Гибель советской империи глазами последнего председателя Госплана СССР - Владимир Иванович Щербаков

принятых решений. Ныне могу сказать, что, на мой взгляд, самый умный из членов комиссии был В. И. Долгих, воспоминание о выступлениях других партийных вождей вызывает у меня грусть, некоторые вообще производили тяжёлое впечатление.

Для подбора кандидатов в министры, в первую очередь, использовали создаваемый годами в СССР кадровый резерв ЦК и Совмина. После его анализа обращались в отраслевые отделы Совмина аккуратно так, между прочим, узнавали мнения коллег о кандидатах. Также помогало личное общение с министрами и их заместителями – они постоянно приходили в наш отдел для подготовки тех или иных документов. Всё это позволяло сформировать о них собственное мнение. Знали мы и многих директоров заводов, у кого-то можно было попросить совета.

Некоторые вещи можно было понять уже по кадровой анкете. До сих пор, взяв листок по учёту кадров, вижу: стоит ли встречаться с тем или иным человеком. Если он 15 лет в одной организации шёл шаг за шагом, всерьёз отрабатывал по 4–5 лет на каждом месте, рос профессионально и по должности в своей структуре, не прыгал в разные стороны, ища сам себе работу или зарплату, то понимаешь, что человек стоящий. Но это понимание приходит с опытом.

Впрочем, я ничего не решал, только предлагал различные варианты. В списке было, как правило, 5–6 человек. С ним шёл к Николаю Ивановичу. Он кого-то предлагал добавить, по каким-то кандидатурам просил дать дополнительный материал, с кем-то соединить для разговора. В результате на заседание комиссии Политбюро я отправлялся с тремя личными делами оставшихся кандидатов. Следует сказать, что всех предложенных людей предварительно проверял КГБ, им делали запрос: “Есть ли у вас отрицательная информация на имярека?”

Весь этот процесс завершился сумасшедшей работой по подготовке документов для членов ЦК КПСС, прибывавших на апрельский (1989 года) Пленум. Надо было собрать кучу документов с биографиями, характеристиками, сверстать брошюру с этими материалами и отпечатать её в типографии тиражом 400 с лишним экземпляров. На это всё нам давалось пара дней».

Тогда были утверждены все новые структуры советских министерств и ведомств, а также персонально партия определилась с кандидатурами министров.

Таким образом, в ходе этой работы число союзных министерств и ведомств было сокращено с 167 до 58, а на следующем этапе их стало ещё меньше.

Отдел выполнял и много текущей работы, ежедневно возникающей в аппарате. В частности, рассматривалось большое количество предложений населения. В адрес ЦК и Совмина тогда приходили сотни тысяч писем. В них содержались и очень разумные идеи, естественно, не оформленные как следует.

Как отмечалось, свои предложения отдел излагал председателю Совета министров Николаю Ивановичу Рыжкову, но его одобрение не было окончательным – требовалось ещё согласовать вопрос в ЦК КПСС. Окончательное же решение, в частности, по предложениям о реорганизации и сокращению числа союзных министерств, принимала комиссия Политбюро под председательством Егора Кузьмича Лигачёва, в ней премьер-министр, как отмечалось, был всего лишь заместителем. Вроде бы всё правильно. Но есть и шероховатости. В Конституции СССР и Законе о Правительстве СССР написано, что кандидатуры членов правительства предлагает председатель правительства после его утверждения Верховным Советом СССР. Ничего не сказано ни о комиссии Политбюро, ни о самом Политбюро, ни о том, что председатель правительства не свободен в своём выборе кандидатур министров…

Дискуссии о принципах…

В 1986 году заканчивались сроки проведения широкомасштабного эксперимента. Надо было подводить его итоги, определять, как действовать дальше. Готовились 12 постановлений – 2 закона, 10 постановлений ЦК КПСС и Совмина СССР. Этому уделялось много времени.

Рыжков Н.И.: «Прошли важные дискуссии принципиального характера. Некоторые настаивали на принятии немедленных радикальных мер рыночного характера, к которым общество явно не было готово. Мы говорили, что такая поспешность опасна для страны, так как вся инфраструктура народного хозяйства была настроена под плановую экономику. В результате необдуманных действий страна будет фактически отдана на растерзание. Впоследствии так и произошло»[15].

Согласно рассказу В. И. Щербакова, обсуждения практических мер по перестройке и готовящихся документов шли ежедневно. Начинались они обычно после десяти вечера и продолжались иногда до двух часов ночи.

Щербаков В. И.: «Рыжков так же, как и мы, работал по 15–16 часов в сутки семь дней в неделю. Пробовали разработать различной радикальности программы перестройки народного хозяйства, хотя, честно говоря, далеко не продвинулись, так как никто не знал, что “уже можно”, а что “ещё нельзя”.

Коренные вопросы ставил академик Леонид Абалкин: реформировать экономику без предварительного обсуждения её политэкономических основ – грубейшая ошибка, которая обречёт перестройку на худшие шатания и разброд. Давайте решим главный вопрос: дозволяется ли какая-либо другая форма собственности на средства производства, кроме государственной? Допустима ли частная собственность на ресурсы, землю, здания, оборудование? Раз за разом он повторял этот свой вопрос. Мы даже стали над ним подшучивать: мол, “если вопрос поставлен правильно, он будет стоять долго”. Но, по сути, все понимали, что Абалкин прав – прежде чем приступать к строительству моста, следует определиться, откуда, куда и вообще будем ли мы его строить поперёк реки или вдоль.

Чтобы не оставалось иллюзий, Леонид Иванович рисовал картину реального положения в стране без малейшего оттенка розового. Он выделял четыре основные проблемы, четыре гири, тянувшие экономику на дно. Во-первых, перестройка началась в условиях углубляющегося кризиса. Во-вторых, мы приступили к перестройке структуры в условиях сверхмонополизированной экономики с высоким удельным весом ВПК и сырьевых отраслей при полном отсутствии рыночных структур: негосударственных предприятий, бирж, рынка ценных бумаг и прочих элементов рынка. В-третьих, большинство населения не готовы к рынку и вообще плохо понимают, что это такое. Наконец, в-четвёртых, переход начался в условиях усиливающейся политической нестабильности и мощных дезинтеграционных процессов. Как же вы собираетесь добиться результата, спрашивали его. Если ничего не менять и не менять радикально, отвечал Абалкин, лучших условий не будет никогда, ситуация будет меняться только к худшему».

Согласно рассказу Владимира Ивановича, чтобы почерпнуть идеи для готовящихся программ, в правительство стали приглашать других академиков. Однако дискуссии с друзьями-коллегами, известными экономистами дали немного – «понимание глубины и объёма проблемы порождало всё более острые споры». Больше всего дискуссий шло вокруг вопроса, с чего начинать.

Академик Абел Гезевич Аганбегян утверждал, что начинать следует с создания оптового рынка – продавать свою продукцию должны были, на его взгляд, сами заводы.

Щербаков В. И.: «Я не мог с ним согласиться и настаивал, что этот важнейший вопрос нужно решать параллельно, но не опережающе. Сначала необходимо обеспечить стабильное производство, насыщение рынка. Одновременно, но вторым номером должна стоять свобода