Консул - Валерий Большаков

– Да и черт с ними! Хватаем Го Шу и смываемся.

– Хм… Надо попробовать.

– Тогда ты с Гефестаем и Лю Ху засядешь тут – вы у нас лучше всех управляетесь с луками, а я поведу остальных в обход. Увидите нас на позиции – начинайте отстрел!

– Будет сделано, – оскалился Искандер.

Сергий поспешно спустился, послал наверх кушана и последователя Кун Цю, а Эдика и с И Ваном повел за собой.

Обойти лагерь арабов не составило большого труда – за остатками домов можно было даже верхом проехать скрытно.

И вот Лобанов вышел арабам в тыл. Отсюда, из-за обрушенной кирпичной стены, он ясно разглядел согбенную спину Го Шу. А его самого разглядели Искандер с Гефестаем.

Сразу двое стражников вздрогнули, хватаясь за горла, пробитые стрелами. Их разморенные товарищи сперва не поняли, в чем дело. В следующий момент вторая парочка упала в пыль. Двое оставшихся в живых заоглядывались, щеря зубы и хватаясь за мечи, но шум поднять не успели – одному стрела пробила грудь, другого догнала, вонзившись в спину.

– За мной!

Сергий рванулся на площадь, шаря глазами по лицам невольников – кто годен? Этот стар, этот совсем малец, у этого лицо заплаканное… Вот подходящий кандидат!

Лобанов подбежал к седому, но еще крепкому мужчине с лицом цвета седельной кожи, и махом перерезал его путы.

– Вон тот! – указал он на араба, что растянулся невдалеке, пачкая кровью песок.

– Спасибо, – прохрипел освобожденный на узнаваемой латыни.

– Спасибо потом скажешь, – осклабился Сергий, – когда арабов перебьем!

– С радостью!

И Ван торопливо высвободил от пут Го Шу. Даос упал на четвереньки, но вскоре подскочил, кланяясь то Вану, то Сергию.

И половинки минуты не прошло, как отряд Лобанова пополнился девятью разъяренными мужиками, жаждущими пустить кровь своим обидчикам.

– На врага!

Огибая орущих верблюдов, преторианцы и бывшие рабы ударили по арабам с двух сторон, не жалея ни своей, ни чужой крови.

Двое освобожденных обрушили шатер и принялись колоть копьями тех, кто копошился под черным войлоком. Они утробно хэкали, вонзая копья в живые бугры, и украшались радостными улыбками, замечая, что с наконечников капает кровь.

А вот И Ван не проливал крови – он молотил арабов коленами, пятками, локтями, нанося такие удары, что тела отлетали на пару шагов.

Трое или четверо схватились один на один. Арабские работорговцы были люди тертые – прошагав не одну тысячу миль, побывав в самых разных переделках, они закалили и тело, и волю. И сопротивлялись отчаянно.

А Сергий и сам не рвался «на передовую», и своих придерживал – Го Шу они освободили, а вершить возмездие не им. У преторианцев было другое задание…

Резня закончилась так же быстро, как и началась. Рабы, вдвойне ошеломленные, стояли и оглядывались кругом, не веря, что обрели свободу, а недругам своим причинили смерть. Но это было правдой – два десятка трупов валялись кругом в разных позах, попадались среди них и те, кого арабы хотели продать в рабство. Но эти люди умерли свободными.

Дрожа от усталости и возбуждения, бывшие невольники собрались вокруг Сергия. Их было пятеро. Еще четверо погибли, а остальные разбежались, не дождавшись исхода боя.

– Меня зовут Гишкугарни, сын Мутум-эля, – отрекомендовался седой, которого Лобанов освободил первым. – Мы благодарим тебя и твоих друзей за подаренную свободу…

– Ну, уж нет, – усмехнулся Сергий, – мы только подмогли чуток, а подарочек вы у арабов вырвали – вырвали с мясом и кровью.

Он оглядел Гишкугарни и его товарищей по несчастью и борьбе. Когда его взгляд переместился на рослого плечистого парня, обритого наголо, но со скобкой усов, спускавшихся ниже уголков рта, что придавало лицу злобное выражение, тот приложил ладонь к груди, и поклонился:

– Я – Шуа, сын Нидитту. Мы с Гишкугарни служили в римском легионе.

Вперед вышел сухощавый, дочерна загорелый парень с вечно прищуренными глазами.

– Мое имя – Сингамиль, сын Раш-Ирры, – представился он.

За остальных двоих сказал один из них, чумазый, с роскошной бородой колечками. Латыни он не знал, но с языковой проблемой справился. Стукнув себя в грудь кулаком, бородач рявкнул:

– Вахбаллат!

Ткнув пальцем в соседа, Вахбаллат сказал:

– Халапта!

Названный, длинный как жердь, улыбнулся во все зубы, которые ему оставили кулаки стражников, и поклонился.

Сергий задумчиво поскреб в бороде.

Сперва он хотел тепло попрощаться со случайными союзниками, вышедшими на свободу с чистой совестью, но потом передумал.

– Послушай, Гишкугарни… – затянул Лобанов. – Как думаешь, эти верблюды и их груз теперь мои?

– Посмотрел бы я на того, – ухмыльнулся сын Мутум-эля, – кто усомнится в твоем праве!

– А ты хотел бы их заработать – и поклажу, и животных?

– Как? – прищурился Гишкугарни.

– Видишь, мы освободили товарища – он из страны серов, откуда привозят шелк. Их трое. Нас четверо. И есть еще человек сорок, которые хотят нас убить. Эта банда подкараулила нас в Селевкии, но мы ушли от них. Главарь у них, такой, косоглазый, его узнать нетрудно… К чему я все это говорю? Помогите нам незаметно перебраться в Ктесифон, и этот караван – ваш.

Получившие свободу заинтересовались, правда не понимая толком, как же им разбогатеть.

– Вы переоденетесь в арабские одежды, – принялся Сергий излагать свой план, – и поведете верблюдов. А мы… Смотрите, тут почти двадцать хумов с зерном – семь из них надо опорожнить, и мы заберемся внутрь! Конечно, неудобно будет. Попробуй, высиди столько, согнувшись в три погибели! Зато проскользнем незаметно…

– Кто проскользнет, – подал голос Гефестай, – а кто и нет. Я не влезу в хум!

– Да-а… – протянул Гишкугарни, осматривая великана-кушана. Потом обошел его кругом, и сказал: – Хочешь, будешь как наша женщина?

– Что-о?! – взревел сын Ярная.

– Ты наденешь длинное платье, закроешь лицо вуалью, а ноги будешь держать полусогнутыми. Только так ты скроешь и свой рост, и свой пол.

– Соглашайся, – сказал Эдик. – По крайней мере, не будешь сидеть в позе эмбриона и превращаться в окаменелость!

Гефестай посопел, посопел и рукой махнул:

– А, делайте со мной что хотите…

И всё завертелось.

Из шести хумов высыпали рис, уложили солому на дно, погрузили на верблюдов – по два хума, обмотанных толстым войлоком, на одного двугорбого.

Гишкугарни с друзьями переоделись в длинные арабские одеяния, выбрав те предметы одежды, что не имели следов крови, нацепили на головы куфии, и повели верблюдов. Преторианцы с ханьцами шагали следом, ведя под уздцы навьюченных коней – залезть в кувшины можно было и под Селевкией. Зачем мучиться зря?