Рассказы о Родине - Дмитрий Глуховский

— Ну, за будущее — давай, — тот шмыгнул носом и залпом осушил стакан.

— Хорошо пошла, — на лбу Сергея Ильича разгладились последние морщины. — А дальше-то что делать будем?

— Это не я! — побледнел Президент. — Честное слово, не я! Я, конечно, считаю, что нашу страну нужно модернизировать, что мы отстаем, что нам догонять… Но чтобы так…

— Кто, если не вы? — усмехнулся неверяще черный человек. — Кто мог бы сокрыть от вас такое?

— Это… Это все Чубакка! Это он! — нашелся Президент.

— Я… Вы… Я не вижу смысла продолжать этот разговор, — человек сделал шаг назад. — Отечество на краю пропасти, а вы продолжаете винить во всем воображаемых персонажей, в лучших традициях советской политики. Чубакка! Почему не Карлсон?

— Он не воображаемый… Это просто мы так его зовем в тусовке… Он реальный! Сейчас я наберу ему! — Президент потянулся к белому гербовому телефону необычайного размера.

Черный человек застыл в шаге от дверки, из которой вышел. Президент, рисуя карандашом чертиков на мраморной поверхности стола, приник к трубке.

— Соедините с ГосНано. Да, прямо с Анатолием Глебовичем. Алло, Чубакка? Мне тут доложили… Да как ты смел?.. Ложь, я никогда тебя не просил!.. Как назвали?.. Сколько стоит?! Сколько уже вступили в контакт?! Как долго действует программа?.. Я никогда не поверю, что ты это придумал сам! Немедленно в Кремль! Нет, я за тобой пошлю, чтобы ты не перепутал Кремль с Даунинг-стрит… Конечно, заговор!..

— Тут всегда дыба помогает, — наставительно шепнул ему черный человек. — Или если на кол посадить, тоже дает неплохие результаты.

— Ваша правда, — Президент бросил трубку и, опустошенный, упал в кресло. — Либеральный заговор. Воспользовавшись служебным положением, на государственные средства! На самое святое… — он невидяще уставился в пространство перед собой, и губы его продолжали беззвучно шевелиться.

— Как он это объясняет? — спросил черный человек.

— Говорит, в корпорации были разработаны нанороботы, которые, проникая внутрь тела, путешествуют вместе с кровью, пока не достигают головного мозга. Встраиваются в его клетки. И там, выполняя программу, активируют зоны, отвечающие за рациональное мышление.

— Боже великий… — испуганно прохрипел черный человек.

— Он же западник, Чубакка… Решил, что мы никогда не сможем их нагнать, если не совершим эволюционный скачок.

— Но в водку… Это же святотатство!

— Именно в водку… — обессиленно кивнул Президент. — Потому что водка — эссенция из чувств…

— Экстракт веры! — завершил за него черный человек.

— Он говорит, что хотел покончить с рабом внутри каждого из нас…

— Но породил армию монстров! Киборгов, в которых не будет главного из человеческих качеств русского человека!

— Глупец… — Президент спрятал лицо в руках.

— Предатель! — поправил его черный человек. — Тот, кто посмел вмешаться в музыку сфер, тот, кто вторгся в тонкий эфир, кто испохабил технологиями таинство властвования избранных над умами паствы — предатель.

— Но я ведь тоже хотел модернизировать Россию… Сделать ее современным государством…

— Чушь! — черный человек распрямился, оперся на посох, и его хищное лицо в траншеях морщин вдруг показалось Президенту удивительно знакомым. — Россия — особая страна со своей неповторимой судьбой! — грозно громыхал его голос под сводами кабинета. — Она никогда не подчинялась законам холодного разума, она росла и развивалась вопреки всем рациональным объяснениям! Ни мне, ни вам, ни Чубакке не постичь той мистики, тех сил, которые удерживают ее от падения, которые защищают Россию и которые ведут нашу страну вслепую по ее священному пути! Россию не понять умом…

— В Россию можно только верить, — перекрестился Президент.

— Что будет теперь? — черный человек подошел к окну, взглянул вниз — на внутренний кремлевский дворик, на облепивших Царь-Колокол школьников. — Что ждет их всех?

Сергей Ильич вдруг принялся яростно скрести голову, чуть не в кровь раздирая кожу. Славик, сначала наблюдавший за ним с пьяным удивлением, через минуту тоже зачесался.

— Изнутри зудит… — с ужасом сказал он.

— Слав… Славик… — Сергей Ильич задыхался, зрачки его, широкие как пистолетное дуло, слепо тыкались вокруг. — Что происходит?

— Мы… Превращаемся… В кого-то… Другого… Чужого…

— Слава… — Сергей Ильич упал на колени, схватился за крашеный чугун батареи. — Это что же…

— Может, милицию… Пусть пристрелят… — с синих губ Славика капнула кровь.

Покатилась по лестнице и разбилась бутылка с дьявольской жидкостью.

— Отравители… — слабо прошептал Сергей Ильич.

И мир померк для них.

— Нанороботами заражена вся водка «Народная» — самая дешевая, сторублевая, — сказал Президент. — И еще несколько брендов. Всего продано тридцать миллионов бутылок… Еще столько же лежит в магазинах. И десятки заводов по всей стране продолжают разливать ее прямо сейчас!

Черный человек молча покачал головой, уперся лбом в оконное стекло.

— Это конец, — произнес он.

— Нет… Еще не поздно все изменить! — заспешил Президент. — Я объявлю борьбу с пьянством… Открою нацпроект «Трезвость»… Может быть, введу госмонополию на водку, чтобы контролировать качество. А может, ввести сухой закон? И под этим прикрытием…

Черный человек печально улыбнулся.

— Вы знаете, из-за чего распался Советский Союз? — спросил он.

— Нет, — честно ответил Президент.

— СССР сгубило всенародное похмелье, — горько молвил черный человек. — Предупреждал я Андропова, что русский человек без водки звереет… Ощущает без нее со всею остротой экзистенциальную пустоту… Пробуждается от векового волшебного сна в своей однушке с драными обоями и продавленным диваном… И что ему делать?.. А тут в одночасье проснулась вся страна…

Президент, бледный и решительный, как Лермонтов на дуэли, пошатнулся, но выстоял.

— Мы выдержим, — произнес он. — Завтра по телевизору я объявлю о начале всероссийской антиалкогольной кампании. И пусть нам придется заплатить страшную цену, пусть я лишусь своего места и даже головы… Но через поколение, когда несчастные, пораженные нанороботами, вымрут, русский человек вновь станет самим собой. И Россия вернется на свой исконный, ей одной начертанный путь. Я верю в это. Верю!

— От себя предложил бы не ждать, пока они вымрут самостоятельно… — неразборчиво добавил черный человек.

Но Президент, к счастью, не расслышал его.

— Что же делать с Чубаккой? — спросил он сам себя.

— Тут в подвале есть дыба, — ненавязчиво сказал черный человек, направляясь к потайной дверке. — Но, думаю, вы постепенно и сами разберетесь. Мне пора. Спасибо за внимание.

— Постойте! — воскликнул Президент. — Как вас по имени-отчеству…

— Иван Васильевич, — через плечо сказал черный человек.

— Это совсем как… Совсем как… — в горле у Президента пересохло, и он перекрестился еще раз. — Но как?!

— В свое время удачно продал душу, еще когда курс был хороший, — осклабился черный человек. — Могу, кстати, познакомить на будущее…

— Нет, спасибо, — открестился Президент. — Но вы так современно рассуждаете… И язык…

— Телик смотрю, — пожал плечами черный человек.

— И вы тут… всегда были? — робко поинтересовался Президент.

— Ну да. Не мог оставить свою страну без присмотра. Вот помогаю иногда советом хорошим людям.

— Но как… Ведь времена другие совсем… Россия другая!

Иван Васильевич криво усмехнулся, хрустнул узловатыми пальцами, глянул еще раз в окно.

— Да, по большому счету, что изменилось-то? — подмигнул он Президенту. — Ничего не изменилось!

Тот отвернулся на миг, шагнул к столу за сигаретами и услышал тут же, как хлопнула дверка. Стремительно оглянулся — в кабинете не было никого. Бросился к потайному ходу, но тот исчез бесследно, и Президент не нашел даже лишнего шва на плотно пригнанных декоративных панелях.

— Чертовщина… От одиночества, может, мерещится… Как Карлсон Малышу, — он хихикнул, но даже эхо не поддержало его.

Президент подошел к окну, распахнул его, махнул приподнявшемуся беспокойно снайперу на Спасской башне — пока отбой, мол, — и вдохнул полной грудью сырой московский воздух. Со стороны Красной площади до его слуха долетел чей-то истошный вопль. Нет, не примерещилось.

— Начинается… — глухо выговорил Президент.

Сергей Ильич разогнулся, отряхнул штаны, недоуменно оглядел крашенные бурым маслом стены, заблеванные бетонные ступени, утыканный вековыми окурками подоконник, унылый, закиданный бутылками двор, синюшного хлюпика в грязном пиджаке поверх олимпийки, в лице которого было нечто нездешнее… И ему захотелось кричать от ужаса.