Вышел киллер из тумана - Сергей Рокотов

Софронов был приземистый человек лет шестидесяти. На середине его длинного утиного носа, гораздо ниже глаз, постоянно находились абсолютно круглые очки. Чтобы смотреть через очки, он высоко запрокидывал голову, хотя гораздо проще было бы поднять очки на положенную высоту. Но вот уж такая у него была привычка. Софронов был внешне похож на какого-то доброго волшебника, тихого, безобидного. Но уж кому-кому, а Алле было известно, какими суммами ворочает этот тихий домашний человек, который постоянно звонил своей жене, называя ее по имени-отчеству — Ольга Давидовна, и елейным голосом осведомлялся, как она себя чувствует и чем в данный момент занимается.

— Собственно говоря, я к вам не для того, чтобы сообщить о недуге Василия Климентьевича, — произнес Софронов. — Вот документация, которую надо срочно проверить. А я поехал на совещание в Центральный банк. Буду часа через два-три. Все наше беспокойное хозяйство остается на вас. Желаю успеха, Алла Федоровна.

Произнеся эти слова, Софронов медленными шагами вышел из кабинета и тихо затворил за собой дверь.

«Вот оно! Вот она, удача! Бог помогает нам, — лихорадочно думала Алла. — И другого такого случая больше не будет, никогда не будет. И действовать надо немедленно. Немедленно!»

Она видела из окна, как Софронов садится на заднее сиденье черного «Мерседеса», видела, как лимузин медленно и аккуратно трогается с места. Дмитрий Николаевич Софронов терпеть не мог быстрой езды и немилосердно увольнял шоферов-лихачей, нарушавших скоростной режим.

Алла вышла из кабинета. В коридоре никого не было, начиналось обеденное время.

Сердце ее стучало отчаянно, было такое ощущение, что оно вот-вот выпрыгнет из груди.

Она где-то в глубине души даже лелеяла надежду, что по коридору будут постоянно ходить люди, что вместо Стального в приемной будет сидеть другой человек, чтобы потом оправдать саму себя за то, что она не смогла выполнить поручение Олега. В ней боролись противоречивые чувства — ей очень хотелось ему помочь, но было и очень страшно.

Однако… В коридоре никого не было, все, словно по заказу, провалились сквозь землю.

Она вошла в приемную Софронова. Там тоже не было никого. Тишина, гробовая тишина. Ни единого звука.

Алла оглянулась на дверь, а затем открыла верхний ящик письменного стола Стального. Там лежал ключ от кабинета Софронова.

На цыпочках подошла к кабинету, сунула ключ в замочную скважину, открыла кабинет.

Аккуратно закрыла дверь на ключ с внутренней стороны.

Включила компьютер. Набрала пароль входа в его секретную программу.

Так… Так… Где же ЭТО?

Это не то, опять не то.

— Дмитрий Николаевич! — раздался вдруг в этой тревожной тишине сильный стук в дверь. — Дмитрий Николаевич, это я, Южаков. Мне срочно нужна ваша подпись!

Холодный пот пробежал по спине Аллы. Она закусила нижнюю губу и сжала кулаки в жутком напряжении.

— Ну, Дмитрий Николаевич! Извините за беспокойство. Позарез нужно. Я же знаю, что вы обедаете у себя в кабинете.

— Что стучите, Южаков? Что кричите, как будто на базаре? — послышался за дверью недовольный бас Фефилова. И тут Алле стало совсем уж страшно. Она закрыла глаза, ей хотелось провалиться сквозь землю, улететь, испариться. Господи, а вдруг у него есть ключ от кабинета Софронова?! У него все может быть. Вдруг он что-нибудь заподозрит?! Что тогда будет с ней?! И зачем она согласилась помогать Олегу?! Зачем они вступили в этот неравный бой?!

— Иван Никифорович, мне нужно с документацией в управление! объяснял Южаков. — Все подписи есть, а Софронов не успел подписать. Ну позарез же нужно. Не для себя же я, в конце концов, всем этим занимаюсь! И Стальной, как назло, куда-то пропал. Постоянно сидит тут с утра до вечера, а сейчас куда-то пропал.

— Стальной не пропал, а попал в больницу. А Дмитрий Николаевич на совещании. Идите к Скороходовой, она должна быть на месте, — проворчал Фефилов.

«Господи, зачем я ввязалась в это дело? — кусая пальцы, думала Алла. У меня же двенадцатилетняя дочь, больная мама…»

— Подпись Скороходовой не годится. Нужно обязательно, чтобы подписал главный. Как же мне не везет…

— Где вы раньше-то были, Южаков? Дмитрий Николаевич уехал всего минут пятнадцать назад.

— Я ждал в приемной у Вадима Филипповича.

— Дмитрий Николаевич вернется не раньше, чем часа через два.

— Но тогда я могу не успеть в управление! А мне обязательно надо сделать это сегодня. Мне же за это будет нагоняй от начальства.

— Ваши проблемы. Почему, например, я всегда всюду успеваю?

Голоса стали удаляться. Алла вытерла пот со лба и снова внимательно стала вглядываться в цифры, которые были изображены на экране монитора.

«Так, вот оно! Вот они номера счетов. Воистину, мне сегодня потрясающе везет…»

Алла переписала программу на дискету и медленно, на цыпочках, подошла к двери. Стала вслушиваться, нет ли там кого. Все тихо. Она повернула ключ в замке.

В приемной никого. Алла заперла дверь, положила ключ на место и вышла в коридор.

По ее лицу струился пот, по спине продолжали бежать мурашки, а руки дрожали мелкой дрожью. Она не верила, что все обошлось, не верила, что ей могло так повезти.

Она пошла в дальний угол коридора, сунула дискету за пожарный кран, как было договорено с Олегом на случай удачи, и вернулась в свой кабинет.

Все. Дело было сделано.

Ей и самой до сих пор не верилось.

Через два часа вернулся Софронов и пригласил всех сотрудников бухгалтерии на совещание.

А когда она возвращалась с совещания, то в коридоре встретила Олега. Они поздоровались. Олег не сделал ни одного лишнего жеста, но в его больших голубых глазах Алла увидела такое выражение благодарности, что поняла дискета уже у него.

Воистину, это был потрясающе удачный день.

Но только она сделала еще несколько шагов по коридору, у нее вдруг закружилась голова. Ее даже шатнуло в сторону. До нее дошла ужасная мысль.

Господи, она же впопыхах забыла выйти из секретной компьютерной программы… Господи, что она наделала! Вот тебе и потрясающее везение! Вот тебе и бог в помощь!

Софронов поймет все.

И она понятия не имела, что ей делать теперь.

Ужас парализовал ее с новой силой. Ей хотелось выть от отчаяния за свою глупость…

15

Главным достоинством Ивана Никифоровича Фефилова было то, что он всегда работал на опережение. В любом случае. И мысли руководства он тоже видел наперед.

Павленко не дал ему никаких конкретных заданий. Он только сообщил о том, что Хмельницкий знает то, чего ему не положено знать. Вслух они говорили лишь о прослушивании телефонов, о смене водителя… Но Фефилов умел читать между строк. И с предельной ясностью понял мысль шефа — тот, кто знает слишком много, должен исчезнуть. Никто не должен мешать ни ему, ни Павленко безмятежно существовать на этой Земле.

А то, что его человек так бездарно упустил Хмельницкого в метро, ускорило действия Фефилова. Он не привык к провалам, он верил этому человеку, но тот подвел его. Толстяк Хмельницкий оказался проворнее и оперативнее профессионального топтуна.

И в результате ничего теперь не известно. Куда он ездил на метро? С кем встречался? А ведь на метро он ездил неспроста, наверняка не для того, чтобы пообщаться с народом. У него была цель, серьезная цель…

Фефилову было известно, что через две недели Хмельницкий собирается в отпуск.

Он не должен никуда уехать. Ни в коем случае не должен. Это очень хитрый и коварный человек. А его добродушная улыбка — всего лишь маска, личина. Он такой же, как они все. Только воюет с противоположной стороны. Хорошо, на войне как на войне.

В отпуск так отпуск. Будет тебе, Олег Михайлович, отпуск. Бессрочный… Нечего тут путаться под ногами у высоких людей. Тоже мне, борец за справедливость.

Фефилов набрал номер Александра Фомича Волокушина.

— Здорово, Фомич! — приветствовал его Фефилов. — Как живешь-можешь, старый боевой товарищ?

— Да жив-здоров пока, Иван Никифорович. Скриплю, но не сдаюсь.

— И правильно делаешь, Фомич. Посидеть бы надо, водочки выпить. Давно не сидели.

— Надо бы. Да дела все, дела. И здоровье уже не то. Что-то радикулит в последнее время замучил, не знаю уж, что и делать.

— Да?

— Так скрутило, мочи нет, только вчера вышел на работу.

— Да?

— Да… У вас дело ко мне, Иван Никифорович?

— Есть кое-что. Давай встретимся, переговорим.

— А где?

— Где угодно. Только не здесь. Я могу к тебе вечерком подъехать. Лады?

— Лады, Иван Никифорович. Очень буду рад. Во сколько вас ждать?

— Ну давай в двадцать один тридцать. Устраивает?

— А как же? Конечно, устраивает. Водочки выпьем?

— Можно по рюмашке. Ну пока, Фомич.