Число зверя - Андрей Баширов

— Н-да, дела. Вообще-то я ожидал чего-нибудь в этом роде. В Иране Ручкину пленных не дали, здесь тоже Хекматияр дешевый балаган со своим пленным затеял. Список своих военнопленных, как в Москве обещали, моджахеды генералу также не представили. Это понятно — они, во-первых, прекрасно знают, что никаких пленных у нас нет. Почему не указали имена тех своих, кто у Наджиба сидит, — тоже ясно. Им не для размена пленных комиссия нужна, а для того, чтобы втянуть нас в разговоры о судьбе Наджиба и нашей поддержке ему. Именно так они эту комиссию и замышляли. Это, во-первых. Генерал, конечно, огорчился. Ну вот Моджаддеди и прочувствовал момент и решил, так сказать, подсуетиться… Своих-то пленных у него никогда не было, он и приволок этого несчастного туркмена и Ручкину сдал в залог будущих добрых отношений. Так и вижу картинку — спит себе мирно туркменский человек под каким-нибудь урюком, как вдруг на него налетает банда орлов-моджахедов, сообщает, что он, оказывается, советский пленный и, невзирая на крики протеста, запихивает его в вертолет и везет сюда. Бедняга! Что теперь делать, я не знаю.

— А ничего не надо делать. Сами его освободили, пусть теперь сами с ним и разбираются. Да, кстати, я сегодня получил с оказией письмо из Кабула от своего знакомого в нашем посольстве. Знаете, что Ручкин сказал Наджибулле, когда он сразу после Исламабада прилетел в Кабул? «Сидел я против этих моджахедов, а сам думал: „Эх, сесть бы сейчас вместе с тобой в самолет и шарахнуть по ним!“»

И кому только он это рассказывал? Можно подумать, что Наджибу тут же не стало известно, как он моджахедам обещал власть в Кабуле отдать.

— Да еще и пел им, что они истинные представители афганского народа. С чего он это взял? Может быть, он решил, что бандит Хекматияр, который еще студентом в Кабульском университете плескал кислотой в лицо девушкам, если они появлялись не в исламской одежде, — это афганский народ? Да и вообще, кто его уполномочил давать авансы моджахедам?

— Никто. Он сам себя уполномочил — такие сейчас времена. И вообще, Андрей Васильевич, не кипятитесь. Скажите спасибо, что нас не разогнали на все четыре стороны. Хотя кто их знает? Что один из наших новых мидовских хозяев уже изрек, слышали? «Я всю эту шушеру из МИДа вон вымету!»

— Кто это — шушера? — не понял Андрей Васильевич.

Виктор Иванович как-то странно посмотрел на молодого коллегу, пожевал немного губами и сказал:

— Вы, Андрей Васильевич, и есть шушера, надо полагать. И Анвар Назарович, и Сидоров, и иже с нами все наши коллеги из советского МИДа. Почему все-таки шушера, вы спрашиваете? Ну как же — в КПСС состояли? Состояли! На агрессивный советский империализм работали? Работали! Вот и получайте. Ах, вы не ради этого трудились, а на благо Родины? Очень красиво! Вы еще покайтесь в чем-нибудь, это сейчас модно. Может, и примут во внимание… Да вы не расстраивайтесь — я сам-то, по новой терминологии, вообще настоящая крыса Чучундра, поскольку гораздо старше вас всех, в МИДе больше тридцати лет работаю, да и застарелый член партии к тому же. Да… Не думал я, что когда-нибудь за свою службу получу эдакую благодарность.

— Сволочь, — безадресно сказал Андрей Васильевич. — Вы думаете, что он так и сделает?

— А вы у него спросите, — нелюбезно ответил посол. — Я же за слова всякого дурака не отвечаю. Впрочем, не думаю, нет — покуражатся и успокоятся. Работать кому-то надо, так? Вот мы и будем работать с пленными, как и раньше, — без ненужного шума и рекламы.

Глава девятая

АПРЕЛЬ — АВГУСТ 1992 ГОДА

К апрелю 1992 года НДПА практически полностью утратила контроль над страной, моджахеды овладели почти всеми провинциями Афганистана и подошли вплотную к Кабулу. Наджибулла был отстранен от власти и вместе со своей семьей укрылся в миссии ООН в Кабуле. Преобладающие позиции в столице занял альянс Б. Раббани и полевого командира А.-Ш. Масуда.

На первые два месяца на пост президента был назначен С. Моджаддеди, которого затем сменил Б. Раббани. Г. Хекматияр отказался признать их полномочия, а с августа его войска начали массированный ракетный обстрел Кабула.

Российское посольство оказалось в эпицентре боев и обстрелов афганской столицы и в августе 1992 года было эвакуировано.

— Андрей! Приезжай ко мне поскорее. Если можешь, то прямо сейчас, очень тебя прошу, — услышал Андрей Васильевич тихий голос Рахмата.

— Я… — начал было Андрей Васильевич, желая задать какой-то вопрос, но Рахмат перебил его, сказав:

— Жду! — и повесил трубку.

Андрею Васильевичу, немедленно отправившемуся к Рахмату, не приходилось особенно гадать, зачем он так срочно понадобился своему афганскому другу. Только что из Кабула пришло сообщение о задержании Наджиба в кабульском аэропорту, откуда он пытался вместе с семьей вылететь в Индию. Многочисленные депеши, посыпавшиеся из российского посольства в Кабуле вдогонку за первой, передавали много красочных подробностей о занятии афганской столицы моджахедами, но Андрею Васильевичу сейчас особенно четко вспомнилось мрачное обещание некоторых их лидеров расправиться со всеми «прихвостнями» прежнего кабульского режима, которые попадутся им в руки. Не стоило поэтому томить себя догадками и о том, что ждет Рахмата, если его схватит пакистанская охранка, которая вполне могла, хорошенько прокачав его на предмет ценной информации, сдать потом на расправу соотечественникам.

В доме Рахмата было непривычно тихо — не было слышно звонких голосов ребятишек, оживленная атмосфера большой и дружной афганской семьи сменилась ощутимым присутствием страха и паники. Бледная, заплаканная жена Рахмата заглянула в гостиную, спросила о здоровье Веры и тут же, повинуясь нетерпеливому жесту мужа, ушла на кухню. Сам Рахмат, посеревший от волнения, говоря с Андреем Васильевичем, то и дело непроизвольно откидывал голову назад и направо в нервном тике, который он заработал еще несколько лет тому назад в Кабуле, оказавшись невольным свидетелем взрыва пассажирского автобуса.

— Андрей! Спасибо, что сразу приехал. Ты слышал новости? — спросил Рахмат. — Слышал? Все знаешь? Тогда скажи, что мне делать? Что будет с моей семьей и со мной, если мы не скроемся отсюда? Вы можете помочь нам уехать в Москву? Как там в Кабуле? Выпить хочешь? Что делать, а? Охрану с моей виллы уже сняли! Бедные мои дети!

Вопросы и восклицания Рахмата сыпались градом и невпопад. Андрей Васильевич остановил его.

— Сейчас нельзя терять ни минуты! Разговаривать потом станем и выпьем тоже потом, Бог даст. Сиди дома, не высовывайся и на работу или еще куда-нибудь ни в коем случае не езди! Понял? Я еду обратно и доложу послу. Думаю, что сможем помочь.

В кабинете Виктора Ивановича уже сидел военный атташе, который взволнованно докладывал о том, что его афганского коллегу Гуль Аку с утра успели схватить пакистанцы у ворот собственного дома и увезти в неизвестном направлении.

— Его жена мне названивает каждые полчаса, Виктор Иванович, — сказал атташе. — Она осталась одна с малыми детьми и ждет, что ее саму возьмут с минуты на минуту. Что с ними будет? Надо действовать немедленно — я обзвоню сейчас всех военных атташе и уговорю их предпринять коллективный демарш перед пакистанцами, чтобы его отпустили.

— Толку-то? — буркнул посол и спросил у Андрея Васильевича: — Что у вас? У Рахмата были? Рассказывайте!

Андрей Васильевич рассказал, упирая на то, что надо немедленно запрашивать разрешение у Москвы и вывозить Рахмата вместе с семьей, вечером или хотя бы на следующий день, пока до него еще не добрались пакистанцы. Дождавшись, пока Андрей Васильевич не начал увлеченно, но довольно сумбурно излагать возможные способы незаметного вывоза Рахмата, посол поднял руку и сказал:

— Хватит, хватит, погодите минутку, не мечите зря икру… Лучше меня послушайте. Хорошо, что вы оба здесь вместе, так что два раза повторять мне не придется. Запрос я, друзья мои, уже послал.

— Ну и что, что? — в один голос воскликнули атташе и Андрей Васильевич.

— Что, что? Чего вы раскудахтались, словно яйцо снесли? Дайте мне досказать. Да, послал, и, представьте, Москва с непривычной резвостью сразу же ответила. — Виктор Иванович сделал эффектную паузу и продолжил: — Ответила она следующее, — я вам не дословно, а по сути сообщаю: «Знать ничего не знаем и ко всем этим разборкам больше никакого отношения иметь не желаем. Пусть афганцы выбираются сами, как хотят». Вот так! Награда нашла героев! — Виктор Иванович длинно и нехорошо выругался.

Терпеливо послушав еще пару минут теплые замечания обоих присутствующих в адрес московского начальства, посол подвел итог:

— Словами горю не поможешь, а слезам Москва не верит, как гласит народная мудрость. Вашему другу атташе мы уже ничем помочь не сможем — поздно! Как быть с Рахматом, вы спрашиваете? Ясное дело, что лично мы теперь повязаны по рукам и ногам последними инструкциями — сидеть и не рыпаться! Но все же ничто нам не мешает попробовать вот такой вариантик — съезжу-ка я к послу… или к послу… — Виктор Иванович назвал фамилии послов одной азиатской и одной европейской стран. — Поговорю с ними — у них ведь отношения с Кабулом были неплохие, и Рахмата вашего они привечали. Может быть, они его вывезут. Это единственное, что мы можем для него сделать. А вы, товарищ атташе, не торопите меня — я сам знаю, что его «моджахеды повесят», если мы не успеем. Да, повесят, но не сразу, потому что сначала будут долго пытать, Андрей Васильевич! Соедините меня с обоими послами и сразу условимся с ними о встрече. И последнее, коллеги, — если у нас получится его спасти, то ни сейчас, и никогда потом не рассказывайте никому, как было дело. Ясно? Соединяйте!