Несовершенный человек. Случайность эволюции мозга и ее последствия. - Гари Маркус

Характерная для языка тенденция к путанице, однако, имеет свою логику: логику эволюции. Мы коартикулируем, произнося звуки раздельно, в зависимости от контекста, поскольку издаем звуки, не пропуская их через цифровой усилитель к электромагнитной акустической системе, а молотя языком по трехмерным полостям, предназначенным изначально для переработки пищи, а не для коммуникации. Поэтому, пока она продает морские ракушки на берегу моря, наш измученный язык изрядно заплетается. Почему? Потому что язык был сляпан наспех, наудачу, с использованием механизмов, изначально разработанных для других целей.

6

Удовольствие

Счастье – это теплый щенок.

Счастье – это теплый пистолет.

Каждому свое.

Горе вам, люди, не знающие что такое счастье; но горе писателю, который примется определять его. Теплые пистолеты и теплые щенки[48] – это всего лишь примеры счастья, а не дефиниции.

Мой словарь определяет счастье как «удовольствие», а удовольствие – как чувство «счастья, удовлетворения и наслаждения». Продолжая этот заколдованный круг, я обращаюсь к слову чувство и обнаруживаю, что чувство – это «воспринимаемая эмоция», в то время как эмоцией называется «сильное чувство».

Ну ладно. Как сказал судья Верховного суда Поттер Стюарт относительно порнографии (в противоположность искусству), это трудно сформулировать, но, «когда я увижу, я пойму». Под счастьем могут подразумеваться секс, наркотики, рок-н-ролл, рев толпы, удовлетворение от хорошо сделанной работы, вкусной еды, хороших напитков, интересной беседы – не говоря уже о том, что психолог Михай Чиксентмихай называет состоянием «потока», когда вы настолько поглощены тем, что хорошо делаете, что не замечаете времени. С риском задеть чувства одержимых философов, где бы они ни находились, предлагаю на этом остановиться. На мой взгляд, вопрос не в том, как мы определяем счастье, а почему с точки зрения эволюции людей вообще это волнует.

На первый взгляд ответ кажется очевидным. Стандартное объяснение состоит в том, что счастье эволюционировало в известной мере так, чтобы направлять наше поведение. Процитируем известного эволюционного психолога Рэндольфа Нессе: «Наш мозг мог быть устроен так, что хорошая еда, секс, восхищение со стороны других людей, наблюдение за успехами своих детей были бы непривлекательны, но предки, чей мозг был бы так устроен, вероятно, немного добавили бы в генный пул, сделавший природу человека такой, какова она сейчас». Нами правит удовольствие, как заметил Фрейд (а задолго до него Аристотель), и без него развитие человека как вида было бы невозможно.[49]

Очень похоже на правду. В соответствии с тем, что удовольствие служит нашим руководящим принципом, мы автоматически (и часто бессознательно) все, что видим, делим на две категории: «приятное» и «неприятное». Если я покажу вам такое слово, как солнце, а потом попрошу вас решить как можно скорее, позитивно ли слово чудесный, вы отреагируете быстрее, чем если вам показать неприятное слово (скажем, яд, а не солнце). Когнитивные психологи называют такой ускоренный ответ эффектом позитивного прайминга; это означает, что мы постоянно и автоматически делим все, с чем сталкиваемся, на две категории: хорошее или плохое.

Такого рода автоматическая оценка (в основном это епархия рефлексивной системы) удивительно непроста. Возьмем, например, слово вода, это приятно? Зависит от того, насколько вы хотите пить. И наверняка исследования подтвердят, что люди, испытывающие жажду, выказывают больший эффект позитивного прайминга в отношении слова «вода», чем люди, не страдающие обезвоживанием. Это происходит в миллисекунды, позволяя удовольствию служить направляющей силой в каждый момент жизни. Подобные явления – а это лишь крохотная часть – касаются и нашего отношения к другим людям: чем больше мы нуждаемся в них, тем больше они нам нравятся. (Немного циничная версия пословицы «Друзья познаются в беде» с позиции нашего подсознания.)

Но сама по себе идея, что, «если это воспринимается как благо, значит, это было хорошо и для наших предков», не выдерживает критики. Ведь очень многое из того, что доставляет нам удовольствие, не слишком влияет на наши гены. В Соединенных Штатах средний взрослый проводит около трети своего бодрствования в досуге: телевидение, спорт, выпивка с друзьями – в занятиях, не имеющих отношения к генетическим завоеваниям. Даже секс, как правило, для большинства людей – форма отдыха, а не созидания. Когда я трачу $100 в Sushi Samba, моем любимом модном ресторане, я делаю это не потому, что это увеличит число моих детей или перуанская и японская еда – самый дешевый (или даже самый питательный) способ наполнить мой желудок. Я делаю это потому, что я люблю вкус желтохвостой лакедры – даже если с точки зрения эволюции мои счета за ужин – непростительное расточительство.

Марсиане, глядя на Землю, поневоле призадумаются. С чего это люди валяют дурака, когда просто надо делать дело? Известно, что и у других видов есть любовная игра, только никакие другие существа не тратят на это столько времени и не делают это столь изощренно. Лишь немногие прочие виды, похоже, не жалеют на это времени без цели размножения, и ни один вид (за пределами лабораторий, которыми заведуют любознательные представители человечества) не смотрит телевизор, не ходит на рок-концерты и не занимается организованным спортом. Отсюда вопрос: действительно ли удовольствие представляет собой идеальное приспособление, или (пусть извинит нас Шекспир) все-таки клуджево что-то в Датском королевстве?

Ага, скажет наш марсианин; люди отныне не рабы своих генов. Вместо того чтобы заниматься деятельностью, которая воспроизведет наибольшее число их генов, люди пытаются максимизировать нечто абстрактное – назовем это «счастье», – что, похоже, являет собой меру таких факторов, как человеческое благополучие, уровень успеха, воспринимаемый контроль над собственной жизнью и желаемое отношение со стороны себе подобных.

Тут наш марсианский друг запутается еще больше. Если люди в принципе пытаются максимизировать свое благополучие, зачем же они делают столько такого, что в перспективе никак не обещает большого или длительного счастья?

Пожалуй, вряд ли что-то озадачит марсианина больше, чем огромное количество времени, которое люди тратят перед телевизором. В Америке в среднем 2-4 часа в день. Если учесть, что средний человек бодрствует всего 16 часов, проводит на работе по меньшей мере 8, то это гигантская часть свободного времени среднего человека. Тем не менее день за днем аудитория поглощает шоу за шоу, по большей части истории сомнительного качества, о вымышленных персонажах, или изрядно приукрашенные «реальные» портреты людей в невероятных ситуациях, в которых обычный человек вряд ли когда-либо окажется. (Да, общественное телевидение транслирует некоторые хорошие документальные фильмы, но они никогда не получают таких рейтингов, как сериалы «Закон и порядок», «Остаться в живых» и т.д.) И вот в чем прикол: всю эту галиматью смотрят обычно менее счастливые люди по сравнению с теми, кто не тратит слишком много времени на телевизор. Подобный просмотр телепередач может ненадолго поднять настроение, но в перспективе час перед телевизором – это время, которое можно было бы использовать на другие занятия – на спорт, работу, хобби, заботу о детях, помощь людям, дружеское общение.

И разумеется, есть химические вещества, специально придуманные для мгновенного доступа ко всему механизму вознаграждения. Они непосредственно стимулируют участки мозга, отвечающие за удовольствие (к примеру, nucleus accumbens – центр подкрепления). Конечно, я говорю об алкоголе, никотине и наркотиках, таких как кокаин, героин, амфетамины. Тут интересен не сам факт, что они существуют (практически невозможно создать основанный на химических процессах мозг, неуязвимый при этом для махинаций находчивых химиков), а степень, до которой люди подвержены злоупотреблениям ими, даже понимая, что в перспективе это угрожает их жизни. Писатель Джон Чивер, например, признавался: «Год за годом я читал [в своих дневниках], что слишком много пью… день за днем, страдаю от приступов вины, просыпаюсь в три часа ночи с чувством абстиненции. Пьянство, его последствия, окружение и все отсюда вытекающее казались непереносимыми. И тем не менее каждый божий день я тянулся к бутылке с виски».

Как сказал один психолог, зависимость ведет человека вниз по «тропе наслаждений», когда с точки зрения временного удовольствия сиюминутные решения кажутся рациональными, хотя отдаленные последствия часто разрушительны.