Каждый охотник - Юлия Герштейн

– Ну что, вперед? – Стараясь перекричать ветер, Майка махнула друзьям рукой, а Костя, взяв весело машущего хвостом Аркана на поводок, отошел от машины и приблизился к калитке. Медленными шагами, задумчиво и грациозно за ним последовала Агата.

Глядя в синее небо, которое по цвету было не многим светлее леса, хотя все-таки светлее, которое заполняли тревожные тени птиц и желтое марево городской подсветки, четыре живых существа ступили на тропинку и углубились в лес, где были болота и роботы, провода и дождь, океан и башни завода, возвышающиеся прямо над верхушками деревьев.

Глава 11. Робозавод Артем

А прямо под верхушками деревьев бушевал океан. Под пышными кронами закипал и огромным валом на Москву наступал океан. Казалось, еще чуть-чуть, и он швырнет в затерявшихся здесь путников волной заржавелых экспериментальных роботов, стеклянными бутылками из-под вина и пива, загадками и разгадками.

По небу пролетел вертолет военной полиции со слепящим прожектором на жирном брюхе, и ребята сошли с дороги, чтобы спрятаться в мокрых кустах папоротника. Аркан закопался в его корни, и из них выскочила лягушка. Папоротник, топи, лягушки – Майка с ужасом вспомнила, что говорила про местные болота Агата и, ощутив, как ноги плавно уходят в зыбкую почву, поспешила выбраться на бетонную дорогу. Ей стало не по себе, когда она поняла – а поняла она это не сразу, – что звук вращающихся лопастей исчез буквально через пять секунд после того, как вертолет появился в небе. Разве так бывает? Вот вертолет есть, а через пять секунд – бах, и нету.

Наверное, бывает. Майка сглотнула. Наверное, бывает в эпоху Уробороса, если ты попадаешь в одну из тех самых пространственно-временны́х дыр, которые своей ненасытной пастью поглощают людей, озера, дома и вертолеты. За последнее время из города никуда не делись только песок и этот запах, который стал еще более ощутимым здесь, в парке, – соленый запах то ли моря, то ли океана, щекочущий ноздри, вызывающий головокружение.

Костя сказал, что пойдет впереди, потому что неизвестно, что их может ждать на дороге. Девочки пристроились за его спиной на расстоянии шагов трех-четырех, а белый лабрадор, судя по всему, весьма довольный вечерней прогулкой, даже несмотря на поводок и страшный парк, замыкал шеренгу и охранял их от того, что могло остаться за спиной.

Майка иногда оглядывалась на него, чтобы приободриться, и каждый раз удивлялась тому, насколько все-таки целительным было присутствие этой волшебной и доброй души рядом с ними в таком месте и в такой час.

– Будешь? – Поежившись от холода, рыжая достала термос из рюкзака и сделала глоток сладкого кофе. – Только поводок давай подержу.

– Да, спасибо. Держи.

Когда Майка немного согрелась и вернула рыжей термос, та зажала в зубах фонарик и свободной рукой вытащила на свет балаклаву черного цвета.

– Смотри какая! – Перехватив скользкий фонарик рукой, Агата тряхнула волосами и натянула балаклаву на голову.

– Ничего себе! – присвистнула Майка. Обыкновенно ослепительно яркая голова рыжей, обтянутая черной тряпочкой, в темноте ночи стала казаться незаметной, какой-то беззащитной и чем-то напоминала по форме яйцо. – Как раз ворон отпугивать.

– С таким ветром скоро можно будет без балаклавы их отпугивать, – хмыкнула Агата. Обе девочки одновременно взглянули шагов на пять вперед, на Костю, который медленно прокладывал им путь.

– Я думаю, у нас есть кому их отпугивать, – сказала Майка.

– Ага, – отозвалась Агата и как-то задумчиво посмотрела на Костину спину.

Они еще чуть-чуть прошли вперед почти в полной тишине. От кофе у Майки разыгрался гастрит. Она мысленно отругала себя за то, что не взяла термос с желудочным сбором.

Куда-то подевались крики птиц, доносились только треск и шелест веток и шум прибоя.

– Скажи, какой он?

– Хм? Кто какой?

– Самбо.

– Ты имеешь в виду… – Майка запнулась. Слава богу, в этом темном лесу рыжая не могла увидеть, как она покраснела. – Что ты имеешь в виду?

– Да просто интересно, какой он. Каждый раз, когда мы говорим про него, ты вся меняешься, я даже в темноте это чувствую, вот даже сейчас, например. Очевидно, что он какой-то необычный, какой-то другой, раз мы в этой унылой чащобище ради него. Сорян, сорян, ради твоих родителей, конечно. В первую очередь мы здесь ради твоих родителей. Но мне и правда интересно, какой он и внешне, и внутренне, в инсте[5] же нет его фоточек…

Намеренно не торопясь с ответом, Майка кивнула. Сунула руку в карман, нащупала кусочек тряпочки и натянула балаклаву. Сделав несколько вдохов и выдохов, она тряхнула головой.

– Ну? – улыбнулась Агата.

– Ну… – Майка пожала плечами, пытаясь выбрать максимально комфортный тон для рассказа о чем-то настолько личном, что говорить об этом было бы в любом случае некомфортно. – Он… Самбо, я не сказала бы, что он красив. Понимаешь, может быть, ты бы даже сказала, что он некрасив. Но когда в метро он оказался рядом со мной, впервые за полгода мне стало легче дышать, я подумала, что он с моей планеты, что когда-нибудь я снова смогу быть счастлива, что у меня вновь будет хорошее настроение. В нем было столько тепла, столько жизни! И у меня возникло такое ощущение, будто я знаю его тысячу лет, тысячу жизней…

Майка смущенно замолчала, остановившись на полуслове, и подняла глаза на Агату. Снова она пустилась в эмоциональные речи, из-за которых рыжая, скорее всего, будет ругать ее за наивность. Но, к удивлению Майки, Агата, перехватив ее взгляд, на этот раз не только не осудила ее – судя по всему, она ее поняла, потому что на лице Агаты промелькнула грустная улыбка.

– Интересное состояние, да? – проговорила она негромко. – Прикольное.

– Прикольное?

– Да. Один космос встречает другой… а забавнее всего… нет, ты меня только послушай. Забавнее всего, что самым ценным, самым личным, самым родным становятся именно такие вот маленькие недостатки… животик, утреннее дыхание, родинка в каком-нибудь смешном месте, о которой знаете только ты и он, – все это как бы придает душе форму, делает земной, звонкой, оттеняет истинную красоту, как на контрасте, да?.. Какие у него недостатки, Май?

Рыжая остановилась и взглянула на нее так, будто на какую-то долю секунды забыла, где находится.

Она казалась странно задумчивой, пожалуй, даже слишком задумчивой – как тогда в зуме, когда молча смотрела в экран через фильтр своей маски. И хотя в этот раз на ней была другая маска, балаклава, так же, как и тогда, Майку окатило волной тихого любопытства.

– Сложно сказать, я