М. С. - Владимир Чистяков

Как очнулась от сна.

— Нет. Устала я. Да и учить тебя мне уже нечему. Генерала проси.

— Просила уже. И он меня много учит. Я даже с двумя мечами могу. Как он. А он мне даже свой меч подарил. Красивый такой. С гардой из рыбок. Показать?

''Никогда ты девочка, не сможешь как он. Даже с Мариной не сравнишься. Будешь как я' — подумала М. С…

— Я его уже видела. Давно. Но хочу взглянуть ещё. Ибо он, действительно очень красивый.

И опять всплыл в памяти тот зимний день… А заодно, и воспоминания о кэртерских обычаях. Похоже, опять предстоит тяжёлый разговор.

— Зачем ты это сделал?

— Что 'это' ?

— Меч Дине зачем подарил?

— А она разве не рада?

— Рада. Щенячий восторг чуть ли не до появления лужиц.

Кэрт усмехнулся. Кажется, только на устах самых старых статуй видела такое. В полуулыбке и хитровато — насмешливом взгляде одновременно и всё. И ничего. И столетия не могут понять, что за загадка скрывается за этой улыбкой. А он прожил столетия. И смотрит так. Но у создавших те статуи был короткий век.

М. С. подходит вплотную. Глаза в глаза. Как тогда. Отрывисто произносит:

— Ты думаешь, я ваших обычаев не знаю?

В стальном взгляде ни дрогнуло ничего. Словно сталь глухо лязгнула о сталь. Но не исчезла та загадочная полуулыбка.

— Раз знаешь, то тем более должна понять, почему я так поступил.

Отступила на шаг.

— Знаю. И всё одно не пойму. Ваши древние времена. Ваши кодексы. В чем-то так похожие на наши. Древние мечи не дарят просто так. Их берут в бою. Или вручают наследнику. Или…

— Или дарят на совершеннолетие. И подаривший считается членом рода. Вторым, после отца. Или даже первым, если его нет. Так принято у нас, и иногда так поступают до сих пор. Я так получил свой. А тот, что принадлежит ей теперь я взял в бою с тела поверженного смертельного врага моего клана. Я молод был тогда. Немногим старше её. И иные говорили, что не дело мальчишке ходить с таким оружием. Но глава клана сказал, что тот, кто нанёс смертельную рану и будет распоряжаться оружием. А все видели — врага сразил я. Меч, полученный на совершеннолетие нельзя передать никому. Но взятый в бою… В нем и твоя слава, и слава сражённого противника. И пусть к ней приплетается новая. Так и должно быть. У таких как я сотни и тысячи лет самым прекрасным предметом считался клинок меча.

— Значит, хотя так ты решил всё-таки быть рядом со мной.

— Она будет достойна древней славы.

— Не о ней речь.

— Неужели всё-таки о нас?

— Нет…

— В тебе пылает пламя юности мира. А в ней видишь совершенство эпохи увядания. Способной продолжаться вечно эпохи осени. Мир, который уже достиг совершенства, и никогда не изменится. Он прекрасен. И холоден одновременно. Он до бесконечности может оттачивать уже созданное. Но не в состоянии создать нового. Я видел подобных… Ещё там. Они само совершенство. Живые богини. Они так прекрасны. На них часами можно смотреть. Просто смотреть. И от одного этого получать колоссальное эстетическое наслаждение…

Но ты помни — не для таких тот мир, где живём мы. У нас подобных я видел только там… В метрополии. Перед последним вторжением зверей… Иных видел и после… А иных нет. А здесь есть она. Береги её. Такие совершенства родятся чрезвычайно редко. И утрата каждого — невосполнима. А здесь есть только она.

Что бы вырастить сад, надо сжечь лес. Так у нас говорят. Периоду созидания предшествует период разрушения. Почву для посадки плодовых деревьев удобряют золой. Прахом погибших столетних деревьев. И это неизбежно. Там, где сейчас цветут сады, когда-то бушевало пламя.

Такие, как она должны прийти когда уйдут подобные нам. Но это время настанет ещё не скоро. А пока — береги её. Слишком она совершенна для этого мира. В ней твоя кровь… И к большому сожалению, нет моей. Сбереги её для этого мира. Он красоты лишится, если уйдёт она. Сбереги её. Ты — для этого мира. А её время, время золотой осени ещё не пришло. Но сделать надо так, что бы увидела она это время. Иначе зачем нужны мы? Ведь только затем, чтобы расчистить путь для тех, кто придёт после. Но что бы сделать мир прекрасным, его сначала надо очистить от грязи. И для этого и нужны мы. Только для этого. И больше ни для чего.

Но уже есть. Слишком рано пришедшая. И её необходимо сберечь.

Ибо беда всегда рядом. Они словно притягивают её. Ибо зла и тьмы в мире много. И их стремление уничтожить в мире всё светлое.

— Лучшие всегда уходят первыми. Я это знаю. И всегда пыталась предотвратить. Надеюсь, на этот раз удастся.

— Уверена?

— С тех пор, как раскололись небеса, я не уверена уже ни в чём.

Как бы там не было, а от него своих страхов не спрячешь. Бесполезно. Всё равно заметит, что что-то тебя гложет. Но иногда всё-таки охота, что бы он не был таким проницательным. Насквозь ведь видит тебя. Просто насквозь. И прекрасно понимает мотивы любых твоих поступков. Страшным был бы врагом, ибо может думать, как ты. А вот ты не можешь думать как он.

Иногда сравниваешь Дину с Мариной. Вроде бы почти сёстры, а до чего несхожи. Как матери.

Марину-то в четырнадцать лет никто не называл ребёнком. А таким сорванцом она отродясь не была.

Внешне — вроде типичная книжная девочка. Пример для подражания.

А она далеко не такова. Книжность — книжностью, а простоты нет и в помине. И чрезвычайно сложен её взгляд на мир. И непонятен ход мыслей. Непонятен слишком многим.

Она способна очень на многое, но от чего-то сознательно отгораживается. И не знает одного слова — просто. Всё-то у неё вечно сложно. Как и у тебя.

Ранение что ли на ней так сказалось? Кто знает. Внешне увечье не заметно. Марина ходит стремительно. И даже танцевать может. Но мало где бывает. А на молодых людей смотрит с морозным презрением. Дьявольски гордая. Никто ей не ровня. Хотя откуда эта гордость понятно. Сама такая же. Только вот нет твоей змеиной изворотливости. И до сих пор прямая и честная. Ничего общего с хитрющей Диной.

Но кроме гордости и внешности словно ничего и нет в ней от тебя. Добра она, но вовсе не абстрактной добротой непротивленца.

Она видела смерти. И убивала сама. Но за прошедшие годы ни разу не взяла в руки огнестрельного оружия. Пистолет лежит в самом дальнем углу стола. А вездесущая Дина в её комнате без приглашения не показывается. Побаивается немного.

Может, стандартный страх юного бунтаря перед человеком, придерживающемся строгих правил? Не слишком похоже.

Правил и М. С. придерживается, а к ней Дина словно щенок привязана.

Всегда страшит непонятное. Какую бы энергию не излучало. И то, что доброе страшит гораздо больше. Сам зол. И зло поймёшь скорее, чем добро. У слишком многих чёрные сердца. У кого от природы, у кого так… Обугленные просто. Но тоже чёрные.