Как вы мне все надоели!.. - Далия Трускиновская

Поворачивается Жилло к Дедуле, чтобы задать ему эти вопросы, и тут все становится ясно. Рядом с Дедулей невозмутимо сидит черный гигантский котяра. Верхнюю губу вздернул, янтарные клыки показывает. И смотрит кабану вслед. Ну, конечно, у него же лапы бесшумные...

– Отступаем влево, братцы, – командует Жилло. – Влево, говорю, озираться потом будете...

Кто его знает, что у зверюги на уме. Может, зверюга просто ужин свой охраняет?

Но не протянул зверь хищную лапу с растопыренными когтями, не подцепил Жилло когтем и к пасти не поднес. Просто смотрел вслед пропавшему вонючему кабану.

Когда Дедуля с Малышом увидели, кто с ними рядышком сидел, ругнулись оба вполголоса. Магов заковыристым словом помянули, а Думу – ту по-простонародному.

– Подальше бы убраться от всей этой магии... – мечтательно сказал Жилло и двинулся в сторону кабачка. Братцы-воришки – за ним. Видно, твердо решили весь остаток дней своих за Жилло держаться.

– Ребята, за что я вам так понравился? – спросил у них Жилло, когда рано утром устроили они себе в баркасе роскошный завтрак. – Я же всего-навсего графский слуга. Ну, правда, я вас на сколько-то постарше и на столько же поумнее. Но это еще не повод приставать ночью к незнакомому мужчине!

– Мы в тебе вожака почуяли, – признался Дедуля. – Я-то не вожак, сам понимаю. А Малышу – тому вовсе дядька с розгой нужен, чтоб порядок соблюдал. Ты действительно вожак, Жилло.

– Отродясь не бывал, клянусь честью! – воскликнул изумленный Жилло.

– Ну вот, ты же запрещенным словом так запросто клянешься... Значит, вожак.

– Я не словом клянусь, – вздохнул Жилло, – а тем, что это слово означает.

И задумался – потому что и сам себе не мог объяснить, что оно означает. Возможно, молодой граф это знал с пеленок, а ему, слуге, самому бы кто растолковал...

– Ну, идем, что ли, в Коронный замок? – спросил Дедуля. – Сейчас, с утра, туда очень даже просто будет проскочить. Во двор впускают всяких жалобщиков. Ты ж понимаешь, равноправный народ нельзя обижать! Ну вот идут, хнычут, что в отхожем месте пол проломился, так не пришлет ли Равноправная Дума плотника?

– Он не шутит, Жилло, мы там стояли в очереди, так всякого наслушались, – подтвердил Малыш. – Ну так идем, что ли?

Посмотрел Жилло на свое приобретение при солнечном свете. Молодые оба, с лица приятные, Дедуле под тридцать, Малышу за двадцать. Чем-то похожи, хотя не скажи они сразу, что братья, Жилло бы не догадался. Малыш – повыше, Дедуля – пониже и покрепче, у Малыша волосы посветлее, даже с рыжинкой, у Дедули – темно-русые. Глаза у обоих живые, чтоб не сказать попросту – хитрющие. И шустрые руки, что при их ремесле и полезно, однако глядеть на такие руки не очень-то приятно.

– Пошли, детки, – и Жилло поднялся. – Только ничего тут не оставлять. Капитан с «Золотой Маргариты» пояс оставил – через четверть часика пояс прямо в воздухе растворился.

Подошла к ним девица – деньги взять за роскошный завтрак.

– Платит каждый за себя, потому что равноправие, – велел Жилло. – И мужья с женами тоже на днях будут общие. В свете такого решения Думы, детки, кто из нас женится на этой девице? Желающих нет?

Уж больно ему тогда запала в голову дурь грудастой девки. И понимал, что дура не виновата, что вся ответственность за поколение равноправных дураков – на Равноправной Думе, и все же не мог удержаться.

В конце концов собрались в дорогу. Дедуля настоял на том, чтобы продовольствия с собой взять.

– Тебе не продовольствие нужно, а закуска, – поправил его Жилло. Потому что велел ты налить себе полную флягу крепчайшего моряцкого рома, а без закуски от него и помереть недолго.

– Если у кого глотка непривычная, то да, – согласился Малыш. – Ты, вожак, прости – сухопутная крыса, ты в горах жил. А мы в портовом городе выросли, мы и в плаванье ходили. Этот ром – еще не ром.

– Это – не ром? – изумился Жилло, успевший его и попробовать, и выплюнуть.

– Настоящий ром в металлическую флягу наливать нельзя, а только в стеклянную, – совершенно серьезно сказал Малыш.

– Точно, металлическую он прожигает, – не менее серьезно добавил Дедуля.

Больше вопросов Жилло уж не задавал.

– С магией этой дело темное, – проповедовал Дедуля, пока поднимались по серпантину. – Конечно, то, что королевское семейство держало народ под чарами, очень похоже на правду. И то, что эти чары с народа слетели, тоже похоже на правду. Но, сдается мне, посадили мы себе на шею компанию таких чудотворцев, что опять ходим оболваненные. Охотно бы я поснимал с членов Думы их мантии, потому как кто-то из них вполне может оказаться магом или колдуном.

– И как бы ты определил, маг перед тобой или просто старый хрен? сопя от быстрого шага, спросил Жилло.

– Не знаю, на нюх, наверно... От мага же всякими колдовскими снадобьями, надо думать, пахнет. Еще я слыхал, что у них есть большие родинки в виде мыши, крысы или лягушки...

– И паука, – добавил Малыш. – Если их уколоть иглой, они не дают крови.

В такой вот ученой беседе добрались они до Коронного замка и вместе с толпой просителей были впущены во двор.

– Сейчас нас оттеснят в угол между каретным сараем и лестницей, шепнул Дедуля. – Стражники алебардами коридорчик выгородят, мы по двое в этом коридорчике выстроимся и пойдем в галерею – ожидать. А в галерее... Ох! Гляди – эшафот!

– Плаха и две корзины... – шепнул в другое ухо Малыш. – Значит, сегодня!.. Опоздали мы...

– И ювелир опоздал... – тупо пробормотал Жилло. Действительно, они заявились в замок ни свет ли заря, чтобы пробраться вместе с бурной толпой всевозможных обиженных, а ювелир, скорее всего, сейчас еще только завтракать собирается. Выходит, все – зря... Выходит, все – напрасно.

– Ты, вожак, нос не вешай, – шепотом же прикрикнул на него Дедуля. Граф твой еще при голове. Мало ли что случится, пока его досюда доведут. Ступай-ка ты лучше за нами потихоньку...

Действительно – братцы-воришки уже неплохо ориентировались в Коронном замке. Протащили они Жилло какими-то закоулками и вывели, к великому его удивлению, на деревянную галерею, как раз над той каменной, где ждали своей очереди просители.

– Пока вроде никто головы рубить не собирается, – сказал Малыш. – А то бы уже вовсю галдели!

– А это что значит? – и Жилло показал пальцем на Девичью башню. Оттуда выводили вышивальщиц. Стражники поставили их длинным рядом вдоль перил, как раз чтобы им хорошо был виден эшафот, и Жилло заметил, что красавица-соколица его разлюбезная стоит особо. Пригляделся – а у нее руки за спиной связаны, и с каждого бока – по два стражника. Смотрит она в пол, и лицо – краше в гроб кладут.

– Что-то сейчас начнется. Ты, вожак, погоди дергаться, вниз мы тебя все равно не пустим, – хмуро прикрикнул на Жилло Дедуля. – Надо же...

– Равноправная Дума на балкон выходит, – сообщил Малыш.

– Вся? – нехорошим голосом спросил Жилло. Он хотел видеть в лицо всех, кто послал на смерть графа Иво оф Дундаг, который и всего-то хотел в университете учиться. Он хотел запомнить навеки эти образины до единой. Все вместе и каждую по отдельности.

– Да ты что? Делать им нечего – всей командой на эшафот любоваться... Человек пять, может, будут присутствовать, раз уж без них нельзя вершить правосудие... Ошибся – шесть.

– Сколько их всего?

– А леший разберет! Понимаешь, Жилло, списка нам никто не показывал. Кое-кого, кто почаще в городе бывает, мы знаем в лицо. А когда они торжественно идут строем в белых мантиях, тогда хрен их сосчитаешь – все, мерзавцы, одинаковые!

– Этих шестерых знаешь? – не унимался Жилло, потому что молчать сейчас – это было выше его сил.

– Вон тот, впереди, который помоложе – Уго Ринуж. А в дверях остался стоять Исидор Талс. Во-он та старая рухлядь! Он, наверно, и сам уже забыл, сколько ему лет.

Жилло вспомнил – что-то этакое про Талса и лекарь говорил. Напряг он зрение. Да, старик стариком, волосы под парик упрятаны, как полагается, и мантия широченная все как есть скрывает. С пузом он или сухой сморчок поди разбери, мантия-то поверх шитого золотом кафтана, а полы кафтана торчат наподобие короткой юбки. Одни рукава с обшлагами из прорезей вылезают. Одно ясно – росту этот Исидор Талс невысокого. Все сидят, а он стоит – и все равно он их ненамного выше.

Отрекомендовал Дедуля и прочих четверых. Так получалось, что каждый из них уже лет шестьдесят командует равноправным населением. Как можно столько прожить – Дедуля объяснить не мог и не пытался. Однако был в этом и свой резон – за долгие годы Равноправная Дума усвоила, что к чему в подвластном государстве, кто умный, а кто – дурак, и иногда очень даже мудро управлялась, опираясь именно на дураков.

А тем временем двор Коронного замка стал заполняться народом. Очевидно, о казни объявили в Кульдиге – и, как сообразил Жилло, все бездельники, страдающие любопытством, не поленились вскарабкаться на холм ради бесплатного и нравоучительного развлечения.