Ленинград — срочно... - Валерий Волошин

От неожиданности Заманский поперхнулся дымом. Мухин похлопал его ладонью по спине:

— Будет, будет… Что, не рад привету? — дружески подмигнул он. — Дядька твой велел кланяться…

— Шо ж ты сразу не казав, кобель! Т-ты ж заикой меня чуть не сробил! — разозлился Павло, осмелев. — Та я дядьке пожалуюсь, он за такие шуточки шею…

— Это я тебе сверну шею, как «птычке», — резко перебил его Мухин. — Будешь мне мозги тут пудрить. Или не понимаешь, кто меня послал?

— Понимаю, понимаю, — заскулил Заманский.

— Вот и молодчина. Теперь ты поступаешь в мое распоряжение, Племянник. Вот так-то. Я тебя могу судить, могу миловать. — Он достал из внутреннего кармана полушубка небольшую плоскую бутылку с завинчивающейся пробкой: — Глотни.

Заманский, отхлебнув, закашлялся:

— Зараза, крепка!

— Спирт. За хорошую работу хозяева наши его не жалеют, — удовлетворенно хохотнул Мухин и припал к горлышку. Протянул Заманскому ломоть хлеба с салом, мол, закусывай, не то захмелеешь.

У Заманского закружилась голова. Он уминал сало за обе щеки, и жизнь уже казалась ему безоблачной. «Ну и шо, если даже завербовал меня этот хмырь? Так и дядько, видно, на него робит. Один черт, шо «Айзсарги», шо немчура, лишь бы кормили. Теперь хоть харч самому добывать не надо. Физик прокормит. А сведения потребует, так шо знаю, скажу, в крайнем случае сбрешу. Про деньжата еще надо побалакать…» — думал Заманский и уже по-свойски пообещал Мухину:

— Шо треба разузнать — кажи. Мигом проведаю, в лучшем виде. Только сразу обговорим, шо — почем.

— О, да ты сообразительный мужик, далеко пойдешь, — похвалил Мухин. — Не зря мне тебя хвалили. — Вдруг глаза его сузились, и он с угрозой сказал: — Но гляди, будешь водить за нос — пощады не жди!

— Не маленький, башка шурупит, — огрызнулся Заманский. — Как платить будешь?

— Свое получишь сполна. Сначала рассказывай, кто командир батальона? Каков его состав?

— Бондаренко командир. Был капитаном, на Новый год майора дали. Горластый. Я в его квартире чуть не прокололся, — оскалился Заманский, вспоминая. — Потом расскажу. — Снова отхлебнул из фляжки и закончил: — А вообще я мало чего знаю, потому что в хозвзводе числюсь, а там нас в секреты не очень-то посвящают.

— Жаль. Так ты много не заработаешь, — покачал головой Мухин. — Слушай внимательно. Меня интересует прежде всего, сколько станций в батальоне, которые обнаруживают самолеты. Где они находятся, как их выявить. Подробней разузнай о той, что на заводе мастерите. Понятно? Начнем с этого. Жду тебя через три дня, только не здесь. Я сам подойду к проходной радиозавода, как стемнеет. И гляди у меня, проболтаешься кому-либо, сам себя погубишь. Сразу к стенке поставят!..

Через три дня Заманский доложил Физику:

— Станции называются «Редутами». Штук пять-шесть их будэ. Но ту, которую заканчиваем на заводе, кличут «девяткой». Вроде пойдет она за Ладогу. Где-то по пути возьмут на нее опытных спецов. Их не хватает.

— Не врешь? — сурово спросил Мухин.

— Ей-богу! Сам слыхав, як балакали меж собой инженер Осинин и наш отделенный сержант Пилюлин…

Вместе с буханкой хлеба и куском сала Заманский получил новое задание. Операция «Племянник» началась…

Я и оператор Вовик Щеглов едем за Ладогу, нас зачислили в расчет «Редута-9». Представляете — у нас уже есть «девятка»! Уму непостижимо, практически своими руками собрали.

…Я дежурил третий час, когда дверь аппаратной открылась.

— Гарик, собирай-ка свои вещи да иди в землянку, — сказал вошедший лейтенант Ульчев.

Он посторонился и пропустил в фургон старшего оператора.

«За что? Почему?!» — моему недоумению не было предела.

Парень, который подменял меня, шепнул:

— Не волнуйся, Гарик, повезло тебе, на Большую землю поедешь. Пока, дружище…

Щеглов уже уложил свой вещмешок и переминался с ноги на ногу у входа в землянку, поджидая меня. Рядом с ним стоял воентехник второго ранга Купрявичюс. Он предупредил:

— Ты, Гарик, только ребят не разбуди. Им скоро заступать…

— А я не хочу на Большую землю. Почему меня?! —

выпалил я и обиженно отвернулся от инженера.

— Хочу, не хочу — для деток разговоры, товарищ красноармеец, — строго одернул меня подошедший Ульчев. — Приказы не обсуждаются. Две минуты на сборы — и живо вниз, к дороге. Там вас ждут.

— Есть две минуты на сборы!

С Ульчевым лучше не спорить. В нем военная косточка глубоко сидит, никакими уговорами не возьмешь. А для меня в путь собраться — пара пустяков. Жалко, с ребятами попрощаться не придется. Ну да ладно, может, свидимся…

Ульчев с Купрявичюсом пожали нам руки, поблагодарили за службу. Инженер успокоил: «Это вам, парни, доверие оказывают. Начинать работу на новой установке всегда трудно, сами знаете. Ее ведь сколько еще настраивать надо!..»

Снег поскрипывал под ногами, когда мы шли с горы к дороге. Справа на обочине стояла колонна. Возле «Редута» прогуливался лейтенант, мой новый командир, и я постарался не оплошать: доложил звонко, на одном дыхании.

— Да тише ты, не на параде ведь! Маленький, а горластый, — с укоризной сказал лейтенант и добавил: — Только ты теперь не рядовой красноармеец, а младший сержант, назначен к нам командиром отделения операторов.

«Вот это да…» И я от радости гаркнул пуще прежнего:

— Служу Советскому Союзу!

— Что, не понимаешь русского языка? — сердито оборвал меня начальник установки. — Я же просил: тише! Нельзя к себе внимание привлекать, да и расчет разбудишь. Мне и так кажется, будто кто-то следит за нами, — и он озабоченно огляделся по сторонам.

— Ерунда все это, товарищ лейтенант, — подал голос подоспевший инженер установки. — Это тени. Переинструктировали нас, когда отправляли сюда. Вот и мерещится всякая чертовщина.

— Ладно, поживем — увидим. По машинам! Залезайте в силовую, — приказал мне и Щеглову лейтенант, — там только один боец, вам просторно будет. Поехали…

Когда тронулись, я припал к окошку, чтобы еще разок глянуть на Ириновку. Луна забежала за тучку. От дороги в сторону березнячка, окаймляющего деревенское кладбище, метнулась темная, на фоне снега, фигурка человека. Померещилось? Нет, точно видел.

— Ты спать будешь? — спросил Вовик Щеглов.

— Я хочу на ледовую дорогу посмотреть. Ведь по озеру поедем. — И подумал: «Не забыть бы доложить лейтенанту о человеке, который убежал в березняк. Осторожность не помешает. Ведь не зря нас предупреждают о бдительности каждый день!..»

Из дневника старшины Михаила Гаркуши:

«11. Февраль 1942 г.

Начали получать по 700 грамм хлеба. Блокада еще держится крепко, но все воспрянули духом. Через Дорогу жизни идет вся помощь. Прибыло в батальон 20 человек сибиряков. Как-то удивительно видеть перед собой здоровых, краснощеких людей. Буду учить их на радистов, комбат поручил».

В канун 24-й годовщины Красной Армии из штаба корпуса в батальон пришло две шифровки. В первой сообщалось, что на подходе, на этот раз уже с Большой земли, еще один «Редут». И с эвакуированного радиозавода, который в тылу уже развернул выпуск установок, вскоре поступит станция. Было решено «Редут-10» через Ладогу не переправлять, а разместить его в районе Соколий. Теперь нужны новые расчеты.

— Где же взять людей?! — озабоченно сказал Бондаренко. — Ведь и так в батальоне недоукомплектованы штаты…

— Придется все же прислушаться к совету корпусного начальства: призвать в батальон женщин, — улыбнулся Ермолин.

— Что-о?! Никогда не дам на это согласия! — отрезал Бондаренко. — Не хватало, чтобы у нас на «дозоре» любовь начали крутить. Обойдемся внутренними резервами.

— Как знаешь, — пожал плечами батальонный комиссар. — Во втором полку ВНОС уже служат девушки. Рано или поздно и нам девчат придется набирать.

— Лучше поздно. А сейчас не надо и говорить на эту тему… Что же делать? — Майор связался с дежурным по штабу: — Пригласите ко мне Осинина… Нет?.. Тогда Чер-вова. — Он положил трубку и сердито произнес: — Вечно этого Осинина на месте нет.

— Поэтому Червов и назначен вторым инженером батальона, — сказал Ермолин. — А Осинин, ты же знаешь, ламповую проблему решает. Пошел на «Светлану», вдруг в ее цехах после эвакуации завода остался кто-то из рабочих. Может быть, удастся ремонт ламп организовать.

— Неплохо было бы…

В кабинет вошли Червов и Осинин.

— О, когда ж это ты, Сергей Алексеевич, вернулся? — удивился батальонный комиссар.

— А что стряслось?..

Комбат пригласил инженеров сесть и протянул шифрограмму: