Сказания о людях тайги: Хмель. Конь Рыжий. Черный тополь - Полина Дмитриевна Москвитина

– Как ваша фамилия, голубчик? Трошин? Хорошо. Должен сказать вам, как и господину Скворцову: если хоть одно слово из наших разговоров станет кому-либо известно в городе, мы вам обещаем: за разглашение военной тайны – военно-полевой суд. Все записи и ленты – мне!..

Телеграфист Трошин, вытаращив глаза, молча отдал телеграфные ленты и записанные телеграммы офицеру. Начальнику станции объявили: пусть сейчас же подберет заместителя, а сам на десять суток под домашний арест.

Согласовав важные вопросы за пределами комнаты телеграфиста, полковники вернулись в ресторан, и Ляпунов объявил: торжественный ужин считает законченным. Он благодарит за угощение почетных граждан города. Всем присутствующим офицерам приказывает остаться на вокзале, а дамам – отбыть.

Капитан созвал всех офицеров своего отдела со штабс-капитаном князем Хвостовым во главе и приказал приступить к фильтрации военнопленных. К прибытию эшелонов Гайды сортировка должна быть закончена; часть военнопленных нужно отобрать в первый красноярский стрелковый полк.

Солдаты и казаки Дальчевского оцепили вокзал и станцию, и военнопленных выпустили из вагонов. Шеренгою потянулись они с перрона через привокзальную площадь в город и все в один голос кричали:

– Воды! Воды! Воды!

У конвоя был один ответ:

– Тюрьма всех напоит и накормит! Шагом арш, краснозадые! И без разговоров! Отступающих пристрелим!

Тюрьма в эту ночь приняла в свою утробу тысячу семьсот семьдесят заключенных…

IV

Поздним вечером хорунжий Лебедь отыскал дом Ковригиных на берегу Качи, сразу за мостом – двухэтажный, с просторною верандою, тесовые ворота, высокий заплот из плах. На стук в окованные ворота утробным лаем отозвались собаки и выглянул в прорезь калитки хозяин:

– Кто такие?

– Это дом Ковригиных?

– Ковригиных. А што вам?

Хозяин не опознал Ноя: на пристани был мужик без коня, в шароварах и бахилах, а тут – казак при шашке!

– Багаж мой сюда отвезли. Я – Лебедь.

– Ах, господи! Ждем вас. Милости прошу.

Хозяин открыл ворота, и Ной провел на поводу жеребца. Ковригин с некоторым страхом поглядывал на Ноя, его шашку и коня – грива-то, грива чуть не в два аршина! А тут, дома, сын Ковригина успел заглянуть в сверток – шашка, отделанная золотом, карабин и револьвер еще! Оторопь всех взяла – вот он каков, красный хорунжий! И что еще испугало: в куле – офицерские сапоги со шпорами, новый китель с орденами, брюки; прибыл при полной экипировке, значит, не красный, а настоящий беляк!

Ковригин протянул руку погладить жеребца по храпу, но жеребец – хвать его за рукав пиджака да в сторону – с ног сбил.

– Экий дикарь, господи! Где вы такого купили? – бормотал Ковригин, отряхиваясь. Ной привязал Вельзевула к столбу ограды, погрозил ему кулаком: «Стой, дьявол. Смотри у меня!»

– А мы вас потеряли. Ушли – и нету. Куда девался человек – неизвестно.

– Угу, – кивнул Ной, трудно обдумывая: как и что он должен сказать Ковригину? Со второго этажа по лестнице от веранды спустились дочери – Ной узнал их. Впереди шла светлоголовая Анна Дмитриевна в той же жакеточке, в которой была на пристани, только коса через плечо, как у старшей сестры. Еще на лестнице остановилась, увидев Ноя, оглянулась на старшую сестру, медленно сошла вниз, настороженно уставившись на хорунжего. Сказала:

– Добрый вечер, – а глазами так и режет под каблуки. – Вы уже в военной форме? – спросила, как бы кинув камнем: вот ты каков, красный хорунжий! Белогвардейская шкура.

Ной сдержанно спросил:

– Не уплыли, значит? Ну и слава богу.

– По-очему? Мы должны были уплыть. Но… – И больше ничего не сказала.

Чтобы расположить к себе насторожившихся сестер Ковригиных, Ной выложил о бандите пророке Моисее, которого пустили в расход; об укрощении Вельзевула, про случай у тюрьмы и как отблагодарили его господа полковники. Рассказал о капитане Кирилле Ухоздвигове.

– Так. Так, – сухо сказал Ковригин, оглядываясь на своих. – Значит, командиром будете особого эскадрона? При контрразведке?

– При гарнизоне, – поправил Ной. – Ну, да про то говорить покуда нече. Середина лета, конь у меня имеется. Может, махну в Урянхай за Саяны.

– А служба-то как? – допытывался Ковригин.

– Смотря какая служба будет, Дмитрий Власович. На карательную я не пойду, на фронт могут не послать. А у фронта завсегда две стороны.

Ной заметил: сестры о чем-то пошептались, и Анна Дмитриевна сказала отцу:

– Папа, пригласи в дом господина хорунжего.

– Благодарствую на приглашении. Но мне надо еще съездить в Николаевскую слободу, узнать: остался ли комендант с «России», Павел Лаврентьевич Яснов. При случае у него жить буду. И к тому же, если Иван вернется – в депо устрою его, к Павлу Лаврентьевичу.

– Разве вы не думаете жить в доме Юсковой? – поинтересовалась Анна Дмитриевна настороженно, с холодком.

– Про то завтрашний день скажет. Я ведь и сам не знаю, какой разговор будет у меня с господами Дальчевским и Новокрещиновым.

– Вы доверяете капитану Ухоздвигову? – вдруг спросила Прасковья Дмитриевна, и Ной понял: это их всех интересует.

– Капитану? Не более, чем серому волку. Он ведь тоже, должно, из «серых». А доверья у меня к серым нету, тем паче – начальнику губернской контрразведки. Служил у кайзера Вильгельма будто, стал быть, тертый и не дурак, хотя прикидывается доверчивым и отчаянным в разговорах. Печенку мне прощупывал.

– Он очень опасный, – раздумчиво проговорила Прасковья Дмитриевна.

– Паша!

– Что, Анечка? Я ничего особенного не сказала! Пойдемте, Ной Васильевич, хоть чаем угостим вас, если вы не ужинали у миллионерши. У них сейчас великий праздник!

Ной согласился: что верно, то верно – у буржуев великий праздник.

Сын Ковригина, Василий Дмитриевич, вынес из дома «опасный» сверток, спросил: хорунжий сейчас возьмет? И деньги еще за конину – успели продать.

Ной отказался от денег – конь у него имеется, а вот мешок с вещами увезет – переодеться придется.

– А все остальное покуда пусть лежит у вас. Я ведь пребываю в полной неопределенности, сами понимаете.

Угрюмоватый Василий молча вынес Ною его куль с офицерской амуницией, притащил седло с убитого Савраски и, как ни отказывался Ной, а передал ему пачку денег, вырученных за проданную конину, как бы говоря: уметайся, господин хорунжий, и чтоб духу твоего здесь не было!

– Остальной багаж я вам подвезу сейчас к дому Юсковой.

– К Юсковой завозить не надо, – ответил Ной. – Я вот побываю в Николаевке, туда, может.

– Вещи Ивана собрать?

– Вася! Ну что ты пристал к человеку? – сказала брату Анна Дмитриевна. – Если Ной Васильевич оставляет вещи Ивана у нас и свой багаж, пусть лежит.

– Я знаю, что говорю и делаю, – сердито выговорил младшей сестре нелюбезный брат. – Ты сама-то понимаешь, что произошло? Завтра господа из контрразведки могут нагрянуть с обыском; что ты им скажешь о книгах Ивана, о его вещах и багаже господина хорунжего? Они ведь и офицера потом спросят: в каких дружественных отношениях он находился с большевиками, если оставил вещи у нас! И седло еще казачье! Шутка!

Старик Ковригин поддержал сына:

– Это уж верно: шуток у белых не будет. Вспомните девятьсот пятый год! Весь дом у нас тогда перевернули вверх дном, и на Каче сколько мастеровых арестовали? Теперь все мы на волоске от тюрьмы висим. Она – рядышком, тюрьма-то!

– А я о чем говорю? – пробурлил Василий. – Так что вещи, особенно книги Ивана, и багаж офицера – до завтра оставлять нельзя. К чему под монастырь подводить господина офицера?

Ной подумал: Ковригины правы – дом-то у них и в самом деле не из благонадежных! Дочери – большевички, квартировали в доме до позавчерашнего дня «шишки» из большевиков, и кто этот человек, с огоньком цигарки возле крыльца, ни словом не обмолвившийся! Уж не Машевский ли? И не захотят ли его искать завтра офицеры капитана Ухоздвигова?

Вот оно как приспело!

– Понимаю! – Ной посмотрел на отца и сына Ковригиных. – Тогда подвезите мой багаж покуда к дому Юсковой.

– Дельно! – кивнул Василий, и к сестрам: – Соберите поскорее книги, вещи и все, что есть Иваново; ружье в казенке лежит, а я коня заложу.

Анна Дмитриевна предупредила: у Ивана много марксистской литературы, так что Ной Васильевич должен все тщательно разобрать.

– Я с книжками быстро управлюсь, – успокоил Ной. – Сегодня же. Ни к чему вводить во искушение дьявола.

Сгрузили багаж и имущество Ивана в легкий экипаж, и Ной, сдержанно