навек.

— И ты именно об этом мечтал, когда учился?

— Я не помню учебы. В моей подбивке слишком много часов.

Наши взгляды наконец встретились. В глазах у Барри не было ни смешинки. Шутки кончились. Я подумал о микрофоне. Если они Гектора вынудили прихватить «жучок», то могли и Барри. Естественно, он отказывался, но под давлением сдался. Я враг.

— Значит, ты пришел сюда в поисках Мистера?

— Похоже.

— И что обнаружил?

— Неужели перед тобой идиот, Барри? Вообще, что происходит? Индейцы окружили бледнолицего? Вы ступили на тропу войны?

В глубокой задумчивости он попробовал кофе.

— Какая гадость, — констатировал.

— Зато горячий.

— Жаль, что у вас с Клер так вышло.

— Спасибо. Забудем.

— Исчезло досье, Майкл. Все говорят о тебе.

— Кто знает, что ты сейчас здесь?

— Моя жена.

— Тебя послала фирма?

— Нет.

Я поверил. Мы приятельствовали семь лет. Для дружбы не хватало времени.

— Так почему говорят только обо мне?

— Ты потребовал у Брэйдена дело насчет выселения Мистера и других; в ночь, когда оно пропало, тебя видели рядом с кабинетом Ченса. Есть основания полагать, что тебе передали ключи, на которые ты не имел права.

— Всё?

— Да. Если не считать отпечатков пальцев.

— Отпечатков? — Я изобразил недоумение.

— Они там повсюду. Дверь, выключатель, стеллаж… Нет никакой ошибки, Майкл. Ты был в офисе Ченса и забрал досье. Что ты собираешься с ним делать?

— А что тебе известно о фактах?

— Мистера выселил клиент нашего отдела недвижимости. Но Мистер был захватчиком. Тронутым. Он ворвался к нам, угрожал оружием. Рядом с тобой просвистела пуля. У тебя не выдержали нервы.

— Всё?

— Так нам сказали.

— Кто?

— Патриархи. В пятницу вечером на стол каждого сотрудника легла служебная записка, где сообщалось о пропаже папки и о том, что главный подозреваемый — ты. Строго-настрого запрещаются всякие контакты с тобой. Я не имею права здесь находиться, Майкл.

— Я никому не скажу.

— Спасибо.

Если Брэйден Ченс установил связь между выселением и смертью Лонти Бертон и ее малышей, то ни при каких условиях не признает своей вины. Даже перед компаньонами. А Барри и вправду искренен. Похоже, он уверен, что папка интересует меня исключительно из-за Девона Харди.

— Ты, собственно, зачем пришел?

— Я твой друг. Творится черт-те что. В пятницу по фирме расхаживали полисмены. Неделю назад были парни из СУОТ, а мы сидели в заложниках. Теперь ты решил прыгнуть в неизвестность. Плюс еще проблемы с Клер. Почему бы не устроить передышку? Давай смотаемся куда-нибудь вместе с женами.

— Куда?

— Не все ли равно? Хоть на острова.

— Что это даст?

— Расслабимся. Поиграем в теннис, покупаемся, отоспимся. Необходима разрядка.

— Платит фирма?

— Плачу я.

— С Клер все кончено, Барри. Ничего не выйдет.

— Поехали вдвоем.

— Тебе запрещено со мной общаться.

— У меня идея. Я поговорю с Артуром. Еще не поздно дать задний ход, Майк. Ты возвращаешь досье, выбрасываешь из памяти все, что вычитал, и фирма тебя прощает. Мы проводим полмесяца на Мауи, потом ты снова поселяешься в родном кабинете.

— Признайся, это они тебя подослали?

— Нет, клянусь.

— Прощай, Барри.

— Погоди. Объяснись.

— Работа юриста предполагает нечто большее, чем подбивка и хорошие деньги. Отчего это нам всем так не терпится стать корпорацией проституток? Я устал продаваться, Барри.

— Ты рассуждаешь как первокурсник.

— Совершенно верно. Мы шли в юриспруденцию, веря, что к высокому поприщу нас толкает судьба. «Юристы победят несправедливость и помогут обществу избавиться от разных болячек». Мы были идеалистами. Почему не стать ими вновь?

— Слишком многое придется кинуть на кон.

— Я никого не призываю под свое знамя. У тебя трое детишек; слава Богу, что мы с Клер не успели завести ни одного. Могу позволить себе подурачиться.