Лето, бабушка и я - Тинатин Мжаванадзе

Этих перочинных ножей у нее было штук двенадцать, все знали о ее тайной страсти, и дарили — каждый раз разные. Самый мой любимый ножик был с рукояткой в виде черной пантеры. Его-то я и выпросила под свою подушку.

Морали

Молитвы молитвами, а преступление ждало наказания, и морали неотвратимо приближались с каждой минутой выздоровления. Морали читать было любимым бабушкиным занятием, и редкий день обходился без эмоциональных выступлений. Каждый шаг, вздох и мысль были регламентированы на сто лет вперед.

Тема сегодняшнего мозгоправства касалась вчерашних прегрешений:

— Ты меня лучше сразу похорони и землей засыпь! Слушать глупые разговоры деревенских баб! Ты забыла, из какой ты семьи?! Ходишь у этих девчонок на поводу, они тебя бог знает чему научат. Твоя мама всегда знала, как с кем себя держать! Не доводи до греха, если сегодня опять убежишь — пеняй на себя!

Мама! Как будто я не знаю, какой сорвиголовой была моя мама в детстве. Но сейчас лучше не встревать — хуже будет.

— Не стой растопырив ноги, выпрями спину. Ноги ровные, стоят вместе. А то некоторые коровы как встанут пузом вперед, ноги на метр одна от другой, спина колесом — таким только ведро подставлять, чтоб поссали.

— Ну дидээээ!!! А мне не разрешаешь такое говорить! А сама говоришь, как не стыдно!

— Доживи до моих лет — потом говори, что хочешь. И при чем тут это вообще?! Ты слышала, что сказано было или нет? Посмотри, как ты стоишь — корова и есть!

Я осматривала себя — все, как обычно: ободранные ноги в крапинках расчесанных комариных укусов («у тебя вкусная кровь, сладкая, вот они тебя и едят, проклятые»), резиновые шлепки — у одного перемычка оторвалась и закреплена проволокой, из-за сплетенного из драцены пояса торчат ореховые стрелы, а стоять удобнее — как мальчики стоят, расставив ноги. Ну как тут поставить ноги ровно и выпрямить спину?! Бедные коровы!

Сильные выражения бабушка употребляла как будто для нейролингвистического программирования, они обжигали, шипели на коже, проникали в мозг железными бурами, оттуда впечатывались в душу тавром запретов.

— Бретельки всегда должны быть белоснежные. Некоторые постирают все белье — шух-шух, и побросали, а надо руками потереть, вся грязь въедается, и потом доказывай, что ты не засранка. Или уж тогда белое не надевай, не позорься. И вообще, как ты стираешь?!

О, стирка была бабушкиным коньком.

— Даже в самой крайней бедности человек должен быть чистеньким. Тазик, воду и мыло найти можно всегда! У твоей мамы было одно-единственное платье — ситцевое, сама шила — она его вечером постирает, утром погладит и идет в институт вся накрахмаленная! Потому у нее поклонников было — сколько у всех остальных вместе взятых!

— Это же неприлично, когда поклонники.

— Неприлично с ними хвостом вертеть, а так они — наоборот, должны быть у девушки, что за интерес тогда в жизни. Хотя…

Тут бабушка задумывалась.

— Лучше бы их было поменьше, да получше! А самое лучшее — один, и чтоб в десятку! Так, сегодня будем заниматься делом, а то из тебя вырастет охламон и лоботряс, и на третий день дверь задницей откроешь!

Классическая хрестоматийная страшилка изображала меня, вылетающую задом из дверей, а следом летят подушки, сшитые бабушкой мне в приданое из пуха белых кур.

— Да-да, и ничего смешного, и меня проклянут, что не воспитала тебя как следует!

Она ставила мне тазик, наливала горячей воды и принималась за лекцию:

— Пятна нужно отстирывать сразу же. Намочила, мылом хорошенько потерла — и отложи на пару минут, пусть оно грязь разъест. Потом уже в воду и руками потереть, не жалей руки — это не порошок ваш химический, а мыло — от него кожа мягче становится. Постельное белье — тебе пока рано, но запомни: сначала надо его вывернуть и всю пыль вытряхнуть из уголков! А то некоторые как зальют водой со всем добром, и потом так и сохнет с кусками шерсти.

Недоделанный лук со стрелами под вздохи отправлялся дожидаться конца экзекуции на подоконник.

— …Полоскать надо в пяти водах, да хоть в пятнадцати, пока вода не станет прозрачная. Выжала до предела, до последней капли — потом расправила, встряхнула и повесила аккуратно! Если не расправишь, будет пожмяканное, пшикай потом водой, увлажняй, морока одна. Какое высохнет, такое и наденешь, и гладить легче. Как вешать, потом покажу.

Чулки

У вас же было пионерское детство? Нет? А у меня было. В страшной фашистской школе номер 7 в городке Б.

Говорят, страшнее всего католические закрытые школы: враки. Моя могла переплюнуть по строгости нравов даже школу для монахов иезуитского ордена. Нашего директора боялись в самом гороно, не говоря уже об учителях и одинаковых, как кнопочки на аккордеоне, школьниках. За сережки школьницу могли четвертовать, и поэтому я в старших классах носила бантики, которые моя сталински-неподкупная мама подвязывала к косам, и я становилась похожа на Чебурашку.

В год два раза — на 7 ноября и на 1 мая — школа начинала готовиться к параду: во-первых, на уроках труда мы мастерили бумажные цветочки на проволоках и приматывали их к дугообразным железкам, которые впоследствии становились парадным реквизитом, а во-вторых, после пятого урока вся тыща человек живого состава маршировала перед школой, являя собой самое клевое развлечение для окрестных жителей и уличных собак. Все остальные школы изгалялись над нами как могли и обидно обзывались «коммуняками», плюя семечковой шелухой и утверждая анархические ценности.

Нам-то что? Маршировки давали возможность неформально пообщаться между собой и позыркать глазами на симпатяг из других классов, а потом с упоением занимать телефон, обсуждая все подробности светской жизни с подругами и вызывая у домашних приступы немотивированной ярости.

За неделю до заветной даты накал страстей доходил до критической отметки: учителя носились с пятнистыми от волнения щеками и срывали глотки, добиваясь стопроцентной посещаемости маршировок. Директор самолично заходил в классы и строжайше проверял, все ли носят форменную одежду.

Ну, форму вы помните: кошмарные коричневые платья, белые фартучки. Ну что ему еще надобно?!

— На голове никаких задвижек, — (удивительно, столько лет руководить русской школой и говорить, как торговка зеленью из Хелвачаури), — а на ногах бэжэви чулочки.

Так, девушки, вы носили в пятнадцать лет эти чудовищные ватные «бэжэви чулочки»?! Которые толстят вашу божественную фигуру, морщатся на попе и на коленях, вообще везде и отравляют вам существование?! Девочки напряглись и приложили неимоверные усилия по доставанию дефицитных колготок, капроновых, тонких, в которых ножки как рожки — прелесть! Я же легкомысленно заглянула в шкаф, нашла мамины «Дедероновские» капронки, отложенные на черный день, и успокоилась.

В день Икс за мной зашла Гуля, а я еще только причесывала свои нескончаемые косы и клялась, что обрежу их, как только вырвусь из-под родительского гнета.

— Ты что!!! — заорала в панике Гуля. — Евгеша знаешь что с нами сделает! Быстрее давай!

В общем, я скоренько оделась и напоследок развернула мамины «Дедероны».

— Что это?! — в ужасе смотрела я на кокетливо обрезанные по верхней линии бедра капроновые шедевры. — Это же правда чулочки!

Поднялась буря.

Мама совала мне мои ненавистные ватные ужасы, я отталкивала их и кричала, что лучше пусть меня выгонят из школы, но я их не надену, Гуля бегала кругом и сообщала через каждые пять секунд, с какой скоростью нам придется бежать. В итоге мама вытащила свои кружевные подвязки и, кое-как пришпандорив чулочки на мою талию, мы общими усилиями создали видимость приличной советской школьницы.

Запыхавшись, мы с ни в чем не повинной Гулей только успели стать в строй и получить реквизит. Вымуштрованные не хуже прусской армии школьники под мегафоновские команды физруков стали разделяться на ровные ряды и шеренги. Я, как обычно, попала в крайний ряд, который шел со стороны правительственной трибуны: выпученные зеленые глаза и чебурашкины бантики сделали свое черное дело.

— Раз-два! Раз-два! Левой!.. Левой! — гремело по всему кварталу.

Я успокоилась и со страшно кокетливым видом стала махать железкой вместе со всеми. Но постепенно почуяла легкий дискомфорт: мои бэжэви чулочки неотвратимо сползали вниз. Продолжая четко впечатывать ноги в асфальт, я скосила глаза вниз и увидела страшную картину: сначала был подол коричневого форменного платья, потом голые бедра с затейливыми бордельными подвязками, а затем уж собственно «Дедероны» гармошкой на коленках.

…Если бы в тот миг молния ударила прямо мне в лоб и пришибла на месте, я была бы просто счастлива. Кругом же мальчики — понимаете, мальчики!!! Я судорожно стала подтягивать одной рукой чулочки с подвязками, а другой продолжала размахивать железкой, которая скривилась и испортила весь намаршированный за месяц идеальный пейзаж. А колонна-то движется, не останавливаясь, и синхронно поднимает-опускает дуги с белыми цветочками, стройными рядами к светлой победе ленинизма, а тут какая-то Чебурашка с неисправными подвязками суетится и кренится в разные стороны…