Егерь: назад в СССР - Алекс Рудин

Выше плотины река ожидаемо разливалась. Под ногами зачавкала жидкая грязь. Я остановился и внимательно посмотрел вперёд. За густым переплетением веток разливалась стоячая заводь, покрытая ярко-зелёной ряской. Из густых куртин рогоза слышалось утиное кряканье. Тяжело плеснула щука, и утки сразу закрякали громче, тревожнее.

Нет, здесь я не пройду. Пришлось круто взять влево и обойти трясину по сухому лесу. Я прошёл около километра, стараясь не упускать из виду просвет между деревьями, где была заводь.

А потом вернулся к реке и вышел прямо к каньону.

Песчаник, который промыла вода, был, скорее, насыщенно-бурого цвета. Но при солнечном освещении он, действительно, казался красным. Каньон оказался неглубоким, местами доходил до пяти-шести метров.

Я нашёл пологую ложбинку и спустился к воде.

Здесь река круто изгибалась, образуя широкую каменистую отмель. На отмель течением намыло мусор, среди которого попадались высохшие ветки и даже брёвна.

Похоже, что это неплохое место для привала. Можно спокойно посидеть, понаблюдать за рекой и выпить чая.

Я собрал сушняк в кучу и развёл костёр между двух плоских камней. При дневном свете пламя выглядело почти бесцветным, но горело жарко. Так всегда бывает, если дрова хорошо просохли.

На камни я пристроил котелок, а сам уселся на сухое бревно и стал смотреть на медленно текущую воду.

Скорее всего, раньше течение было сильнее. Но бобровая плотина замедлила его ток, и теперь река ускорялась только весной, когда таял снег, или осенью, если шли проливные дожди.

На противоположном обрывистом берегу куст орешника изо всех сил цеплялся корнями за крошечный выступ. Он рос почти горизонтально, а концы веток свисали вниз, к воде, словно жёсткие волосы.

На одной из веток я заметил странное лазоревое пятнышко. Оно шевельнулось, и я понял, что это птица. Чуть крупнее воробья, в голубом оперении, с рыжей, в цвет песчаника, грудкой.

Надо же, зимородок!

Птица сидела, чуть наклонив голову с длинным прямым клювом, и внимательно вглядывалась в воду. Внезапно она оттолкнулась от спружинившей ветки и вниз головой бросилась в реку.

Через секунду зимородок выпорхнул прямо из воды и снова уселся на ветку. В его клюве трепыхалась крошечная серебристая рыбёшка. Зимородок резко тряхнул головой, перехватил рыбёшку поудобнее и несколько раз ударил её о ветку. Потом вспорхнул с ветки и нырнул в незаметную нору прямо в отвесном берегу. Через пару минут он вылетел из норы и снова уселся на любимую ветку.

Не зря я решил сегодня прогуляться вдоль реки! Увидеть птицу, которая занесена в Красную Книгу — редкая удача!

Большинство зимородков обитают гораздо южнее — в Южной Европе, Азии или Африке.

И как назло — фотоаппарат я с собой не взял.

Я наблюдал за зимородком, пока вода в котелке не закипела. За это время птица поймала трёх рыбок. Одну проглотила, а две унесла в нору. Очевидно, там уже дожидались голодные птенцы.

Но вот вода закипела. Я поднялся, чтобы отодвинуть котелок от огня. В ту же секунду зимородок вспорхнул с ветки, мелькнул ярким пятнышком и исчез в лесной зелени.

* * *

Следующим утром в двадцать минут седьмого я стоял на остановке. С собой я взял только пустой рюкзак, документы и деньги. Чёткого плана у меня не было. Но я твёрдо решил поехать в Волхов и как можно больше разузнать о своей семье и о семье Андрея.

Ровно в половину к остановке, фыркая мотором, подкатил старенький оранжевый «ЛиАЗ». Запах бензина немедленно перебил аромат берёзовой листвы.

Из автобуса вылезли двое грибников — мужчина и женщина. Мужчина был худ, невысок ростом и лысоват. На вытянутом лице застыло страдальческое выражение. В руках мужчина держал высокую двухвёдерную корзину, сплетённую из ивовых прутьев.

Его спутницей была полная женщина средних лет в цветастом платье и широполой летней шляпе. На сгибе полной руки висела крохотная декоративная корзинка из бересты.

На ногах у обоих грибников были резиновые боты.

— Молодой человек!

Женщина повелительным жестом руки подозвала меня к себе.

— Будьте любезны, подскажите — где здесь лес?

— Лес здесь вокруг, — ответил я. — Но грибов пока нет. Рано ещё.

— Вы так хорошо разбираетесь в грибах? — с оттенком лёгкого презрения спросила женщина.

— Ну... достаточно. Сейчас только июнь. Сморчки уже отошли, а колосовики будут чуть позже, после летних дождей.

— Я же тебе говорил, дорогая! — укоризненно пробормотал мужчина.

— Ерунда! — решительно заявила женщина. — Я читала в «Колхознице», что лисички часто появляются уже в начале июня. Искать их надо в сырых тенистых местах. Я обещала Розе Леонидовне пирог с грибами. А для него нужны грибы. Идём, Рудольф! Я не могу обмануть Розу Леонидовну. Она столько сделала для нашего сына!

— Хорошо, дорогая, — покорно кивнул мужчина.

— Остерегайтесь кабанов! — сказал я им на прощание.

— Глупая шутка! — фыркнула женщина. — Какие кабаны в наше время!

Я быстро залез в автобус, пока водитель не закрыл двери. Автобус развернулся, раскачиваясь на кочках. Сквозь пыльное стекло я снова увидел мужчину. Он смотрел на меня грустным взглядом брошенной собаки.

Автобус заскрежетал коробкой передач и покатился в сторону Киселёво.

Глава 13

В Волхов я приехал в девять утра. «ЛиАЗ» (уже не оранжевый, а белый с зелёной полосой, на который я пересел в Киселёво) проехал мимо бензоколонки, на которой мы в детстве выпрашивали у шоферов бензин для мопеда.

Мопед был один на весь двор. Вишнёво-белая «Рига-1». Не помню, кому он принадлежал, но катались все по очереди. И за бензином с трёхлитровой банкой тоже бегали все вместе на единственную в городе бензоколонку.

У частников просить бензин не рисковали. Подходили к шоферам грузовиков и фургонов. Некоторые ругались и посылали подальше. Другие, улыбаясь, совали алюминиевый пистолет в баночное горло и наливали от души.

Выпросив два-три литра, мы смешивали бензин с маслом, заливали в бак и носились по улицам, словно угорелые, тарахтя движком.

Оставив справа посёлок Лисички (потом его важно назовут микрорайоном, но по факту там так и останутся частные дома), автобус повернул на улицу Гагарина. Проехал мимо городской бани.

Ох, и вкусное же пиво продавалось в буфете этой бани! Янтарное, холодное, с белой шапкой пены над кружкой!

Пиво редко пили в буфете. Чаще — в длинной раздевалке, уставленной бесконечными рядами одинаковых белых вешалок со скамейками.

А парная! С просторными полками в три яруса, с огромной квадратной дверцей каменки, куда каждый входивший непременно плескал