Ромеи и франки в Антиохии, Сирии и Киликии XI–XIII вв. - Брюн Сергей Павлович

Это яростное вытеснение и истребление мусульман, завоевание Сирии и продвижение ромейских армий василевса к самому Иерусалиму дало основание французскому историку Пьеру Виймару, а также некоторым другим исследователям говорить о кампаниях Никифора II Фоки и Иоанна I Цимисхия как о «византийском крестовом походе»[431]. И, несмотря на то, что победоносные походы Иоанна I Цимисхия не привели к перманентным завоеваниям (после внезапной смерти василевса в 976 г. ромеи оставили и Амиду, и Дамаск, и Галилею, и города финикийского побережья), рубежи Ромейской державы уже прочно охватывали Киликию, Кипр и северную Сирию, с Антиохией, Латакией и Марашем. Более того, в правление последующих василевсов, владения империи расширились к югу и востоку. Император Василий II Болгаробойца совершил две краткие кампании в Сирии (в 995 и 999 г.), во всех отношениях «достойные» походов его предшественников, в особенности его отчима — Никифора II Фоки. Вовремя первого похода, 995 г. Василий II освободил осажденный фатимидами Алеппо, после чего повел свою армию на юг, где разорил окрестности Хомса и Рафании, а также предпринял неудачную осаду Триполи. Тогда же он восстановил укрепления Тартуса и оставил там многочисленный гарнизон и переселенцев. Спустя четыре года, в 999 г., император Василий II покорил Шейзар и дотла разорил ливанские города-крепости Масиаф, Рафанию и Арку. Однако вновь, после неудачной осады Триполи, ромейская армия должна была отступить на север — к Антиохии, а затем уйти на зимние квартиры в Киликию. Именно после этой войны халиф Аль-Хаким направил в Константинополь описанное выше посольство Патриарха Ореста Иерусалимского, установившее десятилетний мир между Ромейской державой и Фатимидским халифатом.

Походы Иоанна I Цимисхия и Василия II позволяют выявить некоторые общие тенденции восточной политики ромейских василевсов рубежа X–XI вв. С одной стороны — продолжавшееся расширение владений империи на Востоке, хоть и не столь стремительное, как при Никифоре II Фоке. Василий II смог уже прочно занять Тартус и Шейзар, возвести там новые укрепления и превратить эти города в юго-восточные форпосты Ромейской державы, заселив их ромеями и армянами[432]. С другой стороны, войска василевса безжалостно разоряли те территории, которые ромеи не рассчитывали удержать. К примеру, можно привести описания продвижения армии Василия II Болгаробойцы по сирийским и ливанским землям, из хроники Яхьи Антиохийского: «и пошел на Хисн-Масъят и овладел им также и разрушил его, и двинулся на Рафанию и сжег ее и увел жителей ее в плен. И шел, сжигал, разрушая и полоня, пока не дошел до Хомса, и остановился там»[433]. Бар Эбрей упоминает о том, что взяв Хомс, Василий II «увел оттуда 10.000 душ»[434]. Причем разорению подверглись не только мусульманские, но и христианские поселения. Яхья Антиохийский оставляет упоминание о том, как находившиеся в императорской армии русские и варяжские воины разграбили и сожгли церковь Св. Константина, близ Эмесы: «И укрепились некоторые из жителей в находящейся там церкви св. Константина, считая себя в ней в безопасности. И когда узнали (это) русы из его войска, то они подожгли ее. Была же эта церковь удивительная. И были увезены медь ее и свинец». Недосягаемой целью для ромеев стал богатый и хорошо укрепленный Триполи, остававшийся в руках верных фатимидскому халифу арабов-мусульман, несмотря на продолжавшиеся попытки ромейских василевсов покорить город. Триполи поочередно осаждали императоры Никифор II, Иоанн I Цимисхий, Василий II Болгаробойца (простоявший у стен города более сорока дней)[435], а также дука Дамиан Далассин, поставленный в Антиохии императором Василием II и совершивший две похода на Триполи, в 995 г. и 996 г. соответственно[436]. Невзирая на все попытки ромеев, Триполи непрерывно оставался под арабским правлением — с VII в. (646 г.) и вплоть до взятия города франками в 1109 г., к чему нам еще предстоит обратиться. Такой же недосягаемой целью оставалась Апамея, которую неоднократно осаждали ромейские дуки Антиохии[437].

В то же самое время, ромейские василевсы смогли утвердить свое символическое господство над сирийскими и месопотамскими эмиратами, в частности — над эмиратами Алеппо и Амиды, которые фактически перешли на положение вассалов Ромейской империи. Во время второго сирийского похода императора Василия II (999 г.), вассалом империи себя признал курдский эмир Мумаххид-ал-Даула Абу Мансур-Сайд-ибн-Мерван, правитель оставленной ромеями Амиды (Диарбекира). Невзирая на исповедание ислама, он был включен в число имперских сановников, получив от василевса титулы магистра и дуки. Как об этом писал Яхья Антиохийский: «И прибыл к нему эмир курдов, Мумаххид-ал-Даула Абу Мансур-Сайд-ибн-Мерван, владетель Диарбекира, и наступил на его ковер. И назначил царь его магистром и дукой востока и оказал ему милости и благодеяния и отпустил его обратно в его владения»[438]. Еще большее внимание император Василий Пуделял усилению и сохранению ромейского влияния в Алеппо. Ради удержания в Алеппо верной ромеям арабской династии Хамданидов, Василий II лично прибыл в Сирию с Балкан, пройдя форсированными маршами всю Малую Азию. Фатимидская армия была застигнута врасплох, бросив свой лагерь и большую часть своего конского состава[439]. Причем после этой победы, эмир Алеппо Саид ад-Даула и его влиятельный визир (и будущий эмир) — Лулу аль-Кабир «выступили вперед и принесли клятвы верности царю Василию, и преподнесли ему дары»[440]. Спустя почти тридцать лет, во время очередной войны за Алеппо (между фатимидскими наместниками и сирийским эмиром Салихом ибн Мирдасидом) осажденные в Алеппской цитадели войска «поставили кресты на стенах крепости и кричали "царь, царь Василий, о победоносный"», взывая к защите василевса. Подобные прецеденты неопровержимо свидетельствует о зависимом положении Алеппо перед лицом Ромейской державы. То, что сирийские мусульмане готовы были прибегнуть даже к открытому использованию и символа креста. Согласно «Хронографии» Бар Эбрея, в 1031 г., вскоре после взятия Эдессы, один из сирийских эмиров, Хассан ибн аль-Джаррах «покорился ромеям и повесил кресты на концах своих копий»[441].

Дальнейшее расширение Ромейской державы к востоку возобновилось уже при императоре Романе III Аргире. Сирийский поход самого василевса обернулся бесславной и катастрофической битвой у Азаза, где армия Романа III была разгромлена сравнительно небольшими силами эмира Алеппского Шибла ад-Даулы Насра. Сирийский поход императора Романа III Аргира и битва при Азазе подробно описаны Михаилом Пселлом. По словам Пселла, василевс Роман III «выдумал мнимый предлог для войны с сарацинами, живущими в Келесирии (их столица на местном языке называется Халеб), собрал против них войско, умножил его ряды, изобрел новые боевые порядки, сколотил союзные отряды и набрал пополнение, чтобы одним ударом покончить с врагом». Далее Пселл переходит к описанию самой битвы при Азазе: «Когда он выступил из Антиохии, на холмах неожиданно показался отряд варварских воинов, засевших в засаде по обе стороны дороги. Вооруженные как попало, без доспехов, эти смельчаки боевыми криками и внезапным появлением навели ужас, оглушили наших воинов конным топотом и произвели впечатление огромных полчищ, ибо не двигались сомкнутым строем, а беспорядочно скакали отдельными группами. Они внушили такой страх, внесли такую сумятицу в ряды этого огромного войска итак сломили волю людей, что все, в каком были виде, так и помчались, ни о ком и ни о чем больше не помышляя. Верховые повернули и пустили вскачь коней, остальные, не теряя времени, чтобы оседлать лошадей, отдавали их первому попавшемуся, а сами, кто как мог, искали спасения в беспорядочном бегстве или скитаниях. Случившееся тогда превзошло все ожидания: те, которые благодаря своей воинской выучке и боевым порядкам покорили всю землю и, казалось, были неуязвимы для любых варварских полчищ, не выдержали одного вида врагов (…) Первыми поддались панике телохранители императора, которые бросили самодержца и понеслись без оглядки. И если бы какой-то человек не подсадил его на коня, не подал узду и не велел удирать, может быть, и попал в руки врагов тот, кто надеялся потрясти всю земную твердь. (…) И вот наши в панике удирали, а враги, оказавшись простыми свидетелями своей нежданной победы, стояли в изумлении от такого беспричинного отступления и бегства. Затем, взяв в плен нескольких воинов (…) бросились за добычей. Прежде всего, они сняли царский шатер, который мог бы поспорить с иными из нынешних дворцов, столько в нем было ожерелий, браслетов, венцов, жемчугов и других богатств, всего самого великолепного! Числа этих драгоценностей было не измерить, а красотой не налюбоваться, столько и такой роскоши хранилось в царской палатке. Сначала они сняли шатер, затем собрали и другую добычу и, груженные ею, вернулись к своим товарищам. Это о варварах. А между тем царь, оторвавшись от варварского отряда, поскакал туда, куда помчали его пыл и ноги его коня». Завершая повествование об этом бесславном походе, Пселл приводит историю радостного обретения Романом III брошенной императорской походной иконы, иконы Богоматери Одигитрии, и возвращения остатков армии в Антиохию и Константинополь[442].