В прорыв идут штрафные батальоны - Юрий Погребов

Даже проблемный первый взвод хоть и остался на последнем месте, но превысил отметку в шестьдесят семь процентов и совсем ненамного отстал от третьего взвода.

Стреляли из четырех видов оружия: винтовки, ППШ, немецкие «шмайсеры» и противотанковые ружья. Из винтовок и автоматов, привычных каждому, стреляли неплохо. Сказались ежедневные интенсивные занятия на огневых рубежах. Патронов не жалели, их выделяли подразделениям в достатке. Командиры взводов и отделений, добиваясь результативности, проводили дополнительные индивидуальные занятия с новобранцами, не державшими до призыва оружия в руках. Но когда очередь дошла до противотанковых ружей, картина изменилась, кривая результативности поползла резко вниз.

Детище Корниенко — деревянный макет «тигра» на лебедке — безотказно двигался по фронту. Ротный художник не поскупился ни на время, ни на краски. Расписал макет в точном соответствии с оригиналом. И эмблемы фашистские с крестами на бортах вывел, и уязвимые места красными кружочками обозначил.

Попасть в танк — не диво. Хоть и двигающаяся, но махина. А вот поразить цель, попасть точно в одно из «яблок», рядовому стрелку непросто. Тут снайперская сноровка нужна. Красные кружочки долго метких выстрелов дожидались. Расстояние до макета приличное, да к тому же еще и ползучий дым от дымовых шашек мишени заслоняет.

В том и заключался хитроумный замысел командира первой роты. Не сомневался капитан, что мало кому из штрафников обещанные призовые сто граммов достанутся.

В ладно пригнанной офицерской шинели, под стать комбату туго перетянутый ремнями, Корниенко, светясь довольством, похаживал перед строем бойцов, подтрунивал, взывая к самолюбию:

— Ну что, мазилы! Вас пол-ящика халявного добра дожидается. Перевелись желающие, что ли? Неужто начпроду назад сдавать придется?

У Корниенко в роте пятеро бойцов отличились, у Колычева — четверо. Последней рота Упита на огневой рубеж вышла. Стреляли с тем же успехом, что и соседи, пока за ПТР не улегся здоровенный детина метра под два ростом и соразмерного телосложения. Ноги в невероятного размера ботинках широко в стороны раскидал и замер. Минуты две, слившись с прицелом, не дыша, не шевелясь, выцеливал, держа палец на спусковом крючке.

Упит, не выдержав пытки нервов, уже два шага в направлении бойца сделал, когда тот нажал на спусковой крючок

Окоп наблюдателей отсалютовал выстрелу портового биндюжника, как мысленно окрестил его Павел, красным флажком: «Есть попадание!» Цель поражена.

Перезарядив ружье, боец вновь на долгом затяжном дыхании произвел второй выстрел. И опять над окопом наблюдателей поднялся красный победный флажок Солдат сделал третий выстрел. Но увы! Окоп наблюдателей ответил взмахом белого флажка.

Вздох разочарования пронесся над замершим солдатским строем: «Промазал!»

Штрафник с досадой саданул кулачищем о землю:

— Черт! — и ткнулся головой в соломенную подстилку. Но тут же, обратившись к Упиту, попросил: — Гражданин комроты, разрешите еще три дополнительных патрона.

Упит замялся.

— Зачем тебе?

— Все три вгоню, — с упрямством, относимым скорее к себе, чем к командиру роты, ответил штрафник

Упит в нерешительности обернулся на комбата. Но Балтус, заинтересовавшись, уже сам шел к ним.

— Точно всеми тремя попадешь?

— Попаду. Если хоть один промажу — можете меня на гауптвахту сажать.

— Дайте ему три патрона, — обращаясь к Упиту, распорядился Балтус.

В мертвой тишине, повисшей над строем солдат, боец вновь припал к ружью, широко раскинув ноги, и все так же, с долгими продолжительными паузами, произвел три выстрела. И все три раза наблюдатели просигналили в ответ красным флажком.

Сделав последний выстрел, боец некоторое время выжидал, затем шумно выдохнул и, толкнувшись от земли руками, поднялся на ноги, вытянулся перед комбатом во весь свой гренадерский рост.

Балтус, щурясь, ощупал богатырскую фигуру бойца пристальным взглядом.

— Как фамилия, солдат?

— Получас, гражданин майор.

— Кто по военной специальности? Бронебойщик?

— Минометчик я, гражданин майор.

Балтус с возрастающим интересом еще раз прошелся по могучей фигуре бойца оценивающим взглядом.

— Мужик ты, конечно, здоровый. Но пол-литра, пожалуй, и для тебя многовато будет. Не спьянеешь?

— А ее, гражданин майор, совсем не потребляю.

— Тогда зачем дополнительные патроны просил?

— На баланду поменяю, гражданин майор. Не хватает еды-то. Целыми днями в брюхе сосет. Спасу нет.

Балтус понимающе покивал. Повернувшись в сторону Упита, распорядился:

— Командир роты, с сегодняшнего дня бойцу

Получасу выдавать в обед двойную порцию. И премиальные пол-литра тоже отдать.

Штрафники одобрительным гулом отозвались на слова комбата.

По итогам стрельб командирам рот Колычеву и Корниенко была объявлена комбатом благодарность. Первому — за высокую результативность, второму — за подготовку и организацию стрельб.

Расставив заключительные акценты в оценке деятельности командиров рот, Балтус сделал последнее распоряжение:

— Организуйте подворное обследование заброшенных погребов и огородов. Собрать все, что может пригодиться в пищу. Сдать на кухни и обеспечить охрану.

Командиры рот лишь украдкой переглянулись: давно штрафники всю округу вдоль и поперек излазили, каждый укромный уголок обшарили. Голубей с церковной крыши и тех переловили и поели. Распоряжение комбата выполнено раньше, чем поступило.

Но не забыл, оказывается, комбат о рядовом бойце взвода охраны Туманове Викторе Кузьмиче.

Обойдя с проверкой взводы, Павел вернулся в свой блиндаж и, дожидаясь, когда вернутся с кухни с обеденными котелками Тимчук и Богданов, занялся составлением строевки. Сидя за столом боком к входной двери, он видел, как в комнату неслышно вошел Туманов, но лишь покосился в его сторону, дав понять, что занят и не хочет, чтобы его отвлекали на посторонние дела. Непроизвольно отметил, правда, — почему-то в шинели. Хотя входить к нему, не имея достаточных причин для спешки, принято было, раздеваясь и оставляя верхнюю одежду в тамбуре, на крючках, вбитых в стену.

Нерасположенность Колычева в расчеты Туманова, видимо, не входила. С минуту он торчал у двери, выжидая, что Колычев изменит решение и обратит на него все же внимание. Поворачивать назад восвояси ни с чем явно не хотелось.

— Па-аш! — потянул подозрительно вкрадчивым, извинительным тоном.

— Чего тебе? — не отрываясь от бумаг, недовольно отозвался Павел, ожидая услышать от связного очередную докучливую Витьки ну заботу. — Опять с ерундой какой-нибудь явился!

— Гля, Паш, — Витька с таинственным, загадочным видом отвернул борт шинели на левой стороне груди. На гимнастерке покачивалась и блескуче серебрилась новенькая солдатская медаль «За отвагу».

— Ух ты! — не удержал изумленного возгласа Павел, испытав одновременно сложную гамму чувств: солидарную радость за Туманова и комбата, сдержавшего-таки слово, и невольную горечь за себя, обойденного и лишенного заслуженных наград. Но внешне постарался ничем не выдать своего состояния. — Поздравляю вас, рядовой Туманов. От души.

— Сам комбат вручал, — светясь непосредственной простодушной радостью, гордился Витька. — Сказал, что это… молодец, мол, Туманов, настоящий солдат. Матери, сказал, напишет. Чтоб гордилась. Вот…

— Мы тоже вечером отметим, — пообещал Павел. — Обмоем медаль как положено.

— Трое нас было. Еще двое с взвода охраны, — продолжал возбужденно Туманов. — Комбат всем руки пожал. Сказал, что мы… эта… гордость батальона. Вот. А Богдан, гад, смеялся — за дурость! за дурость! Самому ему за дурость!…

— Ничего, теперь язык проглотит, — успокоил его Павел. — Ты шинель-то сними, сейчас Тимчук с Богдановым придут, посмотрим, какие у них физиономии будут.

Тимчук вошедший первым, сразу, от порога, выделил медаль на груди Туманова, но отвел глаза, делано озаботившись расстановкой котелков на печурке. А Богданов, открывший было рот, чтобы по привычке пройтись по адресу напарника какой-нибудь ехидой, осекся, пристыв взглядом к медали.

— Вот те раз, мужики! — притворно изумился Павел. — Поздравьте же товарища с первой боевой наградой. Единственный человек в роте, кто ее имеет. Можно сказать, гордость всего батальона.

Богданов хмыкнул уязвленно:

— Тоже мне — гордость. Да у меня их две было.

И Павел пожалел, осознав, что заигрался, и напрасно ляпнул про гордость батальона. Теперь прилипнет к парню как кличка, начнут его шпынять и к месту, и не к месту.

Годовщину Октября командиры рот договорились отметить сообща, на территории Корниенко, от которого инициатива, собственно, и исходила. Блиндаж под постоем у Корниенко подходящий, много просторней, чем у Колычева, да и сам Федор, пожалуй, самый компанейский и затейливый из всех командиров рот.