Сын Казана - Джеймс Кервуд

Всякий раз, как это приходило ему на ум, лицо его принимало серьезное выражение, и глаза вспыхивали. Он вспоминал об этом и в день ее рождения, когда в его ушах звучал ее радостный смех. Dieu! Несмотря на свои семнадцать лет, она все еще была малым ребенком! Она даже и не подозревала того ужаса, который ее ожидал. И боязнь разбудить ее от этого прекрасного детства мешала ему рассказать ей все по правде, так, чтобы она поняла все и целиком. Нет, этого не могло бы быть никогда! Его душа была преисполнена к ней великой, нежной любви. Он — Пьеро Дюкэн — не позволит себе этого никогда. Пусть она смеется, поет и играет и пусть даже и не подозревает о тех мрачных предзнаменованиях, которые испортили бы ей жизнь.

В этот день с юга прибыл губернский таксатор Мак-Дональд. Он был сед и сгорблен, громко и весело смеялся и представлял собою доброго, чистосердечного старика. Он прогостил у Пьеро два дня. Он рассказал Нипизе о своих дочерях и о доме, об их матери, которую он очень любил, и перед тем как отправляться далее на землемерные работы по дремучим лесам и болотам, он снял с Нипизы фотографический портрет он снял ее такой, какой она была в день своего рождения: с высокой прической, в новом красном платье и ботинках на высоких французских каблуках. Негативы он взял с собой, пообещав Нипизе, что как-нибудь при случае пришлет ей с них отпечатки.

Так судьба в своих странных и, по-видимому, совершенно невинных путях тчет события, которые впоследствии превращаются в трагедии.

Несколько недель после этого протекли в хижине у Серого Омута вполне тихо и мирно. Это было счастливое время для Бари. Сначала он подозрительно относился к Пьеро, затем стал его только терпеть и, наконец, стал считать его необходимым придатком к хижине и к Нипизе. За Нипизой же он следовал, как тень. Пьеро с большим удовлетворением заметил в нем эту к ней привязанность и оценил ее.

«Что, если бы, — подумал он, — месяца через два эта собака смогла бы броситься на фактора и перегрызть ему горло!»

В сентябре, когда Бари исполнилось полгода, он был уже такого роста, как и Серая волчица: могучий, длиннозубый, широкогрудый, с такими челюстями, что мог бы перегрызть не только кость, но и целое полено. Нипиза не могла сделать ни одного движения, чтобы он тотчас же не принял в нем участия. Они вместе плавали в пруду. В первое время Бари очень беспокоился, когда она стремглав бросилась в воду с того самого места, откуда спихнула и Мак-Таггарта, но к концу месяца вместе с нею спрыгивал уже и он, пролетая в воздухе чуть не целых двадцать футов. В конце августа он впервые познакомился с представителями своей породы, если не считать Казана и Серой волчицы. На все лето Пьеро отвозил своих собак на небольшой остров посреди лесного озера, чтобы они могли там бегать на свободе, и два раза в неделю за три мили от хижины возил им туда рыбу, которую ловил сетью. В одну из таких прогулок Нипиза сопровождала своего отца, захватив с собой и Бари. Пьеро нарочно взял с собой ременную плеть, предполагая, что будет драка. Но ничего подобного не произошло. Бари тотчас же присоединился к стае и стал вместе с нею есть рыбу. Это очень понравилось Пьеро.

— Из него выйдет отличная ездовая собака, — сказал он с одобрением. — Хорошо бы его, Нипиза, оставить здесь с собаками хотя бы на недельку.

Нипиза с сожалением согласилась. Пока еще собаки были заняты едой, они незаметно отправились домой. Их лодка так тихо отплыла от берега, что Бари даже и не заметил, как они его провели. Тотчас же он бросился в воду и поплыл за ними, и Нипиза помогла ему потом взобраться в лодку.

В начале сентября проходивший мимо индеец сообщил Пьеро кое-что о Буше Мак-Таггарте. Фактор был очень болен. Он чуть не умер от заражения крови, но теперь уже чувствует себя хорошо. Эта новость очень огорчила Пьеро, но о том, что было у него на уме, он ни одним словом не обмолвился перед Нипизой. А она уже совершенно позабыла о факторе из Лакбэна и наслаждалась дикой красотой северного бабьего лета. Она отправлялась на далекие прогулки с Пьеро, помогая ему расставлять на зиму силки для зверей, и в эти прогулки ее неизменно сопровождал и Бари. В свободные часы она приучала его к запряжке. Понадобились целые дни, пока Бари научился безропотно таскать за собой на ремне деревяшку и в то же время не кусать ее и не ворчать. Тогда она прикрепила к нему ремень еще и с другой стороны и заставляла его таскать за собою уже две деревяшки. Так, мало-помалу она приучила его к санной упряжи, пока, наконец, недели через две, он не стал выбиваться из сил, чтобы стащить с места все, что только ей было угодно. Тогда Пьеро привел с собой с острова двух собак, и Бари стали запрягать вместе с ними, и он помогал им возить по лугу пустую тележку. Нипиза была в восхищении. А когда выпал первый снег, то она захлопала в ладоши и крикнула Пьеро:

— Ну и покатаюсь же я на нем в эту зиму!

Наступило время, когда Пьеро должен был наконец сообщить ей о том, что было у него на уме. Он виновато заулыбался и попробовал придать своему голосу как можно больше спокойствия и добродушия.

— Хочу и на эту зиму, — обратился он к дочери, — отправить тебя в школу в Нельсон-Хауз. Барии отлично свезет тебя, как только установится санный путь!

Нипиза в это время развязывала узел на ремне у Бари и тотчас же вскочила на ноги и посмотрела на Пьеро. Глаза ее расширились и выражали удивление и гнев.

— Ни за что на свете, отец! — ответила она.

За всю свою жизнь она в первый раз ответила ему так резко и определенно. Это озадачило его, и он почувствовал себя неловко. Он не способен был на ссоры. Она увидела это по его лицу, и ему показалось, что она прочитала по нему все, что было у него на уме. Она быстро задышала, и он заметил, как высоко стала подниматься у нее грудь. Нипиза не дала ему собраться с силами, чтобы продолжать.

— Я ни за что не уеду! — повторила она с еще большей реши тельностью и опять наклонилась над Бари.

Пьеро пожал плечами и продолжал на нее смотреть. В самом деле, почему бы ему и не радоваться этому? Разве его сердце не облилось бы кровью, если бы она с радостью оставила его одного? Он подошел к ней и как можно ласковее погладил ее по голове. Нипиза посмотрела на него из-под его руки и улыбнулась. Между ними встал Бари и положил морду ей на колени. В первый раз за все эти недели весь мир вдруг показался Пьеро ярко залитым солнечным светом. И с высоко поднятой головой он отправился к своей избушке.

Значит, Нипиза не покинет его!

И он тихо и радостно засмеялся и стал потирать себе руки от удовольствия. Его страх перед фактором из Лакбэна как рукой сняло. Он остановился на пороге и посмотрел назад на Нипизу и Бари.