Лекарство от хандры - Клюева Варвара

Они с Сандрой вздохнули, долгое время не решались нарушить молчание, но через несколько минут Дон не выдержал гнета мрачных мыслей и снова заговорил:

— Так, значит, Варвара и с тобой не откровенничает? Может быть, мне просто померещилось… ну, ее потайная комната, а, Сандра?

— Не думаю. Я убеждена, что потайная комната существует. Мне, кстати, понадобилось куда больше времени, чтобы заподозрить некий изъян в пресловутой Варькиной открытости. Я знала ее уже три или четыре года, когда вдруг обратила внимание, что некоторых тем Варвара упорно избегает. Не поддерживает разговор, и все! Конечно, по ее обмолвкам, по нечаянным фразам Лидии… Ты знаком с Лидией?

— С вечно юной тетушкой? — Селезнев ухмыльнулся. — Да, имею честь.

— Так вот, их случайные обмолвки навели меня на определенные мысли. Но когда я поделилась ими с Варварой, она рассмеялась и заявила, что любовь к сентиментальным романам не доведет меня до добра. С тех пор я предпочитаю держать свои домыслы при себе. Нет-нет! — воскликнула Сандра, предупреждая просьбу Селезнева. — Не проси, Дон. Ты проницательнее меня и не читаешь дамских романов, так что можешь сколько угодно строить собственные догадки.

— Тогда расскажи хотя бы о том недоразумении, из-за которого она поссорилась с друзьями. Ты говорила, что Варвара не делает тайны из этого эпизода.

— Ладно, слушай, — легко согласилась Сандра. — Варька тогда училась, кажется, на втором курсе. Если верить ее словам, мехмат МГУ представляет собой рассадник гениев и психов, причем кто из них кто — сам черт не разберет. Нормальные студенты там тоже изредка попадаются, но только среди девушек — так, во всяком случае, утверждает Варвара. Когда я спросила: «А как же Марк, Генрих, Прошка, Леша?» — она посмотрела на меня большими глазами и воскликнула с неподражаемым изумлением в голосе: «Уж не хочешь ли ты сказать, что считаешь их нормальными? Да, выходит, психи попадаются не только на мехмате!»

Селезнев засмеялся.

— Хорошо, что этот комментарий не слышали Прошка с Марком! Иначе несчастное человечество оказалось бы ввергнуто в третью мировую войну.

— О, я думаю, они слышали подобное не раз! И воздавали сторицей. Язык у них подвешен не хуже чем у Варьки. Но это к слову… Так вот, один из психов неожиданно внушил себе, что Варвара — его идеал. Насколько я поняла по описанию, он представлял собой нечто среднее между юным Вертером и Арлекином, к тому же отличался, как выражаются психологи, склонностью к демонстративному поведению. Один раз после экзамена, на котором бедняге не поставили «отлично», соседи по блоку в общежитии застали его стоящим на стуле с петлей на шее. В другой раз он прямо на глазах изумленных зрителей резанул себя бритвой по руке. Дело происходило на концерте, где зал встретил смешками напыщенную балладу его сочинения. Полагаю, несчастный искренне считал себя трагическим героем, наделенным нечеловеческой остротой и глубиной чувств, а всех остальных грубыми скотами, неспособными понять его бездонную душу. Может быть, в Варькиных глазах ему почудилось понимание… Так или иначе, но чем-то она его привлекла.

Однажды в перерыве между лекциями Варвара сидела в коридоре на подоконнике и переписывала чужой конспект. И вдруг, случайно подняв голову, наткнулась на горящий взгляд демонической личности. Парень подпирал стену напротив окна и пожирал Варьку глазами. Едва она подняла голову, он оторвался от опоры, пересек коридор и прилюдно упал перед ней на колени. Варька и глазом моргнуть не успела, как вокруг собралась толпа, восхищенно внимавшая новоявленному Ромео. По ее словам, более бредовой речи она не слышала никогда в жизни. Но хуже всего было то, что она совершенно не представляла себе, как будет выкручиваться. Вызвать «скорую»? Так когда еще та прибудет! Шуток влюбленный псих не понимал, на предложение остаться друзьями вполне мог ответить попыткой выпрыгнуть из окна. На счастье Варвары, речь полоумного Ромео была длинной, а мозги у нее работают быстро. Когда псих замолчал, она перелистала тетрадь, открыла одну из последних страниц, где находился некий список фамилий, и, вписав фамилию психа под очередным номером, сказала: «Хорошо, я согласна. Тебе когда удобнее?» Влюбленный посмотрел на нее непонимающим взглядом, а Варвара перевернула еще одну страницу. Там фамилии шли не сплошняком, а по датам: на один день — восемь-десять фамилий. «Хочешь в следующую пятницу? Тут как раз одного не хватает». "Что это? — спросил позеленевший псих, глядя на семь мужских фамилий, записанных под строкой «пятница, какое-то там декабря». Варвара посмотрела на него с укоризной. «Мог бы и сам догадаться, не маленький. В личной жизни я превыше всего ценю порядок. Так тебя записывать на пятницу?» Несчастный встал с колен, плюнул Варьке в физиономию и, растолкав обалдевшую публику, быстро пошел прочь.

— А что это был за список? — с улыбкой спросил Селезнев.

— Комсомольское начальство поручило Варваре организовать факультетский шахматный турнир, и это были участники. В списке было и несколько девушек, но Варька постаралась, чтобы женские фамилии не попались психу на глаза. Свидетели «сцены на балконе» разнесли о ней молву по всему курсу. Вечером в Варькину дворницкую каморку нагрянули разгневанные Прошка с Марком и расстроенный Генрих. Они, разумеется, знали об истинном назначении списка, но считали, что Варвара, так жестоко подшутив над влюбленным да к тому же душевнобольным человеком, проявила чудовищную бессердечность. Она выслушала их обличительную речь, после чего, ни слова не сказав, собрала вещи и рванула на вокзал. Генрих и Марк попытались было ее остановить, но, как говорится, «черт ли сладит с бабой гневной?».

Понимаешь, Варвара не желала оправдываться. Сама она никогда не судит тех, кого любит, — это один из незыблемых принципов, которых у нее немного. «Они без колебаний записали меня в монстры, а еще называют себя друзьями! Грош цена такой дружбе!» — объявила она, когда приехала сюда, ко мне. Я уговаривала ее встать на их точку зрения, но Варвара отказалась продолжать разговор.

— И как же они выпутались?

— Благодаря Леше. Самое удивительное, что в то время он Варвару почти не знал — они начали общаться только летом, в стройотряде, тогда как с Марком, Прошкой и Генрихом Варька дружила с первого курса. Но именно Леша — полный, кстати, профан в области чувств — догадался об истинных мотивах поведения Варвары, когда услышал рассказ возмущенных Марка и Прошки. Общий смысл его оправдательной речи был примерно таков: Варька не могла сказать психу «нет», потому что это привело бы к непредсказуемым последствиям. Говорить «да» она, естественно, не хотела. У нее оставался один выход: вызвать к себе такое презрение, чтобы не осталось места любви. Что она и сделала. Друзья подумали и признали объяснение верным. Потом они два часа обрывали провода, а я два часа уговаривала Варвару взять трубку. Она смилостивилась, лишь когда они пригрозили приехать в Питер. С тех пор Варька прониклась глубоким почтением к Лешиному логическому мышлению, а самого Лешу полюбила, как родного.

— Да, хороший конец, — вздохнул Селезнев. — Но что было бы, если бы несчастному психу открыли правду о списке шахматистов?

— Думаю, после перенесенного потрясения сама мысль о любви к Варваре должна была вызывать у него отвращение, — сказала Сандра, подумав.

— Но он бы понял, что его отвергли… — начал Дон, однако тут опять зазвонил телефон.

На этот раз Сандра оказалась проворнее.

— Да?

— Я нашел ее! — выпалил ей в ухо звонкоголосый лейтенант.

— Варьку? — ахнула Сандра. Селезнев вскочил. Сандра повернула трубку, чтобы ему тоже было слышно.

— Нет, — виновато сказал Петя, сообразив, что разбудил в собеседнице ложную надежду. — Пока только машину. Вы не дадите мне номер капитана Селезнева?

Сандра передала трубку Дону.

— Селезнев слушает.

— Товарищ капитан, я нашел хозяина машины. В среду утром двое похожих на ваш рисунок взяли его «Жигули» напрокат, заплатив вперед две тысячи долларов.