Анатомия страсти - Аркадий Эйзлер

Одежда создает своеобразное покрывало для владельца, которое должно соответствовать по размерам и покрою. Какие части тела необходимо прикрыть, какие, наоборот, должны или могут оставаться открытыми? Какой при этом используется материал? Что можно выразить, применяя этот материал, какую смысловую нагрузку он несет, как охватывает фигуру – тесно или свободно, подчеркивает ли форму тела, или, наоборот, умеет элегантно ее скрыть? Он может быть даже прозрачен для более легкого восприятия достоинств его укрывательницы, представляя к созерцанию ее кожный покров. При этом создается впечатление недоступности, а добавление к естественному цвету кожи других оттенков привлекает взгляд как искушенных, так и не искушенных представителей другого пола. Таким образом, возникает своеобразная игра доступности и таинственности, загадочности и открытости, стремления и желания показать себя, не раскрываясь целиком. В этом смысле уже давно зарекомендовала себя сеточная структура материалов, представителями которой издревле являются женские чулки. Создание из подобных текстильных структур форм, обтягивающих те или иные части тела женщины, образует одновременный эффект обнаженности и закрытости под почти метафизическим покрывалом, помогающим избавиться от чувства стыда.

Однако сеточки и дырочки не всегда являются проявлением «секс-эйпл» милых дам, зачастую это фактор неряшливости, что и доказал один интернет-опрос. Так, каждая третья женщина Германии одевает рваные трусики. Только каждая десятая регулярно одевает бюстгальтер с подходящими к нему стрингами, и всего 11% дам придают особое значение гармоничному подбору белья, и то в особенных случаях (Heute 27.5.2011).

Двойственность принципа, с одной стороны, возбуждения и почти раскрытия тайны на уровне обладания, а с другой – близкой недоступности едва прикрытого тела становится своего рода демонстрацией рыночной цены женщины как продукта особой торговой марки. На подиумах жизни западные женщины представляют себя неоднозначно. Стараясь избежать бесстыдства и лжи, они должны оставаться тем не менее сексуально манящими и привлекательными, что само по себе означает вызов. Только так, а не иначе, функционирует мужское требование к привлекательности. «Приведи себя в порядок, прежде чем я заговорю с тобой», – сказал один из героев Нестроя.

Ничто так не подчеркивает различия особенностей фигуры людей разных полов, как арсенал средств, применяемый, чтобы выделить их, сделать броскими. Средства ухода за кожей, лицом, мейк-ап, туфли, шляпы, нижнее белье, юбки, чулки, прическа – это уже почти прошлое. Современные хирургические вмешательства, исправление формы носа, ушей, прикуса, пластические операции на теле, отсасывание жира, применение новых технологий при производстве губных помад и лаков для ногтей – это только малая часть продуктов, пользующихся огромным спросом, которые разработал и предоставил в распоряжение женщин рынок сегодняшнего дня.

Однако за этим занавесом идеализации женственности может скрываться немалая доля неуважительности, ханжества и вульгарности. «Я есть то, что я надеваю» – двойной смысл! Специфически одетая женщина представлена как притягивающая и привлекающая, однако мужчина видит не то, что женщина показывает, а прежде всего то, что хочет увидеть. Что он представляет себе, в чем он видит таинство?

В процессе становления и формирования женского образа мужчине помогает реклама. Она увлекает, потому что показывает именно то, что он хочет увидеть, создавая идеализированный образ влечения. Реклама вовлекает в виртуальную игру, являясь фантиком, под которым скрыта сладкая конфетка.

Двойственность принципа, с одной стороны, возбуждения и почти раскрытия тайны на уровне обладания, а с другой – близкой недоступности едва прикрытого тела становится своего рода демонстрацией рыночной цены женщины

Процесс разворачивания фантика – раздевание – представляет собой вовлечение в медленное познание и раскрытие таинства, давая чувство сопричастности к нему, что гораздо интереснее самой обнаженности. По силе влечения стремление к реализации желания у мужчин гораздо сильнее, чем сам процесс владения «распластанным и готовым отдаться телом». Только эротика в ее традиционном понимании, не испорченная рынком, предполагает свое высшее проявление в кульминации двух взаимно проникающих процессов – соблазнения и привлечения, и следующих за ними покорения, подвластности, повиновения. Чем дороже «фантик», тем выше цена конфеты. Для западного общества женщина служит прежде всего объектом вожделения и притягательности. Она является эпицентром пронзительных взглядов или, выражаясь языком рекламы, объектом «зрительного захвата». И не случайно существует мнение, что тело женщины – это ее оружие. Вопрос только – кто этим оружием будет поражен?

И снова мы оказываемся у истоков того, как фантазия с помощью рекламы становится реальностью: точно так проектор переносит изображение на экран, увеличивая и придавая четкость деталям. Порой такие подробности переступают границы обычного рассматривания предмета. Порнография – не что иное, как гипертрофированное изображение обычно недоступного, обостренного мужским подглядыванием. Мало того, это не фальшивка воображения, а очень острая и резкая концентрация капиталистической иконографии, в которой женщина наделена значительно большей демократией, дающей ей свободу открыто показывать себя.

Культурно-социальные аспекты развития общества постепенно стирают различия между ассиметрией желаний женщин и мужчин, причем последние по мере развития демократии и наделения женщин все большими правами считают себя ущемленными и все больше стремятся к тому, чтобы так же полностью реализовать себя в качестве рыночного продукта со всеми вытекающими отсюда последствиями. С точки зрения сексуальной экономики (такая тоже есть) это ведет, естественно, к созданию напряженности, свойственное рыночным отношениям Запада, привнося в них особую атмосферу. Потребитель, в свою очередь, отвергает или воспринимает их, но никогда не отождествляет себя с ними. Он или покидает женщину навсегда, или увлекается и погружается в нее, пытаясь найти и не находя границы. «Культура Запада имеет ищущий характер – мужская сексуальность всегда на охоте, ее взгляд скользящий, блуждающий», – пишет антифеминистка К. Паглиа (C. Paglia) в своей книге «Маски сексуальности». Корректные исторические наблюдения она переводит в антологию сексуальности, выступая и за патриархат, и за капитализм, и за мифологию. Ее работа чрезвычайно интересна, даже если ее взгляды представляются ошибочными. Так, например, характеризуя современную сексуальность, автор заявляет, что она представляет собой продукт алхимического синтеза процессов нервной системы человека и внешних факторов, т.е. рекламы. Сейчас стремление выглядеть, как сексуальный объект стало реальной действительностью.

Однако своим внешним видом женщина должна внушать мужчине ощущение спокойствия и безопасности их общего мира, давая возможность почувствовать себя в нем как в собственном доме, демонстрируя принадлежность только своему избраннику. Поэтому женское тело всегда требует некой прикрытости мест, которые предназначены для демонстрации, показа. При этом существует большой вопрос, должна ли женщина демонстрировать себя обществу и хочет ли она быть представлена ему.

Это ведет к появлению напряженности между полами, особенно когда люди находятся в непосредственной близости и провоцируют друг друга с помощью взаимных намеков, преследующих определенную цель.

Конечно, были бы интересны и важны дебаты о главенстве в иерархии чувств и его причин, возможности или допустимости моделирования, разрешений или запретов. Они были бы очень интересны не только для характеристики западной женской эмансипации, но также и для того, чтобы открыть процессы взаимодействия общественных и национальных структур.

Например, определенные ответвления ислама рассматривают женщин как подобие подчиненных объектов: критерии подчиненности определяются рынком и государством. Женщин пытаются оградить или отделить от активной жизни, ограничив их общение с миром. Такие представления указывают на запрет сексуальности и женскую деградацию в общественной жизни. В этих условиях они, как осужденные, не должны показывать свое лицо, и паранджа обязательна. Западные женщины, напротив, могут хотя бы отчасти представлять свое тело как рыночный объект.

Доминирование сексуальности не следует понимать как специфическое возвышение женского: так лишь должное созидательному воображению мужчины. То, что в западном обществе естественно, для женщины-мусульманки запретно. Согласно строгим интерпретациям Корана, появление паранджи или ношение головного платка обозначает определенное ступенчатое позиционирование женщины и мужчины. Эта ситуация предопределяет и «приватизацию» женщины. Основы демократического равноправия и так называемый общественный кодекс одежды, однако, противоречат процессу личного повиновения и закабаления. В любом случае, женщина в силу зрительной демократии (и такая тоже бывает) хочет быть открыта для взглядов только до определенных границ моральной оптической допустимости без ущемления общечеловеческих критериев гордости. Общественный долг женщины состоит в реализации возможности показать себя и, как следствие, умения допускать смотреть на себя. Конечно, каблуки, декольте и походки «от бедра» должны рассматриваться не только сквозь призму экономики и социальности: здесь главное – традиции и мужские взгляды. Форма сокрытия от общества главных характеристик привлекательности женского лица – глаз, кожи, губ – принадлежит не только Востоку. На Западе существует другой вид паранджи, очень опасный для женского организма: изменение человеческого тела посредством целой серии хирургических вмешательств, приспосабливающих и подгоняющих индивидуальные лица и фигуры под массовый стандарт женственности, определяемый модой.