Получил наследство кот - Денис Дроздов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глеб поднял взгляд – и замер. Спина, мелькнувшая перед глазами, была ему явно знакома. Человек только что вышел из клиники и свернул за угол. Догонять его Глеб Аркадьевич и не пытался. Вместо этого он легонько постучал себя кулаком по лбу, обозвал болваном, кретином, идиотом и старым простофилей, выбрался из машины и бодро похромал в клинику.
Ассистентка была одна – девушка стояла у окна, глядя на пыльную клумбу невидящими глазами. Щеки Казимировой пылали, волосы были слегка растрепаны.
– Яна, я болван! – выпалил Звоницкий.
Девушка невольно улыбнулась, но вгляделась в лицо шефа – и улыбку словно стерли губкой.
– Что-то случилось, Глеб Аркадьевич? – обеспокоено спросила она.
– Случилось, причем не одно, – в сердцах ответил Глеб. – Позавчера пропало лекарство, а вчера я недосчитался приличной суммы в кассе.
Краска сбежала с лица ассистентки. Девушка побледнела так, что Глеб даже испугался – не дошло бы до обморока. Но Яна недаром была дочерью военного – девушка только сглотнула, сжала дрожащие руки и ровным голосом спросила:
– И вы думаете, что это я?
– Нет, Яна, я так не думаю! – зло бросил Глеб. – Теперь я точно знаю, чья эта работа! Скажите, зачем вы пускали в клинику этого мерзавца?
Щеки девушки слегка порозовели.
– Вы про Игоря? Почему вы его так не любите, Глеб Аркадьевич? – Как всегда, встав на защиту обиженных, хрупкая девушка превратилась в бойца. Сейчас она напоминала Глебу Дон Кихота с его ветряными мельницами – такая же худая, глаза горят, только не хватает копья, чтобы бросаться на великанов, и тазика на голове вместо шлема… – Он мне рассказал, за что вы его уволили!
– Да?! – неожиданно развеселился Звоницкий. – И за что же?
– Игорь сказал вам, что собирается открыть собственную клинику! А у вас работает только до тех пор, пока не заработает достаточно денег для этого. А вы, Глеб Аркадьевич, не захотели растить конкурента! Вот вы его и вышвырнули…
Неожиданно Звоницкому стало противно. Он тяжело опустился на стул и, неловко потянувшись, набулькал себе воды из графина.
– Глеб Аркадьевич, вам нехорошо? – забеспокоилась Яна. Всю ее неприязнь как рукой сняло.
– Все нормально, – отхлебнув тепловатой воды, поморщился Глеб – Присядьте, Яна. Я хочу вам кое о чем рассказать.
Девушка уселась напротив, обеспокоено заглядывая в лицо шефу.
– Так вот, Игоря я уволил вовсе не поэтому. Эта сказка про собственную клинику – просто мечта. Ему пришлось бы работать еще лет двадцать, чтобы открыть собственное дело, а к этому времени я давно бы уже прекратил практику. Так что дело не в этом.
– Тогда в чем? – Яна стиснула ладошки, подозревая, и не без оснований, что правда может оказаться крайне неприятной.
– Я уволил его за воровство и непрофессионализм. Вот и все секреты.
– Я вам не верю! – неожиданно воскликнула девушка.
– Сейчас поверите, – устало произнес Звоницкий. – Пересчитайте кассу.
Казимирова с минуту таращилась на Глеба, потом вдруг вскочила и кинулась к кассе. Выдвинула ящик с деньгами и принялась пересчитывать купюры, то и дело сбиваясь и начиная сначала. Глеб терпеливо ждал, пока она не ахнула и не замерла с веером купюр в руках.
– Ну что? Опять недостача?
– Он не мог! – еле выговорила девушка, глядя на шефа остановившимся взглядом. – Не мог так со мной поступить!
Звоницкому было отчаянно жаль дуреху, но все точки над «i» следовало расставить немедленно.
– Яна, этот мерзавец не только воровал лекарства и деньги, он еще и делал все, чтобы подозрение пало на вас. Если бы я сейчас случайно не заметил своего бывшего ассистента выходящим из клиники, я бы до сих пор был уверен в вашей виновности. Я ведь вас уволить собирался! – Глеб в сердцах сжал кулаки. – Вышвырнул бы вас с работы и сообщил всем знакомым ветеринарам, что Казимирову на работу брать не надо. И вы бы никогда больше не нашли работы в этом городе…
Яна растерянно смотрела на Звоницкого.
– Расскажите, как вы познакомились с этим типом, – приказал Глеб Аркадьевич.
– Но… ведь вы меня сами с ним познакомили! – удивленно произнесла Казимирова.
Глеб вспомнил тот день, когда Игорек приходил в клинику за расчетом. Он еще разглядывал девушку, как зверька в зоопарке, едва сдерживал смех и, уходя, поздравил Звоницкого с новой сотрудницей… Видимо, тогда же в голове юного негодяя и сложился коварный план мести бывшему работодателю.
Он попросту вскружил голову бедной девочке, обделенной мужским вниманием. И пользовался отсутствием Глеба для того, чтобы приходить в клинику. Врал, небось, что скучает по своей подруге. А сам тайком воровал лекарства и деньги, чтобы подставить новую ассистентку Глеба…
Неожиданно личико Яны скривилось, и девушка со всего размаху хлестнула себя по щеке. Глеб вскочил и едва успел поймать маленькие, но сильные руки, а не то бы ассистентка нанесла себе еще какой-нибудь вред.
– Яна, что вы делаете?!
– Какая же я дура! – глядя в стену сухими горящими глазами, тихо произнесла Казимирова. – Я думала, он и вправду в меня влюбился. Как будто в меня можно влюбиться…
– Ну что вы, Яна! Вы молодая девушка… – забормотал Глеб. За долгую жизнь он так и не научился справляться с женскими слезами и истериками. Его бывшая жена Людмила никогда в жизни не повысила голоса, а при серьезных неприятностях принимала две таблетки снотворного и ложилась в постель, рассудительно приводя пословицу про то, что утро вечера мудренее.
Но Яна не плакала – она просто добивала саму себя тихими словами:
– Я – молодая уродина. Пройдет еще лет десять – и я стану старой уродиной. Как Баба-Яга. Тогда, может быть, будет легче… Молодой уродиной быть трудно, а к старой все снисходительны – что с нее взять… Пустите меня, Глеб Аркадьевич!
Звоницкий разжал руки. Яна всхлипнула и скрылась в бытовке. Плачет, наверное… Разумеется, девушке обидно. Такой удар по самолюбию! Хорошо, что девочка по природе боец. Какая-нибудь нежная барышня после такого вполне могла бы наложить на себя руки, а Яна – нет, она не такая… кстати, а что она так долго делает в пустой комнате?
Звоницкий забеспокоился и уже собирался деликатно постучать, как вдруг дверь распахнулась и на пороге появилась Яна. Светлые локоны девушки были безжалостно, под корень обрезаны. Оставшиеся волосы напоминали цыплячий пух. Короткая стрижка подчеркивала длинный нос и большой рот девушки, уши топорщились, а шея казалась трогательно тоненькой и беззащитной. В руке девушка держала ножницы. Глаза ее были абсолютно сухими.
– Яна, ну зачем вы так! – с жалостью глядя на ассистентку, ахнул Глеб.
– Не переживайте, Глеб Аркадьевич! – хриплым голосом сказала Яна. – Я же уже не переживаю… Волосы – не уши, отрастут. А это так, напоминание самой себе. Чтобы усвоить урок и не быть больше такой дурой… Завтра я еще в рыжий цвет перекрашусь!
– Это еще зачем?!
– Ну, будет такой… типа, стоп-сигнал. «Не влезай, убьет!» Понимаете?
Глеб искренне не понимал.
– Все равно меня никто больше никогда не полюбит… – горько пожаловалась девушка.
Звоницкому стало смешно. Он вспомнил себя в юности. Какими громадными казались ему тогда горести, о которых он сейчас и вспомнить не мог, в чем же они заключались. Следовало завершить разговор какой-нибудь банальностью – из тех, что помогают переносить жизненные невзгоды.
– Говорите, не полюбит? Это еще бабушка надвое сказала!
– Глеб Аркадьевич! Что с вами? Вы в порядке?
Голос ассистентки доносился как сквозь вату. Наконец Глеб покачал головой и заявил:
– Яна, вы – гений!
– Правда?! А я и не знала, – фыркнула ассистентка. К ней постепенно возвращалось самообладание. – А что за бабушка? Ну, которая надвое сказала? Почему это вас так… потрясло?
– Бабушка – это баронесса Баух! – пояснил Глеб.
– Ух ты! – восхитилась Казимирова. – В жизни не была знакома ни с одной баронессой! А что она сказала надвое?
– Она написала странное завещание, – медленно произнес Звоницкий. – Завещание, которым многие остались недовольны…
– Вы хотите, чтобы я умерла от любопытства? Ну-ка, быстро объясните мне, в чем дело!
Что ж, никакой тайны здесь не было, поэтому Глеб в общих чертах изложил дело, с которым всего неделю назад познакомил его самого Илья Стариков.
Яна внимательно слушала, но в конце рассказа похлопала ресницами и поинтересовалась:
– И что все это значит?
– А то! – вдохновенно сочинял на ходу Звоницкий, связывая концы с концами. – Баронесса недаром совершила такой экстравагантный поступок! Не забывайте, Яна, ей было сто два года! Несмотря на здравый ум, она уже много лет не поднималась с кресла, не выходила из дома и вообще мало что могла.
Казимирова шмыгнула носом от сочувствия к незнакомой старушке.
– Александра Фелициановна понимала: ей осталось совсем мало, и хотела завершить свои земные дела. У нее оставался в руках всего один мощный инструмент воздействия на окружающих – это ее деньги. А точнее, завещание.