В поисках невидимого Бога - Филип Янси

Христос ясно показал нам близость Бога, столь тесную, что Сам Он обращался к Нему «Авва», «Отче», то есть «Папа», «Папочка». В одной из негритянских духовных песен (спиричуэл), которые пели на рабовладельческом Юге, подмечен этот важный дар Боговоплощения. Чернокожим рабам непросто было приблизиться к великому Богу: такие слова как, Владыка или Господин, вызывали у них тяжелые земные ассоциации. Невольники нуждались не в устрашающем и далеком Хозяине, а в Боге близком, Которого можно представить и любить.

Мой Бог — высок, что нельзя забраться выше Него;Он столь низок, что нельзя пройти под Ним;Он столь широк, что нельзя обойти Его;Можно лишь войти в Него — через Агнца.

Христос спустился с небес на грешную землю и тем самым сделал нас более понятными для Бога. Благодаря Христу не только мы стали лучше понимать Бога, но и Он нас. Вот слова другого спиричуэла:

Никто не знает мою беду,Никто не знает, кроме Иисуса…Слава, аллилуйя!

Благодаря Христу, Бог воспринимает наше положение иначе, чем в Ветхом Завете. Апостол Павел даже говорит, что Иисус «страданиями навык послушанию, и, совершившись, сделался для всех послушных Ему виновником спасения вечного, быв наречен от Бога Первосвященником» (Евр 5:8–10). Эти не очень понятные слова означают, что Боговоплощение имело смысл не только для нас, но и для Самого Всевышнего. Как существо духовное, Бог никогда не испытывал физической боли (нервных клеток–то у Него нет!). Но через личный опыт Он познал ту же боль, что испытываем и мы, люди. Ибо, помимо прочего, Его приход на землю предполагал неизбежность физического страдания, а на долю Иисуса оно выпало ужасное. Он умирал с нами в самом буквальном смысле.

Апостол Павел делает важный вывод: «Ибо мы имеем не такого первосвященника, который не может сострадать нам в немощах наших, но Который, подобно нам, искушен во всем, кроме греха» (Евр 4:15). Он в полной мере может «снисходить невежествующим и заблуждающим» (Евр 5:2). Через Иисуса Бог глубоко постиг, что значит быть человеком. Воистину, «никто не знает наши беды — никто, кроме Иисуса. Слава, аллилуйя!»

В своих книгах я постоянно возвращаюсь к теме боли и страданий, ибо много о них размышляю. Скажу честно, вопросов у меня больше, чем ответов. Но я постиг важный принцип: нельзя судить о Боге по тем несчастьям, которые выпадали и еще могут выпасть мне или дорогим мне людям. В целом, ответ на вопросы о Промысле и страдании я нашел не в событиях повседневной жизни, а в Личности Иисуса. Когда Сын Божий пришел на землю, Он принес не страдание, а исцеление. И когда Он покинул наш скорбный мир, то обещал вернуться, чтобы восстановить его в соответствии с изначальным Божьим замыслом. И в доказательство предложил собственное Воскресение в новом теле.

Евангелия не объясняют, почему происходят несчастья: скажем, почему город уничтожается землетрясением или наводнением, почему лейкемией заболевает именно этот, а не другой ребенок. Но каждое Евангелие показывает, как Бог относится к таким трагедиям. Достаточно посмотреть, как Иисус разговаривал с сестрами друга Своего Лазаря, или со вдовой, потерявшей сына, или с прокаженным, которого не пускали в город. Христос являет нам Лик Божий, и на этом светлом Лике мы видим слезы.

Известный теолог Ричард Нибур однажды сравнил Божье откровение во Христе с Розеттским камнем — найденной в 1799 году, возле небольшого города Розетта в Египте, базальтовой плитой. На плите были выбиты три одинаковых по смыслу текста, два на древнеегипетском языке (иероглифы и скоропись) и один на древнегреческом. Древнегреческий был хорошо известен лингвистам, и сопоставление трех текстов послужило отправной точкой для расшифровки древнеегипетских иероглифов. Д о обнаружения Розеттского камня египтологи не могли читать иероглифы. Когда же ученые сумели их расшифровать, они ясно увидели мир, который раньше был затянут туманной пеленой. Нибур сравнивает расшифровку иероглифов с прочтением непонятных нам «текстов веры»: Христос дает нам возможность «расшифровать записи, сделанные на неведомом языке». Мы можем доверять Богу потому, что доверяем Иисусу. Если мы сомневаемся в Боге, находим Его непознаваемым или непомерно далеким, вглядимся во Христа — наш розеттский камень веры.

Я воспользуюсь иным образом и сравню Христа с «увеличительным стеклом» веры. Но здесь требуются объяснения. Я являюсь гордым владельцем полного «Оксфордского словаря английского языка». Словарь существует в двух видах. Библиотеки и библиофилы покупают двадцатитомное издание стоимостью в три тысячи долларов. Как член книжного клуба, я смог заполучить однотомный вариант всего лишь за сорок долларов. Однотомник содержит весь текст словаря, но напечатан он столь мелким шрифтом, что невооруженным глазом прочесть его невозможно. И мне пришлось обзавестись увеличительным стеклом, наподобие того, какими пользуются ювелиры: большим, размером с блюдце, с подсветкой и на подставке. С его помощью (а иногда я прибегаю еще и к маленькой лупе) я могу постичь смыслы любого слова.

Работая со словарем, я много узнал об увеличительных стеклах. Когда я навожу линзу на страницу, крошечный шрифт в центре становится четким и ясным, но ближе к краям все больше расплывается. Вот так же и Христа можно представить как центр, фокус увеличительного стекла моей веры. Для правильного видения очень важно смотреть в центр. Не только в литературной деятельности, но и в духовной жизни я долго оставался маргиналом, мучаясь над не имеющими ответа вопросами о сосуществовании благости Божьей и зла, царящего в мире, о соотношении предопределения и свободной воли, о сложностях молитвы и так далее. А при таком подходе ясности не жди! Зато когда я смотрю в центр, на Иисуса, ясность возвращается.

Повторюсь: о причинах страдания Библия большей частью молчит. Однако Евангелие доказывает, что причина страданий — не Бог. Для меня история Иисуса Христа характеризует Бога как «Бога всякого утешения» (2 Кор 1:3).

Возьмем другой пример: почему Бог не отвечает на мои молитвы? Ответа я не знаю, но вижу, что и Иисус прошел через такое же молчание небес. В Гефсимании Он пал на землю, просил Бога пронести «чашу сию» мимо (Мф 26:39), но эта просьба осталась безответной. Он просил, чтобы Церковь была «едина, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино» (Ин 17:21), но и эта молитва осталась неудовлетворенной. Иисус молился: «Да будет воля Твоя и на земле, как на небе» (Мф 6:10), но из любой ежедневной газеты мы видим, что пока не исполнена и эта просьба возлюбленного Сына Божьего.

Конечно, я могу измучить себя вопросами вроде: «Какой смысл молиться, если Богу и так все известно?» Но Христос замыкает уста вопрошателям: Он Сам молился, и молился горячо, иногда всю ночь напролет. А значит, молиться должен и я.

Признаюсь, что многие христианские доктрины вызывают у меня нелегкие чувства. Неужели чьи–то души обречены на вечные муки в аду? А как быть с теми, кто на протяжении жизни даже не слышал имени Иисуса? Некоторым утешением служит ответ Амвросия Медиоланского своему ученику Августину. Когда Амвросий лежал на смертном одре, Августин спросил, не боится ли учитель Суда Божьего. «Господь благ», — с улыбкой ответил Амвросий.

Вот и я учусь доверять Богу, а сомнения прогонять через познание Иисуса Христа. Кому–то может показаться, что я ухожу от поиска ответов, но Новому Завету соответствует только устремленность ко Христу, христоцентричность. Мы смотрим прежде всего на Христа и не слишком оглядываемся по сторонам.

Глядя на Иисуса, мы способны узнать о Боге многое. То, что беспокоит меня на нашей горестной планете — несправедливость, нищета, расизм, сексизм, злоупотребления властью, насилие, болезни, — беспокоило и Его. Христос показывает, чтб чувствует и как относится к нашим бедам Бог.

«Лучше иметь маленькую веру, завоеванную дорогой ценой, чем сгинуть с богатым множеством длинных символов веры», — написал Генри Драммонд, шотландский профессор естественных наук, прославившийся в конце XIX века своим стремлением примирить науку и религию. Для меня средоточие веры, «завоеванной дорогой ценой», — во Христе Иисусе.

Православный священник и богослов Александр Шмеман написал: «Церковь учит нас, что Христос «смертью смерть попрал», это значит, что сама Его смерть была спасительной, что в ней и через нее совершилось торжество победы над смертью. Иными словами, что еще до Воскресения совершилось нечто, благодаря чему печаль смерти не просто заменяется радостью Воскресения, но сама печаль претворяется в радость»[18].

В последние десятилетия XX века вопросами смерти и воскресения Христа занялся французский философ и антрополог Рене Жирар. Занялся столь глубоко, что, к изумлению своих светских коллег, обратился в христианство. Правда, Жирар почти не рассуждает о мистических последствиях распятия. Ученого–антрополога поразило, что история Иисуса идет вразрез со всеми героическими преданиями древнего времени. Вавилонские, греческие и прочие мифы прославляли только сильных героев, победителей. Христос же с самого начала солидаризировался с теми, кому плохо: нищими, угнетенными, больными, отверженными. Более того, Он и Сам родился в нищете и унижении. Его родителям пришлось стать беженцами. Он всю жизнь прожил среди малого народа, при жестоком режиме, и был казнен по несправедливому обвинению.