Тайны выцветших строк - Роман Пересветов

Когда нужно было доставить особенно важное, секретное письмо иностранному правителю, собственному послу или воеводе, царь посылал его не с обычным гонцом, а с одним из подьячих Приказа тайных дел. Но ему давались при этом еще и другие задания: разузнать стороной о чем-нибудь, интересующем лично царя, собрать сведения о настроении населения в тех местах, где ему придется проезжать, поговорить наедине с тамошними воеводами по вопросам, перечисленным в особом, составленном лично царем тайном наказе. Часто подьячим рекомендовалось даже скрывать, где они служат, и выдавать себя за каких-нибудь других лиц.

Выполнявшие сложные и щекотливые поручения подьячие Приказа тайных дел оплачивались выше служащих других приказов. Они кормились во дворце и получали значительные суммы на дорожные и всякие иные расходы. На пошивку парадной одежды им выдавалось даже вдвое больше, чем, например, подьячим Приказа Большого дворца. В дворцовых расходных книгах часто упоминаются их фамилии. К большим праздникам они щедро награждались денежными подарками и съестными припасами. Наиболее старательным на дом посылались целые мясные туши.

Служба в этом особом приказе и усердие при выполнении личных поручений царя способствовали успешному продвижению по служебной лестнице. Подьячие Тайного приказа назначались дьяками в другие приказы, а дьяки становились думными дьяками, но и тогда продолжали вершить те же дела.

Главному доверенному лицу царя — дьяку Тайного приказа полагался высокий по тому времени оклад — триста рублей, не считая денежных подарков, вина и провизии из царских погребов. Кроме того, ему давались еще и земельные угодья. Во многих грамотах этот дьяк именовался дьяком «в государеве имени», так как он имел право подписывать грамоты и указы, исходившие «из его, великого государя, царских палат за его, государскими, тремя красными печатями».

За все время существования Приказа тайных дел должность дьяка в нем занимали четыре человека: Томила Перфильев, Дементий Башмаков, Федор Михайлов и Иван, он же Данило, Полянский. Несмотря на то что все эти дьяки были незнатного происхождения, они приглашались за царский стол наравне с самыми родовитыми боярами, к немалой досаде последних. Дьяк Тайного приказа должен был всегда находиться вблизи царя на тот случай, если он понадобится для какого-нибудь секретного поручения. Он обязан был принимать меры тайной охраны, сопровождать царя во время походов и выездов на охоту и богомолье, одним из первых встречал иностранных послов при посещении ими Кремлевского дворца и т. д. Он же одним из последних провожал их.

О каких же делах, проходивших через Приказ тайных дел, удалось узнать из найденной архивными следопытами «черной» книги и немногих уцелевших документов, составленных самим царем, дьяками и подьячими этого приказа? Почему вся его деятельность была так строго засекречена?

Преобразованный из личной царской канцелярии, Приказ тайных дел прежде всего занимался делами, интересовавшими лично царя. Это были, с одной стороны, дела первостепенной важности, связанные с чрезвычайными событиями: войнами, восстаниями, эпидемиями и другими стихийными бедствиями, часто угрожавшими стране и вызывавшими у царя опасения за благополучный исход его царствования. С другой стороны, предметом постоянной заботы приказа было все, что касалось личной безопасности и благополучия царя и близких к нему людей.

Самое мелкое, по тогдашним понятиям, дело, например об увечье, полученном в драке дворовым человеком какого-нибудь боярина, расследовалось в Тайном приказе вне очереди, если этот боярин был близким советником или родственником царя.

Во время военных походов часто вскрывались большие злоупотребления со стороны бояр и воевод, наживавшихся на поставках обмундирования и продовольствия, обнаруживались также их нерадивость и своеволие в руководстве военными действиями.

До какой дерзости доходили иные «начальные люди», видно, например, из содержания упоминаемого в описи сыскного дели о Борисе Тушине: «…он хлеб, привезенный для ратных людей, отвез к себе в поместье».

Тайный приказ ведал также Гранатным двором, изготовлявшим боевые припасы, и сам проверял «чертежи гранатам, бомбам, пушкам и мортирам».

Но подавляющее число дел, расследовавшихся Тайным приказом, касалось личной безопасности царя и царской семьи. Попытаемся вслед за археографами и историками порыться в этих делах и рассказать о сделанных учеными открытиях и находках.

ГОСУДАРЕВЫ ВЕРХНИЕ ДЕЛА

Московские цари жили в Верху — в верхних кремлевских палатах, поэтому и всякий заговор, ставивший своей целью покушение на жизнь царя или кого-нибудь из членов его семьи, назывался «государевым верхним делом».

Как можно судить по записям в «черной» книге, Тайный приказ нередко заводил такие сыскные дела, когда для подозрений в подготовке цареубийства в сущности не было никаких оснований.

В одной из записей упоминается, например, о сыскном деле и пыточных речах простодушного деревенского парня Чюдинки Сумарокова, служившего дворовым человеком у дядьки царя Алексея Михайловича — всесильного боярина Бориса Ивановича Морозова. Вся вина этого парня состояла в том, что он ради забавы начал стрелять с боярского двора по галкам, примостившимся на трубе одного из монашеских общежитий Чудова монастыря.

Двор боярина Морозова находился вблизи от царского двора. «И от той его стрельбы пулька прошла в царские хоромы», — гласит зловещая запись в «черной» книге.

«И за то его, Чюдинкино, воровство, — сообщает дальше сде-

давший эту запись подьячий, — что он стрелял по галке на келейную трубу, а та труба стоит против государевых хором, а он такова великого и страшного дела не остерегся и прежним заказам (запретам) учинил противность, — вместо смертной казни отсечена левая рука да правая нога».

Записи о других делах не так подробны. По ним трудно было бы составить представление о том, как велось следствие и в чем обвинялись подсудимые, если бы подлинные материалы нескольких подобных дел, относящихся к первым десятилетиям царствования Романовых, не были бы обнаружены в архивных залежах и внимательно исследованы историками И. Е. Забелиным, А. И. Зерцаловым, А. Я. Новомбергским.

Быть может, потому, что Тайный приказ возглавлялся самим царем и помещался для его удобства рядом с его покоями, вся грязная и черная работа была переложена на другие приказы. Подозреваемых в тяжких преступлениях, в так называемых «государевых делах и словах», пытали в Стрелецком приказе, которым управлял исполнительный дьяк Ларион Иванов, ведавший, вместе с Дементием Башмаковым, и «тайными делами». За пределами же Москвы все пытки и экзекуции проводились под надзором местных воевод. Но вдохновлял, направлял и проверял их действия, разумеется, вездесущий и всеведущий Тайный приказ.

«Всякими сысками накрепко сыскать»… Если такое предписание поступало из Тайного приказа, воеводы, дьяки и заплечных дел мастера отлично соображали, что скрывалось за этими четырьмя словами. «Всякими»… это означало, что можно сыскать и при помощи пыток. Они обычно делали отсюда вывод, что именно к этому способу дознания надо прибегать в первую очередь.

Подследственных после первого же допроса тащили в застенок, ставили около дыбы и, если язык у них не развязывался, делали «стряску» — били кнутом или жгли огнем.

Способы следствия были настолько жестокими, что многие, «не истерпя пытки», наговаривали на себя, предпочитая невыносимым мукам более скорую смертную казнь. Заподозренные в преступлении, пытаясь избежать следствия, нередко кончали жизнь самоубийством. Поэтому предписания Тайного приказа часто сопровождались припиской: взятых под стражу «беречь накрепко, чтобы над собой какого дурна не учинили».

Из найденных Забелиным следственных дел видно, что основатель Тайного приказа подозрительный и мнительный царь Алексей Михайлович с детских лет наслышался всяких небылиц о «дурном глазе», «порче» и колдовстве от своих собственных родителей, с большой опаской следивших за тем, чтобы люди, знающиеся с колдунами и ведунами, не проникли в Кремлевский дворец. Если такие попадались, то их допрашивали с пристрастием.

Что бы ни случалось во дворце, самое пустяковое происшествие, любая находка или самая обыкновенная мелкая пропажа, царь, когда ему об этом докладывали, подозревал умысел против своего здоровья, попытку «испортить» его или околдовать.

Так, например, была взята под стражу и «расспрошена накрепко» комнатная бабка Марфа Тимофеевна, помогавшая поварихам на царицыной половине и провинившаяся в том, что она самовольно взяла… щепотку соли.

«В нынешнем де во 179 (1671.) году, августа 11 дня, объясняла бабка, пришла она к мыленке государыни царицы, а перед мыленкою[20] де ходила дохтурица, принесшая на серебряном блюде грибы для царицы…» Большая любительница печеных грибов, бабка украдкой взяла со стола щепотку соли, чтобы посолить гриб, который она собиралась тоже тайно взять с блюда и испечь в той самой печи, где пеклись кушанья для царицы. «Дохтурица» заметила это и спросила: что у нее в горсти? Бабка не созналась, что взяла щепотку соли, и поспешила в мыленку, высыпать ее на пол. «И как я вошла в мыленку и увидела верховую боярыню Анну Леонтьевну Нарышкину, я так испужалась, — призналась бабка, — что тое соль подле ушата высыпала на землю». В этой попытке взять щепотку соли, чтобы посолить гриб, и заключалось все ее «преступление». Тем не менее старуха была «подымана на дыбу» и «висела» и была «расспра-шивана накрепко», не имела ли она какого дурного умысла. Бабка отвечала, что «она де, Марфа, про государыню царицу делает всегда кислые шти, а хитрости никакие за ней нет и не было, работает им, государям, лет с тринадцать». Но и после этих слов она была «к огню приложена и всячески стращена, а говорила тож, что и на расспросе сказала». Дальнейшая судьба ее не ясна. Сохранившаяся запись обрывается на том, что бабка была отведена на Житный двор и там посажена в приказной[21] избе «за караул». Во дворец она, во всяком случае, не вернулась.