Сброшенный корсет - Сюзан Кубелка

Что тут сказать? Мне понадобилась вся моя сила воли, чтобы не разрыдаться. По счастью, мне это удалось. Не прошло и десяти минут после ухода Эрмины, как раздался стук и вошла толстуха Цилли, а правило номер один гласит: «Никогда не плачь перед прислугой!»

— Доброе утро, сударыня, — сказала она, с трудом переводя дыхание. — Сегодня я принесла вам кое-что особенное. Прислано вашей тетушкой, чтобы отметить сегодняшний день. Она желает вам приятного аппетита. — С этими словами Цилли поставила на ночной столик тяжелый серебряный поднос, от которого шел дивный аромат.

— Настоящий кофе?

— Из настоящих зерен. Но стоит положить в чашку побольше сахара и налить побольше молока, должна я вам доложить, иначе он придется вам не по вкусу. Настоящий кофе, который пьют только взрослые.

Я была тронута такой любовью, потому что варка кофе — очень долгая процедура. Хороший кофе наливают по каплям. Пока кофейник наполнится, проходит целая вечность. А до этого нужно обжарить зеленые зерна и терпеть едкий чад. И только потом молоть, снова целую вечность. Сегодня все это проделали для меня.

От кофе я страшно перевозбудилась, и в обед у меня вовсе не было аппетита. Я отказалась от десерта и сразу спустилась в театральный зал. В пальмах писем не оказалось, я села за рояль и стала импровизировать из «Летучей мыши», нового шедевра Иоганна Штрауса, который я слышала год назад в театре в Вене. Эрмина наотрез отказалась подарить мне клавир, не говоря уже о либретто, потому что сочла произведение аморальным. И я играла по памяти, пока за мной не пришли. Было уже три часа, пора было заняться прической.

Я радовалась предстоящей процедуре, но она оказалась настоящей пыткой.

Йозефа появилась, тяжело нагруженная, с маленькой спиртовкой, щипцами для волос, щеткой, за нею шла тетушка, как всегда запыхавшись, с ручным зеркалом, накидкой и корзинкой, наполненной искусственными цветами. А сверху, картинкой вниз, лежали два дагерротипа, с которыми она сравнивала меня накануне того многозначительного купанья в солодовне.

Я гордилась своими волосами. Их никогда еще не стригли, и они были чрезвычайно густыми и красивыми.

— Волосы, как у императрицы, — сразу отметила тетушка.

Раньше, до приезда в Эннс, я всегда заплетала их в косы. В Эннсе Цилли, смачивая мои волосы сахарной водой, закручивала их на ночь в папильотки. Получались блестящие, ниспадавшие до талии локоны, которые я носила распущенными.

Вчера мы вымыли из волос весь клейкий сахар, а сегодня приступили к новой прическе. С помощью щипцов и душистой помады Цилли завила мне волосы и высоко уложила, затем воткнула в прическу цветы из блестящего шелка, белые и лиловые, в цвет моего платья.

— А теперь самое главное, — воскликнула тетушка и, взяв в руки обе картинки, долго их изучала. — Последний штрих!

Две пряди на висках заплетены в длинные тонкие косички, уложены обручем вокруг лба и закреплены сзади. Потом тщательно, один за другим вколоты еще несколько цветков. Казалось, на голове моей лежал венок.

— Вот теперь превосходно! Это у нас с тобой хорошо получилось, Йозефа. — Тетушка отступила на шаг с выражением триумфа на лице. — Прическа удалась точь-в-точь. И вот что я вам скажу: это проливает свет на некоторые факты. Для кое-кого. Не так ли? Это пробуждает прекрасные воспоминания. Сейчас как раз самое время!

Йозефа энергично кивнула, церемонно подправила отдельные пряди, а когда она закончила, у меня закружилась голова.

По правде говоря, мне было совсем худо. Три битых часа я прямо, как свеча, сидела на золоченом стульчике, неподвижно, как статуя, утянутая до сорока сантиметров.

Несколько раз Зефи уколола меня шпильками. От спиртовки воняло. Запах паленых волос на щипцах раздражал желудок.

— Прошу прощения, но мне сейчас будет плохо.

И тут тетушка поднесла мне ручное зеркало. И все сразу же стало прекрасно.

Неужели это я? Белая нежная кожа, большие черные глаза, на голове великолепие из темных локонов, на лбу цветочный ободок — на меня смотрела улыбающаяся молодая барышня. Уже не ребенок. Живительно, до чего можно измениться!

— Ну вот, теперь у нас в Эннсе новая красавица, — довольно воскликнула тетушка. — Ты себе нравишься? Да? Могла ли ты представить себе подобное три недели назад, когда приехала к нам?

— Нет. Никогда… но… прошу прощения, не хочу никого обременять, только… мне так тяжело дышать… и я не могу… говорить. — Я ловила ртом воздух.

— Чудесно, — сказала Юлиана. — Тогда ты знаешь, как себя вести за ужином: улыбаться, молчать, не противоречить, ничего не критиковать, а если упадешь в обморок, то и это твой козырь. Кавалеры будут чувствовать себя защитниками, все бросятся тебя поднимать, и ты снова в центре внимания. Запомни раз и навсегда: ты плавно соскальзываешь на пол. Ни в коем случае не опрокидываться, как доска. Красавица должна и в обмороке не терять грациозности. И тогда все мужчины — твои рабы. — И она захихикала, будто девочка. — Я говорю это по собственному опыту. Положись на него.

Йозефа принялась упаковывать корзинку. Тетушка протянула мне свой веер — золотистый с красными крапинками, он ярко контрастировал с лиловыми цветами в моих волосах.

— Душа моя, сиди смирно на своем месте и не крути головой, пока не вернется Зефи. Она тебя оденет. А в половине девятого я зайду за тобой и отведу вниз. Готова держать пари на свой отель, что сегодня нас ждут сильные впечатления. Этот вечер принесет тебе новых пылких поклонников, если я не обманываюсь.

Уходя, она помахала мне рукой, а Йозефа даже сделала книксен.

Наконец-то я одна.

Я судорожно раскрыла веер. Уф-фф, свежий ветерок. И в этот момент я поняла, почему элегантные светские дамы всегда имеют при себе веер. Вовсе не из кокетства. Отнюдь нет. Они всюду носят этот предмет с собой, чтобы выжить. Не из тщеславия, а из чистой необходимости. Веер и корсет, я впервые осознала это сейчас, идут рука об руку. Без вееров туго зашнурованный дамский мир давно бы задохнулся. А если корсет когда-нибудь выйдет из моды, то исчезнут и веера.

Внезапно у меня заболела голова. В висках стучало. Никогда бы не подумала, что взрослые добровольно обрекают себя на такие муки. Красота требует жертв — гласит старая поговорка. Как же это верно! Как верно!

На секунду я поддалась жалости к самой себе. Но тут же выпрямилась, как свеча. Ни одна из женщин, которых я знала, никогда не жаловалась на подобные вещи. Я не хочу быть здесь первой. И потом, успех того стоит!

Я бросила удовлетворенный взгляд в большое зеркало на дверце моего гардероба. На меня смотрела красавица, и это была я. Могла ли я мечтать о таком раньше? К этому времени Юлиана успела тайком поведать мне десять заповедей женской красоты, я отвечала семи из них: у меня была предписываемая лилейная кожа, потому что я никогда не выходила из дома без шляпы, перчаток и зонтика от солнца. За этим следила Эрмина с тех пор, как мне исполнилось три года. У меня тончайшая талия. Маленькие руки и ноги. Большие глаза, к тому же черные, — вожделенный цвет глаз в стране, где большую часть населения составляют блондины. Маленький рот. Длинные густые волосы, и я невелика ростом.