Будапештская миссия - Лев Безыменский

Или человек "этажом ниже" - следователь Борис Соловов. Он очень охотно делился со мной деталями своего участия в захоронении останков Гитлера. Но Валленберг? Соловов согласился вспомнить лишь один эпизод, связанный с Валленбергом:

- Кажется, в 1947 году помощник начальника следственной части по особо важным делам Кулешов передал мне запечатанные в конверте "Материалы на арестованного № 7", чтобы я сдал их в архив... Но то, что это были материалы о Валленберге, я совсем недавно узнал...

Не говорю уже об "абсолютном чемпионе" молчания - Данииле Копелянском, страх которого перед нарушением своего обета молчания был сильнее нормального человеческого здравого смысла.

Каковы же были причины подобного поведения - того, что заставило одного седовласого, умнейшего и опытнейшего ветерана КГБ, которого я не могу заподозрить в желании провести меня - заставило сказать: "Вы никогда не узнаете о подлинных обстоятельствах и причинах гибели Рауля Валленберга". Здесь, конечно, опять можно лишь строить гипотезы - ведь в живых не осталось никого, кто мог бы это знать. Мои предположения: главная причина связана не с Раулем Валленбергом, а с Иосифом Сталиным. С первого момента (телеграмма сталинского заместителя Булганина о доставке Валленберга в Москву) до последнего (смерть Валленберга) это было "сталинское дело". Оно было под его контролем, оно заставляло Абакумова "беречь" Валленберга для каких-то, не ведомых Абакумову целей. Оно в своей ответственности могло быть принято на себя только Сталиным; все остальное может идти в фарватере этого предположения: ни Молотов, ни Абакумов, ни подавно Берия (он тогда был уже в стороне) не могли рискнуть взять на себя то или иное решение. Единоличное решение, однако, все время оттягивалось, благо что у Сталина было много других забот в 1945 - 1947 годах. Молотовская же дипломатия была выучена на "терпении" - терпении отговариваться по поводу всех неувязок сталинских решений.

Позднее вступил в действие фактор, который можно назвать "инерция режима". Хотя Сталин и Берия сошли с исторической сцены, но воспитанные ими "средние кадры" - им как бы в кровь вошел иммунитет против всяких попыток пересмотреть традиции и устоявшиеся десятилетиями понятия "государственнических интересов". Чем шире в обществе распространялись тенденции к обновлению и реформам, тем сильнее на уровне указанных "средних кадров" становилось нежелание пересматривать привычные, воспитанные командной системой представления. Конечно, можно утешать себя надеждой на естественную смену поколений. Но время имеет не только благотворное воздействие на общество, но и уходят знающие люди, исчезают важные свидетели. Меняются даже архивариусы. Так создается печальный баланс, который для проявления "белых пятен" весьма неблагоприятен.

С этим балансом мы, увы, вынуждены жить. В нем, однако, есть одна особенность, о которой речь пойдет позже.

Три периода

Если попытаться обобщить наличные материалы о пребывании Валленберга в Москве, то выстраивается такая хронология.

Первый период: январь - май 1945 года. Еще идет война. Валленберг и его "списки" привезены из Будапешта в Москву. Он не очень обеспокоен своей судьбой и, по свидетельству сокамерника Густава Рихтера, "находится в хорошем настроении". Для Сталина главная забота - сорвать все попытки сепаратного мира и оказывать постоянное политическое давление на союзников. В Москве известно, что в этих комбинациях участвуют Валленберги-старшие. Их контакты зарегистрированы в январе, марте, апреле 1945 года. И как бы невзначай мадам Коллонтай в конце января сообщает им, что Рауль в Москве. Жив-здоров. Через некоторое время она повторяет свое сообщение, но с намеком или с легким налетом угрозы: "Он занимался неблаговидными делами".

Март - апрель - кульминация подозрений Сталина. Но они касаются не Валленбергов, а непосредственно американцев ("бернские переговоры" Даллеса с эсэсовским генералом Карлом Вольфом). Еврейская линия также перемещается в Швейцарию. Что же касается Стокгольма, то здесь - вне поля действий Валленбергов - оперирует врач Гиммлера Феликс Керстен и особенно - сам Вальтер Шелленберг, выходящий напрямую на американцев и англичан. Впрочем, основная информация идет в Москву уже не из Швеции, а из США, непосредственно из УСС и Госдепа. Именно на этой информации основан пришедший 12 апреля на стол Сталина уже знакомый нам обширный доклад Меркулова о закулисных комбинациях (в том числе и в контексте деятельности сионистских организаций). Скандал, учиненный Сталиным по поводу переговоров Даллеса с Вольфом, возымел действие. Рузвельт и Черчилль не принимают советы некоторых своих помощников. Ялта подтверждает, что "большая тройка" войдет в Врата Победы единой. Возможная роль Рауля исчерпала себя, не будучи использованной. Даже если был прав Радомир Богданов, от Гиммлера Лаврентию Берия уже ничего не надо.

На этой стадии лубянские следователи могли напомнить Валленбергу о былом сотрудничестве и начать выяснение возможностей его возобновления. Но Валленберг отказывается - видимо, потрясенный коварством своих партнеров, засадивших его в камеру. Тем самым отпадает роль Валленберга как "человека Москвы". Слова Белкина "мы пытались его вербануть", видимо, относятся и к допросам Сверчука и Кузьмишина. Но отказ шведа закрывает и эту комбинацию.

Второй период: начальная стадия послевоенного периода. Май 1945 года. Война кончена. Возможно, Копелянский повторяет попытку уговорить Валленберга на дальнейшее сотрудничество. Отказ. Наступает долгая пауза. Валленберга "оставляют в покое". Валленберга, уже не нужного по "военному поводу", переводят в Лефортово. Наступает долгая пауза - его не допрашивают более года. Валленберг уже обеспокоен и даже пытается писать жалобу Сталину.

Здесь возникает новая возможность: она связана с Нюрнбергским процессом.

Некоторые исследователи дела Валленберга, близкие к КГБ, предложили, на первый взгляд, логичную версию. Кончилась война, готовился Нюрнбергский процесс. Еще не было ясно, в какой тональности он пройдет и в какой мере будут действовать союзнические соглашения. Потсдамская конференция, казалось, могла успокоить пессимистов. Но кто, как не советские разведчики и контрразведчики, знали, что за завесой внешнего согласия скрываются серьезные противоречия. Информации было предостаточно: чекисты обладали аутентичной информацией и из Лондона, и из Вашингтона - благо, что в самом "осином гнезде", будущем ЦРУ, ещё носившем имя УСС, советская разведка давно имела прекрасного информатора - личного помощника генерала Вильяма Донована. Прекрасной, первоклассной информацией НКГБ обладало и из американского посольства в Москве.

Особенно готовились в Москве к Нюрнбергскому процессу. Здесь большой заботой было возможное упоминание о ряде предвоенных и военных эпизодов, обсуждение которых было явно нежелательным. Андрей Вышинский - тогда заместитель наркома иностранных дел - даже составил специальный список "нежелательных тем":

ПЕРЕЧЕНЬ ВОПРОСОВ.

1. Отношение СССР к Версальскому миру.

2. Советско-германский пакт о ненападении 1939 года и все вопросы, имеющие к нему какое-либо отношение.

3. Посещение Молотовым Берлина, посещение Риббентропом Москвы.

4. Вопросы, связанные с общественно-политическим строем СССР.

5. Советские прибалтийские республики.

6. Советско-германское соглашение об обмене немецкого населения Литвы, Латвии и Эстонии с Германией.

7. Внешняя политика Советского Союза и, в частности, вопросы о проливах, о якобы территориальных притязаниях СССР и т. д.

8. Балканский вопрос.

9. Советско-польские отношения (вопросы Западной Украины и Западной Белоруссии).

Этот список довели до сведения американцев и англичан. Если учесть, что в составе советской комиссии по подготовке процесса были Абакумов и Меркулов, склонные к самым мрачным прогнозам и - так гласит эта версия решили готовить некие контрдействия на тот случай, если вдруг американцы поддержат рассмотрение Катыни и других щекотливых тем. Тогда советская сторона предъявила бы Западу свой счет: мол, а вы-то шли на сговор с гитлеровцами и вели закулисные переговоры в последний период войны. А Рауль Валленберг мог бы стать потенциальным свидетелем таких закулисных контактов...

Но версия отпала, так как американцы и англичане согласились со списком Вышинского и столкновения не произошло. Валленберг, следовательно, здесь не понадобился.

Лишь в 1947 году наступает третий период. Он был ознаменован возвращением Валленберга на Лубянку, причем в привилегированный "второй блок".

Что же произошло?

Утверждение о том, что Валленберг был для Москвы вообще не нужен, наталкивается ещё на одно обстоятельство, которое выясняется при разборе тех немногих свидетельств, которые удалось собрать.

Первое из них принадлежит советнику советского посольства в Швеции Евгению Тарабрину, бывшему в свое время в числе тех, кому приходилось оправдываться и изворачиваться в беседах со шведами, как-то объясняя судьбу Валленберга - ведь до 1957 года, напомню, вообще не признавался факт его пребывания в Москве. В одну из поездок в Москву посол Чернышов решил пробиться к человеку, который, по мнению посла, мог не только знать, но и решать судьбу Валленберга. Чернышов попросился на прием к министру госбезопасности Виктору Абакумову. Тот охотно выслушал рассказ о том, какие сложности испытывает Чернышов и его коллеги, когда речь заходит о Валленберге. Абакумов вроде как бы соглашался и вдруг заявил: