Нечаянное зло - Аркадий Горизонтов

— У вас, товарищ майор, собака без хвоста вышла…

— Не успел дорисовать… У лабрадоров он вниз или вверх?

— Обычно вниз. Точно говорю. Мы с мамой все про лабрадоров перечитали. Очень они нам понравились.

День обсуждения авдеевской диссертации у Кирилла Борисовича не задался. Он полночи ворочался с боку на бок от одолевавших его тревожных мыслей, а под утро ему приснился кошмар, главным действующим лицом которого была Эфирова. С горящими бесовщиной глазами, она сыпала Максиму бесконечные замечания, а в финале своего зубодробительного выступления назвала его «случайным в науке человеком», отчего тот едва не расплакался.

Максим встретил научного руководителя в закутке третьего этажа юрфака. Они договорились появиться на кафедре за пять минут до начала заседания. Помимо посторонних ушей и злых языков, оба испытывали психологический дискомфорт. Коллеги избегали их, а если не получалось, общались сухо, ограничиваясь дежурными приветствиями. Хабаров называл кафедральную обстановку «душной», Максим — «токсичной».

На кафедре в центре большого стола расселись рецензенты во главе с Коромысловым, по краям — остальные. Их напряженные лица и натянутые улыбки не предвещали ничего хорошего. Заведующий прятал глаза, зато Эфирова обожгла Хабарова и Максима испепеляющим взглядом.

Александр Петрович объявил повестку: обсуждение диссертации аспиранта Авдеева и выдвижение кандидатуры на должность заведующего кафедрой в связи с истечением срока пребывания в ней профессора Коромыслова.

— То есть меня, — понизив голос, с деланой скромностью проговорил он.

Максим толково доложил и ответил на вопросы. Затем настал черед рецензентов. Первым выступил семидесятилетний доцент Бояринов, назвавший тему работы недостаточно актуальной, а авторские выводы — надуманными. Это был удар под дых Хабарову, рассчитывавшему на его помощь. Как выяснилось, напрасно.

Бояринова сменил доцент Шаров, взявший много лет назад кандидатскую степень не умом, а усердием. Его главными особенностями было умение расшаркиваться перед начальством и неизжитая склонность к словам-паразитам, от избытка которых невнятная шаровская речь превращалась в словесное болото.

— Спасибо уважаемому Александру Петровичу за то, что он дал мне на рецензирование эту диссертацию. Наш заведующий, как всегда, умело распределяет диссертации для чтения, зная, у кого какие области как бы научного интереса. Я все написал в рецензии, поэтому, подражая древнегреческим риторам, выскажусь как бы лаконично.

Неуместная ссылка на греков вызвала смешки, но Шаров оставался невозмутимым.

— Чувствуется некоторое влияние Кирилла как бы Борисовича. Эти все его чересчур смелые утверждения и модели. Но что в итоге? На строгом научном поле разбиты как бы сомнительные грядки. Максим больше увлекся практикой, чем научной как бы деятельностью. Вывод такой — как бы сыро и даже как бы мокро.

— Вы, Анатолий Анатольевич, определенно ритор, — поддел его Хабаров, — стопроцентный! Как бы…

Эфирова по срежиссированному плану шла третьим номером. Дана Васильевна встала с места, взяла листок бумаги с приготовленным текстом, пробежала его глазами, откашлялась и визгливо заговорила:

— Я не соглашусь с уважаемым коллегой Шаровым, что тут сыро или мокро. Нет, тут другое. Прочитав рукопись, мне захотелось, — она брезгливо повела плечами, — отряхнуться. Отряхнуться от этого мелкого, всепроникающего и прилипчивого псевдонаучного песка. Вся диссертация не то чтобы усыпана этим песком, она утонула в безгранично пустынном море «хабаровщины»… — с этими словами Эфирова обвела аудиторию победным взглядом в расчете на аплодисменты.

Да, коллеги, именно так — «ха-ба-ров-щины». Я никогда бы не подумала, что камская школа криминалистики может так низко пасть. Диссертация написана на уровне курсовой или даже реферата. И почему так много ссылок на иностранные источники? Не из них ли позаимствовал свои странные мысли аспирант? Пользуясь знанием языков, решил обмануть нас. Почему нет ссылок на наших ведущих авторов? Профессора Коромыслова он цитирует лишь дважды?! Самого Александра Петровича!

Максим хотел что-то возразить, но Кирилл Борисович остановил его.

— На мою статью в «Российском следователе» он, кстати, сослался всего лишь раз. Но при этом двенадцать раз цитирует британца, восемь или девять — китайца. Более того, Авдеев приводит цитаты социологов. Понимаете, со-ци-оло-гов! И это в работе по криминалистике. Коллеги, у меня стойкое ощущение, что это вина профессора Хабарова. Не зря говорят: не важна тема диссертации, важен руководитель. Если бы Кирилл Борисович не занимался завиральными предвыборными программами, а ответственно выполнял миссию наставника, то не появилось бы этой пустыни на месте диссертации, казалось бы, подававшего надежды аспиранта. Эфирова резко оборвала речь и взглянула на портреты классиков отечественной криминалистики, словно в поисках их одобрения.

— А вы, Дана Васильевна, не перебираете? — спросил ее Хабаров.

— Я не сказала и половины того, что должна была сказать, — огрызнулась Эфирова и уселась на стул, на который, к сожалению Кирилла Борисовича, он не подложил кнопку.

Оставался Коромыслов. Не глядя на Хабарова, он закруглил обсуждение хлесткими метафорами.

— Этот текст — проба пера, и не более того. С горечью констатирую, что Авдеев еще не вырос из коротких штанишек и потому взрыхлил тему детским совочком из дворовой песочницы, — тяжело вздохнув, Александр Петрович, превозмогая себя, выдавил: — Работа сырая и, очевидно, подлежит глубокой переработке…

Максим не мог вымолвить ни слова, хотя по неписаной традиции должен был поблагодарить рецензентов за внимание к работе, замечания, которые он обязательно учтет, и доброжелательность, с которой те отнеслись к нему и его писанине. Но что сказать в случае полного разгрома?

Поскольку пауза затягивалась, поднялся Кирилл Борисович.

— Да, коллеги, Максим молчит, но заметьте, как глубокомысленно он это делает… С учетом сложившихся обстоятельств мы подумаем и примем решение, что делать дальше…

Хабаров хотел еще что-то добавить, но в дверях показалась деканша. Она подошла на второй вопрос, что практиковалось при выдвижении кандидатов на должности руководителей кафедр. По тому, как Коромыслов быстро свернул разговор и засуетился в поисках свободного стула для важной гостьи, было видно, что он нервничает.

Он посетовал на то, как быстро летит время, пять лет, казавшиеся большим сроком, миновали как один день, и ему приходится заново проходить процедуру выборов.

— Я готов выставить свою кандидатуру на очередной срок и, если кафедра меня поддержит, буду признателен коллегам за оказанное доверие, — посмотрел заведующий на подчиненных, наблюдая за их реакцией.

— А как иначе, — загалдел Шаров, — поддержим, конечно. Вы наше всё, дорогой Александр Петрович! — Он бы и дальше разливался соловьем, но слово взяла гостья.

Машинально одернув подол юбки миди с неуместным для ее должности высоким разрезом, декан вышла на середину кабинета.

— Коллеги, должна вас уведомить, что деканат рекомендует на должность руководителя кафедры криминалистики — доцента Дану Васильевну Эфирову.

Если бы в этот момент небеса разверзлись громом и молнией, их эффект не произвел бы