Таллинские палачи - 1 - Андрей Шахов

— Твоя смерть будет уродливой.

Стасис понимающе кивнул:

— И я питаю к тебе самые нежные чувства.

Поединок был начат мгновение спустя неожиданным выпадом ниндзя.

Неожиданным и желанным, ибо Стасис менее всего хотел изнуряющего нервного противостояния, в котором он наверняка потерял бы несколько далеко не лишних очков. Он мог по праву гордиться своей выходкой с мечом, в самом начале резко изменившей психологический фон поединка.

Впрочем, рановато было извергать в свой адрес возвышенные дифирамбы.

Мастерство и боеспособность незнакомца раскрывались теперь во всей своей красе и демонстрировали, что даже с коротким мечом в левой руке этот человек потрясающе опасен.

«А может, он левша?»

Некоторое время Стасис только оборонялся. И через силу — подмывало бросить к чертям собачьим бесполезную железяку и пуститься наутек от греха подальше! Что он периодически и делал, в самый последний миг спасая то драгоценную задницу, то милые, до боли обожаемые конечности.

«Потрясающая у чувака техника! Только чудо помогает мне как-то противостоять этому бесу!.. Однако чисто физически я сильнее».

Нужда напомнила Стасису одно из важнейших правил дедушки Ахмета: «Развивай в себе артистизм. Голая техника без него немногого стоит…

Последовательные, логические действия всегда красивы, но иногда совершенно необъяснимый шаг становится верхом грациозности».

Пришел тот час, когда Стасису предоставилась возможность познать мудрость совета старого мастера на собственном опыте. Исходя из ситуации, он решил изобразить противостоящего разъяренного быку тореадора. Непросто было, учитывая, что он же являлся и красной тряпицей, раздражавшей зверюгу; но и забавно, особенно когда доселе бесстрастные глаза ниндзя выразили удивление перемене в противнике.

Изумляться было чему — Стасис преобразился. Исчезла нервозность, появившийся артистизм прибавил уверенности и даже сил, растрачиваемых теперь более разумно. Иной раз ему уже удавались проводить даже опасные выпады.

Правда, за один из них пришлось поплатиться. Ниндзя не только успел обезопасить себя, отодвинувшись далеко в сторону, но и провести молниеносный ответный укол. Стасис отреагировал позднее необходимого, и острейшее лезвие вакизаши обожгло плечо, оставив на ней глубокую кровавую полосу.

Боль подстегнула Стасиса. С яростным криком, изящно выгнув спину, он изо всей силы ударил мечом по оружию противника, да так, что выбил его из руки, отшвырнув метра на три в сторону.

Потрясенный незнакомец на мгновение замер, что позволило Стасису определить свою очередную задачу и своевременно приступить к ее реализации.

Понимая, что противник не прочь вернуть себе меч, он ринулся в очередную атаку, отгоняя того от вожделенной цели подальше.

Ниндзя отступил на пару шагов и швырнул на ковер перед Стасисом дымовую капсулу. Тот успел закрыть глаза в момент слепящей вспышки и, задрав голову, приготовился к тому, что хитрец ниндзя воспользуется своей невидимостью за дымовой завесой и попытается перелететь через него в каком-нибудь головокружительном сальто.

Досадная ошибочка вышла. Вместо ожидаемого из густых клубов метнулся конец отягченного грузом шнура, оплелся вокруг основания лезвия меча и вырвал его из руки Стасиса.

К счастью, ниндзя действовал поврежденной рукой, что его и подвело. Меч упал на ковер. Стасис оттолкнул его ногой подальше и кинулся в куда более привычный рукопашный бой…

Минут через пять невообразимых метаний по холлу, в ходе которых противники нещадно тузили друг друга, их силы начали сдавать. Стасис уже мало походил на себя прежнего, получив впридачу к порезу на плече сильный ушиб колена, несколько багровых пятен на теле и приобретя бурый от сплошных кровоподтеков цвет лица («Господи! До чего же замечательно, что в свое время я передумал заниматься боксом — там ведь каждый божий лень харя была бы такой!»). О состоянии поверхности его противника судить было затруднительно, но, зная производимый своими попаданиями эффект, Стасис мог не сомневаться — незнакомцу тоже досталось изрядно, тем более что в бой постоянно попадала раненая рука.

Волею поединка их занесло уже на антресоли, где они дрались на узком пространстве между стеной и бортиком, перемещаясь лишь взад-вперед. Ниндзя горел желанием сбросить Стасиса вниз, но, познав превосходство того в силе мышц, избегал вступать в чреватый скверными последствиями ближний бой.

Один раз ему удалось изловчиться, оказавшись между стеной и Стасисом, упереться спиной и обеими ногами столкнуть его с яруса. С треском круша бортик, Стасис успел ухватить ниндзя за ногу и увлечь за собой. Более того, во время короткого полета он умудрился оказаться над ним и приземлиться уже не на ковер, а на смягчившего удар противника.

Естественно, Стасис и пришел в себя быстрее. Пока ниндзя корчился на ковре, с прерывистым кашлем пытаясь вернуть легким утерянный ритм, он сорвал с него капюшон-маску и вскочил на ноги.

Все сомнения мгновенно улетучились — перед Стасисом валялся тот самый майор КГБ, который несколько лет назад убил дедушку Ахмета!

Майор-ниндзя, наконец, совладал с дыханием, не очень резво вскочил на широко расставленные нетвердые ноги, раскинув руки, еще туманными глазами уставился на Стасиса.

— Я тот самый дезертир, за которого ты убил Ахмета! — крикнул Стасис, брызжа слюной гнева; вялое лицо экс-кэгэбнста исказилось гримасой презрения.

— Тогда я струсил, не вступился… Пришла пора вернуть долг!

Он разорвал черный лоскут надвое и набросился на врага, ненавистного теперь вдвойне. Вся ненависть за смерть деда и пережитые недавно испытания обрушилась на потерявшего былую прыть ниндзя.

Стасис бил его с невероятной мощью, снося ногами из стороны в сторону и лишая всякой воли к сопротивлению. С каждым ударом на его кроссовках прибавлялась густая кровь «честного капиталиста», щедро брызгавшая на ковер из-под лопающейся кожи. Когда ниндзя уже едва держался на полусогнутых, беспомощно хрипя и водя руками в поисках хоть какой-то опоры, Стасис с шумным вздохом сконцентрировал все последние силы и с крутого разворота с оглушающим криком буквально вонзил ступню в его грудь.

Разлился громкий хруст ломающихся костей, и чудовищная инерция швырнула экс-майора на подпирающий ярус столбик. Бревно не выдержало, завалилось, и метра три яруса обрушилось на поврежденного, погребая его под досками.

— И этот низко пошел… — тяжело пробормотал Стасис, с натужной улыбкой глядя на все еще связанных друзей, прокашлялся и устало присел на окровавленный ковер. — Видать, и впрямь к дождю.

Стасис блаженствовал. Он с вожделением посасывал вторую сигарету подряд, попивал жгучий кофе из радченковского термоса, наслаждался прикосновениями нежных пальчиков молоденькой медсестры, накладывавшей на его еще горячее тело повязки, и тихонько посмеивался, взирая сонными глазами на царящий вокруг переполох. Ему впервые доводилось видеть полицию в настоящей работе…

В паре метров от «скорой», в которой приводили в порядок Стасиса, в полицейском «Мерседесе» сидел Игорек и, почесывая заклеенную пластырем щеку, давал насупленному Крийзиману свои показания. Минуту назад старые знакомые изрядно повздорили — Стасис откровение оплевал противного служаку, вздумавшего вновь лепить ему какой-то вздор своего больного воображения…

— Кайфуешь? — дружески поинтересовался подошедшей Радченко.

— Ага!

— Ну и натворили вы дел!

— Такова наша трудовая жизнь… Кстати, могу я теперь надеяться на доопупенный сон в родимой постельке?

Радченко почесал затылок, глянул на излучающего раздражение Крийзимана.

— Не мешало бы взять у тебя показания…

— Но можно же отложить это на денек! У вас и без меня работы будет пока в избытке.

— Ладно! — махнул Радченко. — Вали — отсыпайся!

Игорек вскоре освободился, нагнал отошедшего от «скорой» Стасиса.

— Пошли домой, а? Ну их к чертям лешим!

Стасис присел на капот одной из полицейских «девяток», пожал плечами:

— Я туда и собираюсь. Олежку только надо найти…

— Да он так увлекся одной сестричкой, что всерьез нацелился на госпитализацию.

— И черт с ним!

— А может поехали ко мне на дачу, а? — предложил Игорь, когда они подошли к воротам.

— Нет уж! — живо отреагировал тот. — Я домой хочу.

Они вышли на дорогу, по которой предстояло прошагать до «Москвича» около половины километра. Начинало светать, что в их глазах приобрело символичность приходящего на смену загадочной, холодной ночи теплого, возможно, солнечного дня.

— Стасис!

Он замер, резко обернулся.

Из кустов вышла растерянно улыбающаяся Инга.

— Ты-то как здесь оказалась?