Друзья Высоцкого - Юрий Сушко

По окончании Школы-студии театральная карьера Владимира Высоцкого складывалась, мягко говоря, хуже некуда: постоянные конфликты в Пушкинском, временное пристанище в Театре миниатюр, неудачная попытка закрепиться в «Современнике», вынужденное возвращение в театр имени Пушкина… Потом, где-то в 1962–1963 году, затеплилась робкая надежда на создание нового театра, с идеей которого носился в то время его бывший однокурсник Геннадий Ялович и молодой режиссер Евгений Радомысленский. Основу составляли ребята с курса Высоцкого – Георгий Епифанцев, Валентин Никулин, Роман Вильдан, Елена Ситко, Мила Кулик, Валентин Буров, Карина Филиппова… Они служили в престижных московских театрах – МХАТе, «Современнике», имени Пушкина, однако реализация собственных надежд откладывалась на неопределенное время, и здоровые амбиции не позволяли им довольствоваться ролями второго плана. Позже к инициаторам присоединились Лев Круглый, Михаил Зимин, Сергей Десницкий, другие молодые актеры, в некоторых репетициях принимала участие и тогдашняя жена Высоцкого Людмила Абрамова. Органично вписался в творческую группу и Всеволод Абдулов. Несмотря на юный возраст и студенческий статус, он даже вошел в «ареопаг» – так называемый худсовет Московского молодежного театра, которого, по сути, еще не существовало. «Мы были невероятно увлечены, работали почти круглосуточно, и даже особо не задумывались – точнее, не осознавали, не хотели задумываться о том, что обстановка в стране начинает меняться в сторону некоторого ужесточения», – говорил Абдулов.

Впрочем, проблема, в общем-то, заключалась не столько в ужесточении общеполитической обстановки в стране, сколько в неопределенности, расплывчатости целей и задач зарождавшегося творческого коллектива. «Распались по собственной глупости, – бесхитростно объяснял Вильдан. – Радомысленский и Ялович начали спорить, кто будет главным. Делили шкуру неубитого медведя. Еще толком мы не оформились, а уже начались какие-то группировки. Сами себя на корню сгубили, хотя начинали очень хорошо». К репертуару они подходили достаточно строго – «Белая болезнь» Чапека, «Оглянись во гневе» Осборна… Позже Высоцкий привел в милицейский клуб, где квартировал новый театр, Василия Шукшина с его первыми драматургическими опытами. Правда, из этой затеи так ничего и не вышло.

Опыт совместной работы, пусть даже не слишком успешный, еще раз утвердил друзей во мнении, что в одиночку продержаться и выжить на густонаселенной актерской бирже практически невозможно. Талант сам найдет себе дорогу – слабое утешение для неудачников, самообман. Они договорились: отныне, раз и навсегда – работать артельно, а не порознь. Жить не порознь, а вместе, и если кого-нибудь берут куда-то, скажем, в кино сниматься, то он должен обязательно туда «продать» и друзей. Так понимали это братство и взаимовыручку и Абдулов, и Высоцкий.

Весной 1964-го Владимира после долгих проволочек утвердили на роль в фильм «На завтрашней улице». При этом начальник актерского отдела «Мосфильма» Адольф Гуревич (о котором говорили, что хорошего человека Адольфом не назовут) обещал выписать Высоцкому «волчий билет», если он сорвется.

Угроза срыва существовала. Всеми правдами-неправдами Абдулов со товарищи буквально навязались в съемочную группу. И летом шумная киноэкспедиция отправилась в Латвию, на побережье Даугавы. Там, в лесу, разместились по-походному, в палаточном городке, и это было удивительное лето. Правда, поначалу Высоцкий жаловался в письмах жене: «Никак, лапа, не посещает меня муза, – никак ничего не могу родить, кроме разве всяких двустиший и трехстиший. Я ее – музу – всячески приманиваю и соблазняю, – сплю раздетый, занимаюсь гимнастикой и читаю пищу для ума, но… увы – она мне с Окуджавой изменила. Ничего… это не страшно, все еще впереди. Достаточно того, что вся группа, независимо от возраста, вероисповедания и национальности, – распевает «Сивку-Бурку», «Большой Каретный» и целую серию песен о «шалавах». А Севка Абдулов получил письмо от геологов из Сибири – они просят прислать тексты песен и говорят, что геологи в радиусе 500 км от них будут их распевать. Так что все в порядке, и скоро меня посадят как политического хулигана…»

Что касается самой картины «На завтрашней улице», то ее, по общему мнению, просто не надо было снимать. Убогий фильм не самого лучшего режиссера по кошмарному сценарию. «Это мы все прекрасно понимали, – рассказывал Абдулов. – Но как радовались жизни!.. Мы в своей компании избрали собственное правительство: королевой-матерью был Савва Крамаров, премьер-министром – Гена Ялович, Володя – почему-то министром обороны. Я был министром внутренних дел, а также министром финансов и, пользуясь этим, совершил переворот… Жуткие события творились!..»

Не забывайте, самому старшему в этой компании – Высоцкому – в ту пору было лишь двадцать шесть, а самому младшему – Абдулову – на четыре года меньше. Мальчишки…

По окончании училища Всеволод стал полноправным актером МХАТ имени Горького. Поначалу его сценические успехи были достаточно скромны. Он, впрочем, удовлетворялся уже тем, что числился в труппе старейшего академического (!) российского театра, пусть даже едва дышавшего в те годы на ладан. Абдулов с жаром уверял: «Я в артисты пошел не за аплодисментами и признанием, а чтобы получать удовольствие от лицедейства… Я – счастливый человек. Что бы ни случилось, как бы тяжело ни было, что бы ни происходило, – у меня есть профессия, которая для меня в с ё. Своим любимым делом я начал заниматься бесплатно. А когда за это еще и платят… Это невероятное стечение обстоятельств, мне повезло. Никогда не нужно выбирать то, что тебе не нравится, но считается престижным, или то, что сейчас нужно. Или то, что тебе советуют другие. Ты должен собраться со своими мыслями и четко понять, что хочешь именно ты. Иначе испортишь себе всю жизнь…»

Есть люди, без которых невозможно представить себе искусство, даже если громкая слава, о которой на его пороге мечтают без исключения все, их обошла. Многим друзьям Севы повезло не в пример больше, чем ему. Зависти к ним он не знал, он их любил. И они его любили. И в общении с ним черпали вдохновение. Это необычайно важно: иметь рядом с собой не просто понимающего и готового помочь, это само собой, но именно вдохновляющего человека… Ощущалось это мгновенно. Добротой, обаянием, складом личности. Все дело в таланте дружбы. В этом смысле он был одарен необыкновенно. Искушает догадка, что и собственным творчеством, собственным актерским самолюбием он готов был поступиться ради успеха друзей.

Он унаследовал родительские традиции, и редкий день обходился без того, чтобы у него не гостевали друзья. Абдуловский дом в центре Москвы словно стоял на многолюдном перекрестке. Кто-то мчался на съемки, кто-то летел из студии радиодома на Малой Никитской на репетицию в театр, кто-то на шефский концерт, кто-то на свидание, кто-то в семью каяться и бить себя в грудь, и все считали необходимым забежать сюда, отметиться, опрокинуть рюмашку-другую, похвастаться приглашением на роль в новой картине, обсудить свежий слушок или дела сердечные, перехватить пятерку на такси… Ну, а после мхатовских премьер, как правило, все, два актерских состава во главе с Юрием Пузыревым и Алексеем Борзуновым, стройными колоннами перемещались на Немировича-Данченко, и там уже сидели, трепались, травили байки, забывая о времени, до полного изнеможения, едва ли не до утренней репетиции. Многие поражались, что люди, на нюх не переносящие друг друга, могли одинаково нежно любить Всеволода Абдулова.