Толстушка и красавчик (СИ) - Юлиана Ермолина

что мне это не нравится. Я впервые за этот день на пять минут забыл о дне рождении мамы. Не зря я ей позвонил! С ней я забываюсь и отвлекаюсь.

— Интересно, все боятся, а ты бессмертная что ли?

Наблюдаю за ней. Она такая живая, все эмоции можно прочитать на ее лице.

— Ну с тобой-то я точно справлюсь.

Я улыбнулся. Она каждый раз бросает мне вызов. Это у нее случайно получается или она это делает специально? Загадка для меня. Еще месяц назад я бы ответил ей на это, что конечно она справится, так как весовая категория неравная. Но сейчас я не могу этого сказать. Почему-то я не хочу ее обидеть. Ведь ее тело, это такая же упаковка, как и у меня. Просто у меня фантик ярче и удачнее подобран.

— Ладно. Пошли, вояка, за мороженым.

Мы встали и пошли до ближайшего магазина. Благо, он находился в пяти минутах ходьбы. Пока шли, я выяснил, какое мороженое она любит. Купил нам два эскимо, и мы вернулись на лавочку. На какое-то время мы притихли, поглощая быстро тающее мороженое. Неожиданно она меня спросила:

— Женя, а почему ты мне сегодня позвонил?

Я поперхнулся. Она знает в какой момент спрашивать. Я слегка растерялся.

— А что не надо было? — она с серьезным лицом смотрит на меня. Ждет моего ответа. — Я же тебе ответил, что считай, просто ошибся номером.

Она продолжает смотреть на меня пронизывающим взглядом. Задерживается на несколько секунд на моих глазах смело смотря мне в них. После этого с грустью опускает свой взгляд, тяжело вздыхая:

— Значит не доверяешь.

Эти слова и этот жест обезоруживают. Как у нее так получается? Я вроде ничего не сделал, но чувствую за собой какую-то вину. Почему-то сразу хочется как-то ее загладить. Я отвернул голову в противоположную от нее сторону и ответил:

— У моей мамы сегодня день рождения. Ей бы было сорок лет.

Она молчит. Мы просто минуту сидим в тишине. И эта совместная тишина — лучшее лекарство для меня и поддержка. Я именно в ней нуждался.

— Женя, а какая она была?

Я стал рассматривать гуляющих мимо нас людей. Задумался.

— Самая лучшая. Она просто была моей мамой и этим все сказано.

Свернул обертку от мороженого и встал, чтобы выкинуть в ближайшую мусорку. Вернулся на лавочку. Слышу ее голос:

— Знаешь, а я сегодня повздорила с мамой.

Я перевел на нее свой взгляд.

— Был повод?

Она медленно сворачивает обертку, размышляет видимо внутри себя.

— Утром мне казалось, что она лезет в мою личную жизнь, а вот сейчас я задумалась, — делает небольшую паузу. — Ведь это, правда, счастье, когда есть кому вмешиваться в твою личную жизнь, — у нее одиноко покатилась слеза.

Я обнял ее одной рукой и прижал к себе. Ее голова оказалась у меня на груди. При всем своем внешнем виде сильной девушки, она просто хрупкая и маленькая девочка. Соколова застыла, притихла, иногда вытирая редкие слезинки и постепенно начала успокаиваться. А я сидел и наслаждался ее ароматом, как мне кажется, вкусной выпечки. Нотками ванили и едва уловимого шоколада. Мама в детстве часто пекла «Мраморный кекс». Его аромат имел что-то близкое с ее ароматом.

Я нагнулся и заглянул ей в лицо.

— Уже лучше?

Она выпрямилась, и я убрал руку.

— Да, спасибо. Извини.

— Да ладно. Бывает со всеми. Знаешь, о чем я жалею? — она отрицательно покачала головой. — О том, что в шестнадцать лет мне никто не предложил хоть на минуту задуматься об этом. Быть может, я успел бы попрощаться с ней.

— А от чего умерла твоя мама? — она очень осторожно спрашивает, деликатно.

— Рак. И он скосил ее за два года. Но я об этом ничего не знал, — смотрю вдаль, тяжело в такой момент смотреть на людей.

— А твой папа, он знал? Почему он не сказал тебе?

Я тяжело вздохнул.

— Отец всё знал, но мама попросила его мне ничего не говорить. И он молчал, хотя мог, как минимум, мне намекнуть.

— Возможно, он пообещал твоей маме и поэтому молчал.

— Даже если и так, это не снимает с него ответственности. Это моя мать, и я должен был знать, что ее время на исходе, — я начинаю заводиться, поэтому делаю глубокий вдох. — Понимаешь, я упустил время, самое драгоценное время в моей жизни. Его не вернуть. Я потерял самого дорогого мне человека, — самому не верится, что говорю с кем-то об этом.

— Это тяжело, я понимаю. Но у тебя есть папа, ты не один!

— У меня нет отца. — Как-то слишком резко ответил я, но мне тяжело контролировать эмоции, которые хлещут через край. — Я вычеркнул его из своей жизни. Это просто сосед по временному пристанищу. И как только я встану на ноги, то свалю от него и его Танечки.

— Танечка? Кто это?

Я снова взглянул на нее. В ее глазах действительно виден интерес.

— Это моя «дорогая» мачеха, которая пришла к нам в дом через полгода после смерти мамы.

— И ты до сих пор не можешь принять ее?

Мне не понравился этот вопрос. Принять