Имаджика - Клайв Баркер

– А где сейчас Богини? – спросила Юдит у Лотти.

– На острове. Со временем мы будем допущены к Ним, и Они нас благословят. Но это произойдет только через несколько дней.

– Я не располагаю днями, – сказала Юдит. – Как мне добраться до острова?

– Тебя позовут, когда придет твое время.

– Оно уже пришло, – сказала Юдит, окидывая взглядом коридор. – Спасибо за информацию. Может быть, увидимся снова.

Решив идти направо, она двинулась было в путь, но Лотти ухватила ее за рукав.

– Ты не понимаешь, Юдит, – сказала она. – Богини пришли, чтобы спасти нас. Ничто и никто не может причинить нам здесь вред. Даже Незримый.

– Надеюсь, это действительно так, – сказала Юдит. – Надеюсь от всего сердца. Но на всякий случай я должна Их предупредить.

– Тогда нам лучше пойти с тобой, – сказала Лотти. – Все равно в одиночку ты ни за что на свете туда не доберешься.

– Подожди, – сказала Парамарола. – Ты уверена, что это благоразумно? Она ведь может оказаться опасной.

– А разве все мы не опасные? – спросила Лотти. – Ты вспомни, из-за чего Они нас заперли, если уж на то пошло.

Идя по улицам города, Юдит уже успела ощутить атмосферу какого-то постапокалиптического карнавала, навеянную зрелищем танцующих вод, смеющихся детей и радужного воздуха, но в коридорах, ведущих к берегу волшебного водоема, это чувство охватило ее со стократной силой. Здесь тоже были дети – девочки и мальчики не старше пяти лет. Они превратили коридоры в площадки для игр, и эхо их мелодичного смеха и радостных криков отдавалось в стенах, которым не приходилось слышать ничего подобного с момента их возведения. Конечно, здесь была и вода. Каждый квадратный дюйм пола был благословен присутствием лужи, ручейка или маленькой речушки; с замкового камня каждой арки струилась прозрачная водяная завеса; в каждой комнате бурлил освежающий родник или достающий до потолка фонтан. И в каждой журчащей струйке жил тот же трепет, который Юдит уже ощутила в принесшем ее потоке: каждая капля этой живой воды была пронизана волей Богинь. Комета поднялась в зенит, и ее ослепительные белые лучи проникали во все щели, превращая даже самую непримечательную лужу в зерцало оракула и вплетаясь сверкающими змейками в струи каждого фонтана.

В блистающих коридорах им встречались женщины самых разнообразных очертаний и размеров. Многие из них, как объяснила Лотти, являлись, подобно им, бывшими пленницами Бастиона или его ужасного Флигеля; другие же просто забрели сюда, следуя инстинктам и течению потоков, оставив своих мужей внизу – живыми или мертвыми.

– Здесь вообще нет мужчин?

– Только малыши, – сказала Лотти.

– Все они малыши, – заметила Парамарола.

– Во Флигеле был один капитан – редкостная скотина, – сказала Лотти, – а когда воды явились нас освободить, он, должно быть, опорожнял свой мочевой пузырь, потому что его труп проплыл мимо нашей камеры со спущенными штанами...

– Знаешь, он так и не отпускал свой член, – сказала Парамарола. – У него был выбор: держаться за член или плыть...

– ...и он предпочел утонуть, – закончила Лотти.

Парамаролой овладело безудержное веселье, и она разразилась гомерическим хохотом, так что в конце концов сосок выскользнул у ребенка изо рта. Молоко брызнуло младенцу в лицо, что послужило причиной новому приступу веселости. Юдит не спрашивала, откуда у Парамаролы столько молока, раз это не ее ребенок (беременной она, судя по всему, тоже не могла оказаться). Это была лишь одна из тех многочисленных загадок, которые задало ей это путешествие. А чего стоила, например, лужа, прилипшая к одной из стен и до краев забитая светящимися рыбами? Или воды, имитировавшие языки пламени, – некоторые из женщин сделали из них себе венки? Или невероятной длины угорь, пронесенный мимо, – его голова с широко разинутой пастью лежала на плече у ребенка, а тело было намотано на плечи шести женщин, причем на каждую приходилось не менее десяти витков? Если она попросит объяснить хотя бы одно из этих чудес, то придется расспрашивать и об остальных, а тогда они не уйдут от коридора дальше, чем на несколько шагов.

В конце концов путешествие привело их к месту, где воды расчистили пространство для небольшого мелкого пруда рядом с главным водоемом. Его наполняли несколько ручейков, пробиравшихся через руины, а избыток воды переливался в сам водоем. В нем и вокруг него находилось около тридцати женщин и детей – некоторые играли, некоторые разговаривали, но большинство, сбросив с себя всю одежду, молча стояли в пруду и ждали, устремив взгляды над беспокойной поверхностью водоема к острову Умы Умагаммаги. В тот момент, когда Юдит и ее проводницы приблизились, через край пруда перехлынула волна. Две женщины, стоявшие у самого края, держась за руки устремились за ней, когда она отступала, и были подхвачены и отнесены к острову. Вся сцена была пропитана эротикой, хотя в других обстоятельствах Юдит, конечно, стала бы отрицать, что почувствовала это. Но здесь подобная стыдливая чопорность казалась излишней и даже нелепой. Она позволила своему воображению представить, что произойдет, если она присоединится к этому нагому сборищу, где единственная частица мужского начала свисала между ног у грудного ребенка, если грудь ее соприкоснется с грудями других женщин, если пальцы ее будут целовать, а шею – ласкать, а она будет дарить ответные ласки и поцелуи.

– Водоем очень глубокий, – сказала рядом с ней Лотти. – Вода пробилась вглубь к самой горе.

Интересно, что же случилось с мертвецами, общество которых, как уверял Дауд, оказало на него большое воспитательное воздействие? Может быть, воды смыли их, подобно мольбам и заклинаниям, которые стекали в ту же самую черноту из-под Башни Оси? Или они превратились в единое месиво, в котором пол мертвых мужчин был прощен, а боль мертвых женщин – исцелена, и, пропитавшись молитвами, стала частью неутомимого потока? Ей хотелось на это надеяться. Если собравшиеся здесь силы хотят оказать достойное сопротивление Незримому, то им надо привлечь к себе на помощь всех отверженных, без исключения. Стены между Кеспаратами уже были размыты, и шумные потоки объединяли город и дворец в единое целое. Однако не только настоящее, но и прошлое должно быть призвано под знамена Богинь, и все чудеса, которыми оно могло похвастаться – а ведь наверняка было чем, даже здесь, во дворце Автарха, – должны быть извлечены из своей темницы. Со стороны Юдит это было не просто абстрактным пожеланием. В конце концов, она была одним из этих чудес – женщина, созданная по образу и подобию той, что правила здесь с не меньшей жестокостью, чем ее муж.