Колумбийская балалайка - А. Логачев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Достал, сел обратно в кресло. Самолет на малой высоте двигался к лодке. Океан был настолько близко, что в него хотелось прыгнуть «солдатиком», чтоб освежиться.
Аккуратно сложенный жилет напоминал стопку оранжевых упаковочных пакетов. Сбоку болтался баллончик — вроде тех, из которых старухи выпускают слезоточивый газ в лица насильников. Только в этом — сжатый воздух, который надует жилет, пикнуть не успеешь. Если сработает, конечно. Но проверять сейчас ни к чему. Сейчас нужно вспомнить, где тот карман. Их на жилете несколько. Пилот разворачивал спасательное средство. Под очередной откинутой складкой обнаружилась «молния». Замок не заело, что пилота удивило — обычно эти «молнии» заедает. Он предпочитал липучки.
Запустив пальцы внутрь, выудил два серебристых похрустывающих в руках пакетика. Что там написано? Так, так: «…на основе уксуснокислой меди… средство для отпугивания акул… способ применения…» То самое! Ну, способ применения понятен. Простой способ. Сыпь — и жди, что поможет.
Лодка стремительно приближалась. Успеет он или нет до прохода над лодкой?
Он прикинул — у него секунд двадцать. Должно хватить. Одной рукой управляя штурвалом, он подкорректировал курс. Надо пройти так, чтобы лодка оказалась слева, точно под элероном крыла. Другой рукой он подносил поочередно пакетики ко рту, раздирал их зубами («Как дикарь, честное слово») и осторожно, чтоб не просыпать, укладывал на колени. Разрывал их не только сверху, но и надрывал с боков, чтобы лучше сыпалось. «Самому б не лизнуть отраву, вот будет номер… Господи, чем я занимаюсь?»
Он положил ладонь на ручку дверцы. Прокрутил в мозгу предстоящие действия: открыть дверь на подходе к цели, высунуться, примериться, кинуть. Особенно близко к лодке попадать не обязательно — радиус этой быстрорастворимой дряни метров пятнадцать. Или даже больше? Ну, кажется, пора…
Акула отплывала, теребя добычу. Но та не пахла, не раскусывалась и не заглатывалась. Это была нееда. И она мешала. С трудом, раскрывая пасть и мотая башкой, акула наконец избавилась от нееды.
Она была слишком примитивна, чтобы испытывать разочарование. Нееда — значит, нееда. Будет и еда. Если заглотить еще раз То-Наверху, оно может стать едой. Оно же двигалось как еда. И оно пробудило спазмы пустого брюха. Когда пустое брюхо требовало еды, акула могла хватать все подряд. Чтобы только утолить голод. Что-нибудь да окажется едой… Акула вновь повернула к Тому-Наверху…
Михаил подтащил Татьяну, находящуюся в состоянии шока, почти к самой корме, то есть как можно дальше от сдутой секции, которая нынче представляла из себя вход-выход в море. Прислонил к борту, отпустил ее. Поднял голову и увидел пикирующий на них самолет.
— Да это ж полный беспредел! — взревел он и рванул из рук Борисыча автомат. Но старик не выпустил оружие.
— Дай, отец! — то ли взмолился, то ли прикрикнул Миша. Борисыч разжал пальцы.
Самолет поравнялся с лодкой.
— Падла! — не выцеливая, от живота полоснул Михаил по закрывшей от них небо машине. — Еще ты тут будешь!..
Выдав короткую очередь, автомат заглох. Михаил послал вдогонку уходящему аэроплану еще несколько пустых щелчков, после чего злобно бросил оружие на дно.
— Успокоился? — спросил его Борисыч.
— Да пошел ты… — утомленно огрызнулся стрелок.
— Ну-ну. — Старик поднял автомат, вытащил из кармана запасной рожок и перезарядил его.
— Глядите, северяне, летун чего-то кинул. — Вова показал на пакетики, планировавшие к поверхности воды.
— Ой, точно. Что это такое? — воскликнула Люба, тоже перебравшаяся на корму.
— Травануть, сука, хочет, — увидел пакеты Миша. — Падла! Прилетит еще — точно изрешечу… А вдруг эта херня растворяет резину?
Самолет в этот момент скрывался за лесными верхушками.
Пилот захлопнул дверцу, опустился в кресло. Посмотреть вниз, на свою рубашку, он боялся. Он лелеял последнюю кроху надежды — вдруг то, что ударило его в бок, просто какой-нибудь внутренний процесс, выходка организма, ну, неловко повернулся он, пускай хоть грыжа, аппендикс или… Боль слизнула последнюю каплю надежды — невыносимая! такой не бывает! — заставила руку прижаться к боку, а глаза опуститься. Белоснежная рубашка (летчицкий шик — всегда свежая, без намека на пятнышко сорочка) прилипла к телу в том месте, где проступало и расплывалось по ней алое пятно.
Пилот откинулся в кресле и закрыл глаза. Может, все это сон, он распахнет веки и увидит себя в кровати, а за окном рассвет…
Гранулы растворялись в морской воде. Благодаря добавленному в их состав красителю зарождались, увеличивались и расползались во все стороны фиолетовые, наводящие на мысли о марганцовке пятна.
— Что это за пакость? — еще раз спросила Таня.
— Кажется, я догадываюсь, — усталым голосом ответил Алексей, всматриваясь в окружающее их водное пространство. — Слыхал про такое. У «импорта» есть такая фигня. В наборах для спасения на море. — Алексей делал большие паузы между предложениями. — Порошок, отпугивающий акул. Нашим морякам не полагается. Очень надеюсь, что это он.
— Думаешь, Леша, акула ушла? — негромко спросила Люба.
— Не знаю. Не видно. Если что, тебе, Борисыч, шмалять придется, у меня пусто, патроны йок.
— Да заметил, — вздохнул старик. — Так что, выходит, нас облагодетельствовали?
— Огромная чернильная клякса, — почти восхищенно подметил Вова. — В два счета. Любопытно, что за краситель? Не иначе…
— Ребята, а как мы теперь поплывем, без носа? — перебила его Люба. Она пересела к Татьяне, прижала ее голову к своей груди, успокаивающе поглаживая по волосам. Татьяна вздрагивала всем телом, зубы ее стучали, как от сильного холода…
Акула взяла в сторону, надеясь обогнуть мерзкий запах. То, что попало в ноздри, пахло омерзительно. И вызывало щекотку. Но запах был повсюду — снизу, сверху, сбоку. Как и эта темная масса, похожая на выплески осьминога. Акула еще немного покрутилась, но запах стал невыносимым, заставил даже уняться пустое брюхо. Описав последний, широкий круг, акула поплыла прочь. Мир огромен, она найдет еду в другом месте.
— Дон Мигель, сеньор, я ранен. Они попали в меня… Я могу не дотянуть…
— Как ранен, «Кондор»? «Кондор!» Где ты?
— Возвращаюсь. Болит… Попали…
— Куда?!
— Я сбросил… пакеты… выстрелы…
Дон Мигель рывком поднялся с кресла.
— Диего, садись.
Он ухватил Марсиа за рукав черной рубашки, подтолкнул к столу с микрофоном.
— Ты разбираешься в ранениях. Объясняй ему, что делать. У него же есть аптечка!
Последние слова Мигель Испартеро выкрикнул. Потом быстро вышел из аппаратной в соседнюю с нею гостиную, на ходу срывая галстук с шеи. Он уже не мог выносить всего этого абсурда. За дверью он почти столкнулся с маленьким худощавым человечком, державшим в руках поднос, над которым поднимался ароматный дымок. Повар Нуньес, не без труда припомнил дон Мигель.
— Паштейги, сеньор, — промямлил Нуньес, глядя собачьими глазами снизу вверх на Маэстро.
Мигелю Испартеро жутко захотелось двинуть ногой по этому подносу, дать выход переполнявшему его гневу. Сдержался. И так он чересчур разнервничался, давно с ним такого не было…
— Поставь на стол, — Мигель показал пальцем, куда именно, — и иди.
Нуньес отличался крайней безмозглостью, был из-за этого притчей во языцех, и если б задал сейчас один из своих дурацких вопросов, то дон Мигель сорвался бы. Но Нуньес на этот раз все понял с первого раза и тем спас себя от гнева Маэстро.
Дон Мигель принялся вышагивать по гостиной. Требовалось успокоиться и принимать решения с холодной головой. Творилось что-то невообразимое. Не укладывающееся ни в какие схемы и представления. А хуже всего то, что эти безумные события могли закончиться для него лично огромными неприятностями.
Дон Мигель ничего не обдумывал. Собственно, сейчас обдумывать было нечего. Необходимо было просто побыть одному, прийти в себя, успокоиться, чтобы потом отыскать решение… Если уже не поздно…
В глазах пилота темнело. Как в кинематографе, когда свет постепенно гаснет…
А слабость нарастала, опутывала, усыпляла, что-то нашептывая в наушники.
Слабость уняла боль, и это было хорошо.
Красный, как габаритные огоньки, сигнал тревоги еще бился в засыпающем мозгу, но и его пульсации становились тише. Мир раскачивало, как люльку с младенцем.
Глаза пилота сами собой раскрылись. Как близко деревья…
Развернув лодку кормой, они подгребали к Вовкиной доске, покачивающейся на спокойной воде, когда со стороны леса прогремел взрыв. Высоко над деревьями взвился столб черного дыма.
— Это еще что? — удивился Михаил.
— Далеко, в глубине джунглей, — оценил расстояние Борисыч. — Слушай, молодец, а не твой ли самолет это?