Дон Алехандро и Тайное Убежище - Инди Видум

Шарика и картофельную кучку, стараясь не пропустить ни мига из столь важной экспертизы. Тем временем ками деловито чуть ли не обнюхивал каждый клубень, в пару запустил коготь и потом внимательно его изучил. Картошка была сочная и явно только недавно выкопанная — на некоторых клубнях земля еще не высохла. Какой трудолюбивой оказалась Жирнянка. Пока мы ходили к Уларио и валялись в тени местного дерева, она, не покладая корешков, выкапывала и стаскивала клубни, чтобы меня порадовать.

Я гладил ее по веточкам с пока еще редкими и мелкими листочками и приговаривал, какая она умница, что позаботилась обо мне. На попытку Серхио сделать то же самое она грозно клацнула крошечными, пока еще не отросшими зубками, намекая, что фамильярность — только для меня.

— Вот ведь злючка. Я ее похвалить хотел.

— Ты лучше ей чего-нибудь вкусного принеси.

Жирнянка согласно завиляла ветками.

Наконец Шарик осмотр закончил и вынес вердикт:

— Если срезать кожуру потолще, можно есть безбоязненно.

Оттранслировал он в этот раз свои соображения так, что услышал и я, и Серхио. Компаньон засомневался:

— А точно ничего не будет?

— Ты можешь не есть, — предложил Шарик, любовно обходя картофельную кучку по кругу. — Корнеплодов мало, чем меньше ртов — тем больше на каждого придется итогового блюда.

— Я верю, что дон Алехандро не станет предлагать порченый продукт, — вывернулся Серхио.

И принялся аккуратно перекладывать картошку в один из пустых мешков, которые мы брали с собой в расчете на добычу с бандитов. Расчет оказался слишком оптимистичны, но теперь у нас было чем заполнить хотя бы этот мешок. Шарик крутился рядом, отслеживая каждый клубень и чуть ли не считая их. Не иначе как потом будет проверять на нецелевое использование — все должно пойти в общий котел и честно делиться на всех, а не откладывать в секретные кладовые кого-то одного. Если, конечно, этот кто-то один не ками.

Наконец все, даже самые мелкие, клубни нашли свое место в мешке, Жирнянка и Шарик залезли ко мне на руки, ревниво косясь друг на друга, и я открыл портал в Убежище. В кабинет мы с Серхио прошли настолько незаметно, что спор с той стороны двери даже не утих.

— А я вам говорю, дон Оливарес, что это не сработает, нужно вектор чуть подправить.

— Я по вашей просьбе уже несколько вариантов с подправленными векторами использовал, — сварливо ответил Оливарес. — И заметьте, дон Болуарте, ни один из них не оказался успешным.

— Зато они дают безопасность. Вы хотите вскрыть кабинет или его взорвать? Ваш вариант наверняка приведет к взрыву. Мне моя жизнь еще дорога. Что вы за проклятийник такой, если простейшие чары развеять не в состоянии?

То есть, пока я бегал по просьбе герцога, тот изо всех сил пытался проникнуть в мои тайники? Да уж, послал Всевышний союзников. Аристократы, а ведут себя как мелкие жулики. Хотя, конечно, среди мелких жуликов чародеи не водятся, последние — жулики покрупнее.

— Шарик, ты говорил, что Убежище после того, как я отсюда выхожу, впадает в стазис…

— Я говорил? — Шарик, как мог, показывал свое удивление: и лапами разводил, и глаза прятал. Но так как глаз у него было слишком много, все равно часть была на виду и смотрела на меня виновато. — Ты что-то путаешь, Хандро. Я говорил, что все чародеи должны выйти из Убежища, чтобы оно впало в стазис. Оно с них продолжает качать энергию и подпитывается, так что стазис — нерациональное неиспользование ценного чародейского ресурса.

Было видно, что Шарик сочинял все прямо на ходу, хотя в одном он был прав: было видно, что чародеи в плане накачки энергией убежища времени не теряли, заправляли от души, хотя наверняка об этом не догадывались. Даже я не чувствовал, как Убежище тянет из меня чародейскую энергию, настолько это делалось незаметно. А ведь я был основным источником…

— А сказать, что ты не знаешь — не судьба? Я от этого хуже о тебе не подумаю, потому что понимаю, что у дона Леона были секреты, которые он не доверял даже тебе.

— Да, — вздохнул Шарик, — дон Леон был талантливым чародеем, не то что эти. Который час возятся, а запирающие чары не смогли снять. А все почему? Потому что отпереть их можно только изнутри.

Что я и сделал, после чего резко распахнул дверь, едва не стукнув будущего тестя. Дон Оливарес оказался предусмотрительней: он стоял в стороне, поэтому успел притвориться, что изучает картину на стене.

— Что это вы тут делаете, доны?

— Тебя ждем, Алехандро, — проворчал Оливарес. — Оставил нас тут на целый день, заниматься нечем. Вот мы с доном Болуарте и принялись размышлять, как устроена защита. Все же Убежище сделано Мурильо, нам есть чему у него поучиться.

Герцог нетерпеливо махнул рукой, останавливая речь. Уж он точно оправдываться не собирался.

— Что там с нашими газетами, дон Алехандро?

Я вытащил и отдал всю пачку.

— Газеты и письма нам будет приносить знакомая порталистка, — пояснил я. — Уларио обвешен портретами моими и Исабель.

— Кто ищет? — напрягся Болуарте.

— Сеньорита не знает. Говорит только что государственные структуры.

— Сеньорита? — возмутился Болуарте. — Пока мы тут решаем государственные проблемы, сидя взаперти, вы развлекаетесь с девушками? Не кажется ли вам, дон Алехандро, что в свете ваших обязательств в отношении моей дочери, это выглядит некрасиво?

— Исабель сеньориту Фуэнтес знает.

— И что? Это что-то меняет?

Как мне показалось, герцог возмущался только для вида, чтобы отвлечь внимание от своего неприглядного поступка. Я демонстративно запер дверь в кабинет и сказал:

— Это меняет все. А вот вы, дон Болуарте, задолжали мне объяснение, почему вы не только не удержали дона Уго от попытки взлома защитных чар, но и сами в этом активно участвовали.

Болуарте не ответил, а принялся смотреть на меня своим фирменным взглядом, от которого обычный смертный должен был если не свалиться без чувств, так хотя бы почувствовать себя виноватым и побежать заглаживать свою вину перед доном. Куда побежать? Это Болуарте придумал бы быстро.

— Молчите, дон? В то время как я, рискуя жизнью, пробираюсь в поселение по вашему поручению, вы портите мое Убежище.

— Не выдумывайте, дон Алехандро, — недовольно ответил Болуарте.

— Папа, вы ругаетесь? — в гостиную впорхнула Исабель.

— Мы не ругаемся, я говорю