Владимир Высоцкий: козырь в тайной войне - Федор Раззаков

Кстати, и тогдашние гастроли «Таганки» именно во Франции (первой капиталистической стране в ее гастрольном графике) тоже были не случайны и прямо вытекали из задумки Кремля помочь ФКП выиграть выборы весной будущего года и изменить соотношение сил внутри руководства ФКП в пользу просоветских деятелей. Об этом со всей очевидностью говорит то, что продюсером-организатором этих гастролей был знаменитый французский коммунист Зориа.

«Таганка» приехала во Францию 4 ноября. С собой она привезла четыре спектакля, причем все они были поставлены по известным литературным произведениям, но с оригиналом имели мало общего, интерпретированные Юрием Любимовым в соответствии с его либеральными воззрениями. Это были: «Десять дней, которые потрясли мир» по Д. Риду, «Гамлет» по У. Шекспиру, «Мать» по М. Горькому и «Тартюф» по Мольеру.

Представления шли во дворце Шальо, этаком аналоге столичного Театра Советской Армии, и поначалу собирали очень мало зрителей — всего-то 200–300 человек при вместимости под тысячу. И это при том, что французская коммунистическая печать приложила максимум стараний, чтобы распиарить приезд «Таганки» во Францию. Но, видимо, именно этот пиар зрителей и отпугнул — у большинства людей во Франции интерес к ФКП за те последние годы пропал. Тут самое время вспомнить самого Высоцкого. Как уже упоминалось, на одном из своих октябрьских выступлений в Казани он с сарказмом описывал провал гастролей в Париже Театра имени Ленсовета: дескать, не пошли парижане на прокоммунистический спектакль про Чили, хоть ты тресни. Теперь точно такая же история приключилась и с самой «Таганкой», «крышевали» которую все те же коммунисты. Однако об этой оказии Высоцкий на своих советских концертах предпочитал никогда не рассказывать: не вредитель же он был самому себе и родной «Таганке».

Понимая, что дело «швах», Юрий Любимов поступил как настоящий либерал — решил использовать в качестве приманки… скандал. Давая интервью (явно не случайное) главной газете либеральной французской интеллигенции «Монд» (аналог советской «Литературной газеты»), он сообщил, что собирается судиться с газетой «Правда», где было напечатано письмо против его постановки «Пиковой дамы». Прочитав это, парижане, охочие до скандалов, ринулись на штурм Шальо, поскольку им стало интересно взглянуть на спектакли режиссера, который собирается судиться с самой Советской властью.

Между тем один из спектаклей — «Десять дней, которые потрясли мир» — французская критика, ориентированная на круги русской эмиграции, встретила в штыки. Она обвинила авторов постановки в антиисторизме (мол, много вранья вокруг событий октября 17-го), в легкомысленном подходе к историческим событиям. Не обратить внимание на эти упреки либерал Любимов никак не мог, поскольку прекрасно понимал, чем чревата для него обструкция со стороны эмигрантов — потерей реноме либерал-интеллигента. Поэтому он принял решение… снять спектакль с гастролей и заменить его другими («Гамлет», «Мать»). А когда возмутились организаторы гастролей (коммунисты) и заставили его восстановить в гастрольной сетке «Десять дней…», Любимов перестал появляться в театре, когда шел этот спектакль. Вот такое мурло явил миру главный театральный либерал-интеллигент Советского Союза. Как напишет в своих дневниках В. Золотухин:

«Я считаю это политической недальнозоркостью. Забыли, что спектакль и делался как плакат, как художественная агитация, как политическое представление, вот в такой форме — буфф… Оказалось, только на словах мы гражданский, политический театр, а как с нашей политикой не согласны, так мы давай открещиваться, что-де и старый, и разболтанный спектакль и пр. Я предчувствовал, что это „не вечер“, и пресса еще будет хорошая, и зритель пойдет, и спектакль будет жить в Париже. Так оно и вышло. Появились роскошные статьи, и зритель кричит „браво“, хоть шеф и не приезжает в театр. Директор собирает все положительные отзывы, в особенности о „10 днях“. Он был против замены. „Все это не так просто“, — на что-то намекал Высоцкий. Кстати, мне показалось, особенно в первые дни, что он неловко себя чувствует среди нас в Париже. Ведь он тут никто, не более как муж Марины Влади, хотя и она уже здесь почти никто, вчерашний день… Какая может быть речь о том, чтоб он остался здесь?»

Задумаемся, почему Высоцкий чувствовал себя неловко во время этих гастролей? Не потому ли, что уши Москвы торчали в них особенно отчетливо? Однако точно так же они торчали и на недавнем празднике в «Павийон де Пари», но Высоцкий тогда им значения не придал. Почему? Наверное, потому, что его участие в том празднике заняло всего-то меньше часа, а здесь речь шла о многодневных гастролях.

Между тем некоторым парижским зрителям не понравились не только «10 дней…», но даже «Гамлет». Одними из таких были бывший педагог Высоцкого по Школе-студии Андрей Синявский и его супруга Мария Розанова. Первый позднее так описывал свои впечатления от увиденного:

«Была одна неловкая для него и для нас ситуация, когда Высоцкий пригласил нас на „Гамлета“, а нам спектакль не понравился — не понравилась и постановка Любимова, и сам Высоцкий в роли Гамлета… Сказать об этом Высоцкому было как-то неловко и грубо в этой ситуации, а сказать те слова, которые он хотел услышать, я не мог…»

Именно в самый разгар гастролей «Таганки» все в той же газете «Монд» (20–21 ноября) появилось сообщение о том, что во Франции вышел третий диск-гигант Владимира Высоцкого (два первых были изданы в середине марта). Тоже не случайное событие, а плотно завязанное на все ту же предвыборную кампанию ФКП.

После выступлений в Париже «Таганка» отправилась продолжать гастроли в Лион (с 24 ноября), а затем переехала в Марсель (с 7 декабря). Именно последняя часть гастролей оказалась самой скандальной. И виновником этого стал Владимир Высоцкий, которому, видимо, настолько обрыдло участие в этих прокоммунистических гастролях, что он сорвался. Видимо, не случайнео он тогда написал вторую серию «Охоты на волков» — «Охота с вертолетов», посвятив ее Михаилу Шемякину. Речь в ней шла все о том же — о загоне инакомыслящих «волков» жестокими стрелками, олицетворявшими собой высшую власть. То, что охота эта велась с вертолетов, было метафорой — намек на то, что охотой руководят те, кто наверху. О своей незавидной судьбе Высоцкий в песне отзывается следующими словами:

…Я мечусь на глазах полупьяных стрелковИ скликаю заблудшие души волков.Те, кто жив, затаились на том берегу.Что могу я один? Ничего не могу!..

Под «теми» автор, видимо, имел в виду тех инакомыслящих, которых советская власть выдворила из страны, — они теперь «на том берегу» (среди них: Александр Солженицын, Андрей Синявский, Иосиф Бродский и т. д.). И теперь Высоцкого окружают одни «псы» (кстати, собак он не любил, о чем неоднократно говорил собачнику Шемякину, удивляясь: ну что ты находишь в этих собаках?):