Головнин. Дважды плененный - Иван Фирсов

Головнин довольно подробно нарисовал картину бедствия, и не без основания. «Я тогда находился флаг-офицером при вице-адмирале Макарове, следовательно, имел случай знать состояние каждого корабля, бывшего во вспомогательной эскадре, а будучи употребляем к переводам и в сношениях главнокомандующего с английскими адмиралами, я знал также хорошо и их мнение о каждом из наших кораблей и капитанов. И я к тому могу утвердительно присовокупить, что корабль „Ретвизан“ обязан своим спасением присутствию духа и искусству своего начальника, твердости и непоколебимому усердию офицеров, расторопности нижних чинов и вообще редкому порядку и дисциплине, существовавших на сем корабле во всю кампанию. При сем случае особенно содействовали капитану Грейгу и отличились: капитан-лейтенант Быченский, первый лейтенант Миницкий и лейтенант Хвостов».

Среди десятков офицеров Головнин похвалил самоотверженного Николая Хвостова. От его лихости на Курилах предстоит еще испить чашу страданий и невзгод мореходу Василию Головнину…

А «Ретвизан» все-таки сумел кое-как, с большим трудом «сползти» со злосчастной мели и принять участие в сражении.

Первый бросок десанта оказался успешным. На берег англичан высаживали под огнем неприятеля десятки шлюпок с русских кораблей. Довольно быстро десант овладел береговыми батареями, укреплениями, и открылся путь для кораблей эскадры. В глубине Тексельской бухты изготовились отразить нападение голландцы. Но на этот раз обошлось без кровопролития. Восемь линкоров и три фрегата сдались на милость англичанам. «Ибо, — пояснил Головнин, — начальник голландской эскадры контр-адмирал Стори принужден был отдать ее англичанам, не сделав ни одного выстрела, потому что кроме него самого и офицеров все служители целой эскадры признали единодушно прежнее правительство и не хотели сражаться против союзников принца Оранского».

В этот день адмирал Дункан затребовал к себе Головнина. Вернувшись через час, флаг-офицер доложил вице-адмиралу Макарову:

— Адмирал Дункан, ваше превосходительство, распорядился отрядить под командой вице-адмирала Тета корабли для крейсирования у берегов, для прикрытия войск. Сам Дункан отправляется в порт и просит следовать с ним ваше превосходительство на «Елизавете».

Макаров слушая Головнина, усмехался про себя: «Тыто мне скругляешь аглицкую словесность, а Дункан-то тебе рубил не стесняясь…»

Выслушав Головнина, адмирал приказал:

— Бери шлюпку, сходи к Тету, Передай — к нему отряжаются «Всеволод», «Северный Орел», — Головнин еле успевал записывать, — «Болеслав», «Европа», «Счастливый»… Передашь Тету и мигом обратно. Дункан не любит канителиться.

Спустя два дня английский и русский флагманы присутствовали при взятии в плен и отправляли под конвоем в Англию двенадцать голландских линкоров и фрегатов…

Пехоте на материке пришлось несладко. Расчет на поддержку голландцев не оправдался. Население и армия Голландии приняли сторону французов. Правда, через неделю подоспели 17 тысяч русских солдат, армию союзников возглавил сын короля, герцог Йоркский. Но это не помогло. Подтвердилось мнение Суворова о слабости англичан на суше.

Русскими же командовал бесталанный гатчинский генерал-майор Герман, а британцы недобросовестно снабжали русских собратьев провизией, зачастую солдаты шли в атаку голодными. В трех кровопролитных сражениях союзные войска потерпели поражение. Многие попали в плен, в их числе и генерал Герман. К тому же прошел слух, что голландцы вот-вот откроют шлюзы и плотины и затопят войска пришельцев, находящиеся в низине. Герцог заключил перемирие с французами и начал отводить войска. Англичане, видимо, и не подумывали наголову громить своего соперника, основной цели кампании они достигли: пленили неприятельский флот и обезопасили свое побережье на какое-то время.

На юге в те же дни войска Суворова вышли к предместьям Генуи. До Ниццы и Франции было рукой подать. Но это не входило в планы австрийского императора. Он отозвал свои войска, а Суворову предписал срочно идти через Альпы в Швейцарию. В Петербурге поняли наконец, что разрыва с австрийцами не миновать.

Суворов еще не расставался с мыслью сразиться с Бонапартом, который спешил из Египта во Францию наводить порядок…

Получив сведения о ноябрьском перевороте в Париже, Павел начал присматриваться к личности Бонапарта.

— Пожалуй, нынче Бонапарт в самодержцы стремится, — высказался как-то император в минуты хорошего настроения Ростопчину. — Сие для нас приемлемо. — Павел всегда радел за порядок, а без жесткой узды это невозможно. — Думается, нам безразлично, кто будет царствовать во Франции, лишь бы правление там установилась единовластным. Быть может, нам вернуться к дружбе с Бонапартом? Уж и австрийцы нам пакостят, а британцы, как всегда, жар чужими руками загребают.

Ростопчину, давнему стороннику сближения с Францией, такие рассуждения импонировали. А император, как часто бывало, переложил руль круто.

— Не откладывая, заготовь рескрипт Суворову. Галиматью и бредни венские не слушать. Идти в Россию. — Павел мгновение раздумывал, выпучив глаза. — Ушакову — на Корфу: возвратить эскадру в Севастополь. Макарову свертывать кампанию, по способности к весне прибыть в Ревель.

Известие об уходе из Англии пришло перед Рождеством. Балтику уже сковало льдом, большая половина кораблей ремонтировалась в английских портах, раскиданных по побережью, вывезенная из Голландии пехота зимовала на островах, поэтому само собой отодвинулся и срок отплытия эскадры до весны. Англичане, узнав о предстоящем уходе русских, видимо, особенно не печалились. Для них отпала необходимость сторожить голландцев, французы притихли и на суше, и на море, ходили слухи, что скоро сторонники короля опять двинутся из Вандеи на Париж, и им потребуется помощь английского флота в Бискайском заливе…

Как и принято, проводили офицеры свободное время в английских тавернах, а скорое возвращение в неухоженный Кронштадт обрадовало всех. Две кампании беспрерывного крейсирования у голландских берегов, штормовое Северное море несколько приелись морякам. А многие из них тяготились монотонностью службы, не бывая по месяцу и более на берегу.

Английское же Адмиралтейство не упускало случая использовать русские эскадры для латания самых невзрачных прорех своей морской обороны.

Флот метрополии Англия использовала для морской блокады Франции не только с военной, но и главной, торговой целью. Продолжалась схватка двух морских гигантов не на жизнь, а на смерть.

Как справедливо заметил Мэхэн: «Никто не хотел разжать свои челюсти, пока недостаток жизненной силы не заставит их сделать это или пока не нанесена рана, через которую иссякнут жизненные силы».

Ежегодно на морских торговых путях французы пленили около пятисот английских купеческих судов. Английские крейсеры захватывали не меньше призов. Стоимость товаров на призовых судах и сами суда оценивались в сотни тысяч фунтов стерлингов. Немалый доход получала казна за конвоирование купеческих судов. Только в прошлом году военные моряки за конвоирование принесли казначейству почти полтора миллиона фунтов стерлингов. И в то же время, несмотря на войну, барыши английских купцов выросли почти вдвое…

Так что английские адмиралы, используя русские эскадры для «вспомогательных» целей, внакладе не остались и в этом смысле не возражали, чтобы они задержались у берегов Англии.

Да и некоторые российские флагманы не прочь были бы погостить подольше в английских портах…

На всех эскадрах офицеры в кают-компаниях матросы на палубах вели пересуды о недавней свадьбе контр-адмирала Павла Чичагова.

Женился он на дочери отставного английского капитана. История эта тянулась несколько лет, в деталях ее мало кто знал, но Головнин не раз оказывался невольным свидетелем разговоров то Макарова с Тетом, то россказней словоохотливых капитанов, когда они сходились за обеденным столом у старшего флагмана. Из всех этих «баек» становилось ясно, что к Чичагову питали неприязнь и флагманы, не уважали и капитаны. Многие из них не понаслышке знали подноготную новоиспеченного контрадмирала, весь его «послужной список» проходил у них на глазах…

Еще в детские годы отец, адмирал Василий Чичагов, 5 держал сына при себе, вроде флаг-офицера. В сражениях он, конечно, не участвовал, но награды «за храбрость» получал. Без морского образования трудно делать карьеру, даже имея покровительство. Отец, вспомнив свои молодые годы, проведенные в Англии, отправил сына на выучку в английский флот. Но тот вместе со своим наставником исправно «обучался» в английских тавернах. Став офицером, некоторое время командовал фрегатом, обитавшим в английских портах, познакомился с семьей капитана Проби. У того была дочь на выданье, и у них завязался роман. Покидая Англию, Чичагов взял слово с невесты, что она будет его ждать. И надо же случиться, вскоре после воцарения Павла I скончался капитан Проби, Чичагов начал хлопотать о выезде в Англию, но царь недовольно заметил: