Исследование о природе и причинах богатства народов - Адам Смит

(65) Таким образом, именно Декарт предпринял попытку сделать для воображения более привычной самую большую трудность системы Коперника, а именно [объяснение] быстрого движения огромных тел Планет. Когда объятая желанием человеческая фантазия (fancy) до такой степени научится воспринимать Планеты плавающими в безграничном океане эфира, воображению будет несравненно легче (и в согласии с обычными привычками постижения явлений) отождествить движение Планет со следованием объектов по течению в океане, каким бы быстрым оно ни было. Таков был порядок последовательности [событий], в рамках которой происходило постепенное привыкание воображения; стало быть, с этим порядком воображение было вполне знакомо. Кроме того, данное основание движения Небес объединялось с обширной, практически необъятной системой. Системой, соединявшей вместе еще более значительное число наиболее противоречивых феноменов природы, чем вообще когда-либо объединялось в пределах какой-либо иной гипотезы. Это была система, в которой принципы связи [явлений], несмотря на свою одинаковую, возможно, эфемерность (imaginary), были, тем не менее, более отчетливыми и определенными, чем в любой другой системе, известной ранее. И в системе делалась попытка проследить для воображения не только порядок последовательности [событий], в соответствии с которым движутся небесные тела, но также и тот порядок, при помощи которого эти тела (и почти все остальные природные объекты) формировались изначально. В настоящее время картезианскую философию начинают практически повсеместно отвергать, тогда как система Коперника продолжает находить повсеместное признание. И все же непросто представить, какова была степень правдоподобия и логической связности [явлений], которые эта почитаемая система долгое время предполагала унаследовать от прежней, ныне вышедшей из употребления, гипотезы.[522] До публикации Декартом своих принципов в центре внимания ученых была разрозненная и логически непоследовательная система Тихо Браге. Однако хотя она была искренне и полностью признана едва ли не всеми учеными без исключения, тем не менее, она беспрерывно подвергалась постоянному обсуждению с их стороны,[523] и в какой-то момент, вероятно, [97] не уступала по уровню системе Коперника. Ученые, правда, отмечали ее более низкое качество в том, что касается логической последовательности и взаимосвязей между явлениями. Но все-таки выражали надежду, что эти дефекты можно будет исправить посредством некоторых доработок и улучшений в будущем. Однако когда миру была явлена столь всеобъемлющая и практически совершенная логическая последовательность, которую философия Декарта придала системе Коперника, воображение человечества более не могло отказывать себе в удовольствии последовать за таким гармоничным описанием порядка вещей. Система Тихо Браге с каждым днем погружалась в забвение, пока, в конце концов, о ней и вовсе не перестали говорить; и она вообще была позабыта.

(66) Однако система Декарта, хотя и связала воедино действительные движения небесных тел – в соответствии с системой Коперника – более совершенным образом, чем это делалось когда-либо ранее, но оказалась оправданной только лишь при рассмотрении положения дел с движением Планет в целом. Если же движения небесных тел рассматривались подробно, в деталях, система оказывалась неприменимой. Как уже отмечалось ранее,[524] Декарт никогда не практиковал самостоятельное наблюдение за Небесами в каком-то особенном практическом его аспекте. Хотя его нельзя, конечно, назвать невежественным в отношении каких бы то ни было наблюдений, сделанных прежде до него, он, по-видимому, не обратил на них значительного внимания; что, вероятно, проистекало из его собственной неискушенности в изучении Астрономии. Вместо того, чтобы озаботиться приспособлением своей системы ко всяким мелким несоответствиям (irregularities) в движении Планет, установленным Кеплером, или же демонстрацией того, каким образом, в частности, из системы должны проистекать именно такие, а не другие несоответствия, Декарт довольствовался наблюдением (observing), что идеального единообразия в движениях небесных тел – исходя из причин, их породивших, – ожидать не следует. Он отмечал, что определенные несоответствия в них могут присутствовать по причине большого числа последовательных обращений [Планет], которые впоследствии уступают место обращениям иного рода. Такое замечание, сделанное Декартом, к счастью, освободило его от необходимости применения своей системы к наблюдениям Кеплера и других астрономов.

(67)[525] Однако, когда наблюдения Кассини показали действенность тех законов, которые в системе впервые были открыты Кеплером, философия Декарта, возможно и продолжала отвлекать на себя внимание ученых других наук, но больше не могла удовлетворять тех ученых, кто был искушен в Астрономии и занимался ею профессионально. Дело в том, что философия Декарта не предоставляла никаких разумных аргументов того, почему именно должны выполняться такие специфические законы (как законы Кеплера). Сэр Исаак Ньютон впервые попытался дать физическое объяснение движению Планет, которое согласовывалось бы со всеми имеющимися устойчивыми несообразностями (irregularities), [98] когда-либо наблюдаемыми астрономами при изучении движения Планет. Физической связью, с помощью которой Декарт пытался связать (bind) вместе движения Планет, были законы импульса. Изо всех возможных порядков последовательности [событий] эта связь, казалось, была больше всего знакома воображению, поскольку все движения вообще вытекают из инертности материи. Если исходить из приоритета такого свойства воображения, то после инертности нет другой такой вещи, которая была бы настолько нам знакома, как тяготение или сила тяжести. Мы никогда не воздействуем на материю таким способом, но постоянно имеем возможность наблюдать эту силу. Поэтому высший гений и проницательность сэра Исаака Ньютона сделали самое счастливое и – так мы можем сегодня сказать – самое значимое и поразительное усовершенствование, когда-либо имеющее место в философии. А именно, он обнаружил, что может объединить вместе движения Планет посредством столь знакомого принципа связи (connection). Принципа, который полностью устраняет все трудности воображения, которые до сих пор существовали при изучении этих движений и досаждали ему. Он показал, что если, по предположению, Планеты притягиваются к Солнцу и друг к другу и в то же время имеется некая проецирующая сила (projecting force), изначально на них наведенная, то все первичные Планеты, вероятно, должны описывать эллипсы, в одном из фокусов которого находится великое светило, Солнце. Вторичные же Планеты, вероятно, должны описывать фигуры того же рода, обращаясь вокруг своих, соответственно, Первичных Планет; обращения последних вокруг своих центров, находящихся в непрерывном передвижении, не оказываются при этом помехой (disturbed) для движения вторичных Планет. То есть если сила, которая удерживает каждую из Планет на орбите, выглядит как сила тяготения и направлена к Солнцу, то каждая из них будет описывать за равные промежутки времени одинаковые площади пространства. То есть, если сила притяжения (attractive power) Солнца, подобно всем другим свойствам, которые распространяются из центра лучами Солнца, убывает обратно пропорционально квадрату расстояния, движения Планет будут тем быстрее, чем ближе к Солнцу они находятся, и тем медленнее, чем дальше они располагаются от него. Это было то же самое соотношение, которое сначала выяснилось в результате наблюдений, а теперь подтверждалось теоретически. Исходя из того же предположения о постепенном ослаблении силы тяготения Планет, было показано, что периоды их обращения находятся в той же пропорции к расстоянию их от Солнца, которую нашли Кеплер и Кассини. Продемонстрировав таким путем, что тяготение, или сила тяжести, может быть ключевым связующим принципом, который объединяет движения Планет, сэр Исаак Ньютон попытался затем доказать, что это действительно так. Опыт показывает нам, что такое сила тяготения вблизи поверхности Земли. Она такова, что заставляет тело падать; в первую секунду падения тело проходит примерно 15 Парижских футов.[526] Луна находится от поверхности Земли на расстоянии примерно 60 земных радиусов. Стало быть, если сила тяготения, по предположению, уменьшается обратно пропорционально квадрату расстояния, тогда тело, находящееся вблизи поверхности Луны, падало бы (в направлении Земли) целую минуту. То есть тело, будучи на Луне, проходило бы то же самое расстояние, преодолеваемое [99] у поверхности Земли за секунду, за 60 секунд. Однако дуга, описываемая Луной за минуту, сокращается, и, по наблюдениям, проходит примерно на 15 Парижских футов ниже касательной, проведенной через начало пути. С этого момента, стало быть, Луну можно воспринимать как постоянно падающее в направлении Земли тело.[527]