Секретная информация (сборник) - Сергей Трищенко

Они привыкали – для того, чтобы поскорее очутиться в призывающей их Стихии.

Иногда мы встречались, и я тихо радовался вместе с ними. Я знал, что получу от них известие, едва произойдёт Превращение.

И я не ошибся: сначала Лет, затем Фор, а потом и Зер наполнили меня радостью соприкосновения со своими Стихиями, радостью встречи с новыми соплеменниками. Такие минуты многое дают Учителю!

В один из дней, прошедших после исчезновения Сенса, в Деревню зашёл бродячий проповедник. Он ходил от дома к дому, от хижины к хижине, и говорил что-то непонятное. Он упрекал жителюдей, что те неправильно живут, неправильно работают, неправильно отдыхают, и что некто, находящийся высоко-высоко, покарает их за это.

Сначала никто не слушал его. Его кормили, когда он просил есть: староста распорядился привечать всех заблудших; давали воды, когда хотел пить; пускали переночевать, когда становилось темно. Но не слушали.

Потому что каждый занимался своим делом: охотники охотились на зайцев, оленей и кабанов; ловцы ставили сети на креветок и плавучих червей, собирали на отмелях моллюсков; земледельцы обрабатывали поля, пастухи пасли скот.

Его слушали только гончары, да и то лишь в те моменты, когда вращали гончарный круг и лепили горшки. Или когда обжигали их: сидели и смотрели на вырывающиеся из печи языки пламени. По их цвету всегда можно определить, правильно ли обжигаются горшки, действительно ли станут лёгкими, прочными и звонкими, а не глухими и пропускающими воду.

В это время проповедник сидел рядом с ними и бубнил о вечном блаженстве, ожидающем на небесах тех, кто последует за ним в его вере. Как будто он ничего не знал о ледяных облаках! Какое же там может быть вечное блаженство? Вечный холод, скорее.

Затем, очевидно вдохновлённый видом вырывающихся из печей языков пламени, он принялся вещать о невыносимых муках, ожидающих под землёй того, кто не послушается его.

Нет, жителюди знали, конечно, о тяжёлом труде рудокопов, об опасностях, подстерегающих под землёй Кротов, но назвать их жизнь сплошной невыразимой мукой никто не взялся бы: все понимали, что добровольно на каторгу никто не пойдёт. И лава не всегда движется так быстро, что от неё нельзя увернуться: стремительные прорывы случаются нечасто, несчастья скорее случаются с рудокопами, чем с Кротами.

Будь под землёй действительно столь ужасно, как расписывал проповедник, никто из учеников не пошёл бы в Подземные, а это означало, что рудокопы остались бы без руды, кузнецы без металла, а земледельцы и охотники – без необходимых орудий. И все жителюди – без пищи в холодные годы. Ведь некому стало бы подводить горячую магму к поверхности почвы, когда её укрывают куски льда, а потому и растения не смогли бы вырасти.

Он, наверное, никогда не видел красоты подземных пещер. Или для него любование красотой и было мукой?

Проповедник, не обращая внимания на всеобщее невнимание к нему, продолжал настойчиво убеждать жителюдей в заблуждениях, которых они за собой не знали и не чуяли.

Жителюди сначала попытались сами втолковать ему, что в небесах не может жить никто, кроме Воздушных, а под землёй Кроты прекрасно чувствуют себя, но он продолжал обзывать их неучами и говорить непонятное. Тогда они послали за мной.

Малыш Аттс, который всегда привлекал моё внимание своей живостью, но в глаза которого в поисках Искры я пока не заглядывал – он был ещё очень мал – прибежал к моей хижине, и, глядя снизу вверх, пропищал, что староста деревни просит меня прийти.

Получилось это у него столь забавно, что я не смог удержаться от улыбки, и малыш Аттс улыбнулся в ответ. Хорошо, если бы у него в глазах появилась Искра!

Когда я подходил к деревне, держа ребёнка за мягкую тёплую ручку, доверчиво протянутую мне, проповедник продолжал бубнить о вечном блаженстве, о семи смертных грехах, о массе последователей и о нечестивых язычниках, причём умудряясь как-то хитро смешивать всё воедино.

Он увидел меня и вскочил, прекратив бормотание.

Я знал о нём и до того, как мне сообщил Аттс: рассказали ученики. Они внимательно следили за изменением в окружающем: ничто не должно остаться для них незамеченным, и ничто не укрывалось от их растущего восприятия.

Они рассказывали о нём, ещё когда он приближался к Деревне. Но я не придал их рассказам никакого значения: мало ли странников бродит по дорогам в надежде прокормиться?

А ученики не смогли выделить единственную особенность, отличавшую его от остальных проповедников. А я по их рассказам не смог уяснить её: раньше ничего подобного не встречалось. Да и не умели они, наверное, рассмотреть как следует: их мыслевзор не такой сильный, как у Учителя. Если бы я сам следил за его приближением, может, и разобрался бы сразу.

Но я не сторож, я Учитель. Поэтому когда ученики стали рассказывать о проповеднике, я воспользовался их рассказами лишь для иллюстрации своих слов о том, что мир велик, И что населён он самыми разнообразными живыми существами: разными жителюдьми, различными животными и различающимися разумными. И все они имеют право на существование.

А ведь я мог понять по их рассказам… Но я всё-таки ещё очень молодой и неопытный Учитель.

Младшие рассказывали о проповеднике, прыская в кулак, старшие спокойно и рассудительно. Они уже научились не привносить в рассказ собственные суждения, личностную оценку. Кто знает, почему он такой? Надо попытаться понять незнакомца таким, каков он есть, а уж затем решать, что можно для него сделать, чем помочь.

Любой странник, особенно тот, кто приходит один, нуждается в помощи. Даже купцы и караванщики нуждались в наших обыденных вещах, которые считали диковинками. А уж заблудившиеся в горах и лесах путники нуждались во всём: в одежде, пище, крове.

Некоторые оставались в деревне, пополняя собой ряды жителюдей, другие просили помочь им вернуться домой. Мы никому не отказывали.

Сначала, по рассказам учеников, я подумал, что к нам забрёл один из обычных безумцев. Такое порой случалось. Спасаясь от неведомой нам опасности, или же от того неведомого, которое они считали опасностью, путники попадали в Общину иногда совершенно потерявшими разум.

Они бормотали нечто непонятное, перемежая слова вскриками и всхлипываниями, но порой в их бессвязном бреду попадались и обрывки осмысленной речи.

Некоторых удалось вылечить, и они присоединились к Общине, превратившись в обычных земледельцев, пастухов, плотников, рудокопов, рыбаков.

А другие тихо скончались, так и не возвратившись в прежнее состояние. Безумцы не могут жить: ничто не поддерживает их. Наш мир рационален. А создать свой может не каждый. Да и не все хотят – из тех, кто может.

Но этот проповедник отличался от остальных безумцев.

У всех путников были обычные глаза: тусклые, ничего не выражающие. Иногда и похуже, чем у жителюдей.

Но у этого… Я отшатнулся, когда он поднял их на меня.

В его глазах бушевало Пламя. Неукротимое, буйное Пламя.

«Как это могло получиться? – подумал я, и скорее предположил, чем догадался: – Наверное, у него не было Учителя, который бы направил энергию его Искры в нужном направлении, и она самостоятельно разрослась в Пламя. Но какая у него, должно быть, была Искра!.. И как жаль, что пропала впустую. Кто знает, кем бы он мог стать?»

Он поднял на меня глаза, и вздрогнул. Буря чувств отбушевала на его лице: удивление, недоверие, надежда и… ненависть.

– Вы – здешний проповедник? – спросил он скрипучим голосом. – Чему вы учите вашу паству? Теперь я понимаю, почему они не слушают меня. Каким богам вы молитесь? Или… демонам? – голос его дрогнул.

– Я – Учитель, – мягко сказал я.

– Учитель? – удивился он. – Значит, проповедник. Или…

– Я учу детей, – пояснил я. – Учу тех, кто хочет учиться.

– Учителями могут быть только проповедники, – заявил он.

– Вы – Учитель? – спросил я. – Где же ваши ученики?

Он смутился. Забормотал что-то о неверных богах, глупых людях, стремящихся к нововведениям и забывающих старые святыни.

– Чему вы учите своих учеников? – спросил я. Может быть, так мне станет понятнее?

Он преобразился. Глаза его засверкали, ноздри расширились, Пламя в зрачках забушевало с особой силой. Я ощутил его жар, и мне захотелось прикрыться чем-нибудь: чтобы не так сильно палило.

Устремив глаза куда-то вверх, где выписывали ровные круги Воздушные, наблюдающие за подступами к Посёлку, он произнёс:

– Над всем сущим на земле наблюдает Он. Он создал наш мир, Он – Отец всего сущего… От него зависит, соберут ли в этом году урожай, будет ли светить солнце, пойдёт ли дождь…

– Над нами парят Птицы, – прервал я его. – Они…

– А над птицами? – быстро возразил он, не давая ничего сказать.

Я содрогнулся. Неужели он знает неизвестное мне? В таком случае интересно послушать. Но другие слова…

– Расскажи ещё, – попросил я. – Я должен знать всё, что ты говоришь людям.