Ритуал - Смит Лиза Джейн

Океан еще никогда не смотрел на нее так хмуро: он был насыщенно гудронового цвета, как ртуть в термометре. День, начавшийся так ярко, безжалостно поник, и по мере того, как Кэсси отмеряла его шагами, он становился все мрачнее и мрачнее. А Кэсси все ходила и ходила.

Пляж представлялся ей одним из бонусов здешней жизни, но какой сейчас от него был толк? Она бродила по нему в одиночестве.

В груди все ныло от страшных событий уходящего дня; чувства пытались вырваться наружу, но не могли, и облегчение не наступало.

Кэсси думала, что быть изгоем — худшая из бед. Но оказалось, что есть кое-что похуже: ужасно осознавать, что ты частично вхожа в круг, но никогда не сможешь стать его полноправным членом. Она понимала, что думать о таких глупостях после смерти Кори бессердечно, но ничего не могла с собою поделать. Смятение и боль боролись в ее душе за господство, и она почти завидовала погибшей Кори. Даже мертвая, Кори оставалась полноправной частью, членом сообщества, к которому Кэсси так стремилась. Даже у мертвой девочки было там свое место.

А живая чувствовала себя страшно, безмерно одинокой.

Небо стало темно-серым; бескрайний океан, всегда, как в зеркале, отражающий своего соседа сверху, — почти черным. Глядя на водную гладь, Кэсси ощутила странное и пугающее притяжение: если она зайдет в воду и пойдет — все дальше и дальше…

«Прекрати! — подумала она разгневанно. — Соберись, тряпка».

Легко сказать!..

«Хорошо, иди, тогда ты действительно окажешься в одиночестве. Одна на веки вечные, в кромешной темноте. Заманчиво, Кэсси?»

Дрожа как осиновый листок, девушка вырвалась из лап перешептывающихся серых волн. В холодной воде ее ноги онемели и замерзли — пальцы превратились в ледышки. Спотыкаясь, она забралась наверх по узкой и тернистой тропинке.

Этой ночью героиня занавесила все окна, чтобы не видеть темноту и океан за окном. Сердце сжималось от страшной тоски: она открыла шкатулку с бижутерией и достала из нее кусок халцедона.

«Долго же я не прикасалась к твоему подарку. Но о тебе я думала. Что бы я ни делала, где бы ни находилась, я всегда думала о тебе. И… ах, как бы я хотела…»

Она закрыла глаза и приложила камень к губам… опять это блаженство! Она ощутила знакомую шероховатость кристалла, его прохладу, смешивающуюся с теплом ее тела. Дыхание участилось, и на глаза навернулись слезы восторга.

«Я знаю, в один прекрасный день…» — мечтала она.

Рот исказила гримаса боли, грудь раздирала новая волна — волна гнева и разочарования. Камень полетел через всю комнату, ударился о стену и с резким стуком упал на пол.

«Не настанет никакой прекрасный день! — орал жестокий голос внутри нее. — Перестань обманывать себя. Ты больше никогда его не увидишь!»

Она лежала на кровати, уставившись воспаленным взором в тускло освещенную ночником стену напротив. Плакать она не могла: все ее слезы высохли, а душа была истерзана.

Кэсси снился океан — темный и бескрайний. Она находилась на корабле, слышала скрип палубных досок. Они попали в беду: их корабль садился на мель. И что-то было утеряно… утеряно…

Она внезапно проснулась. Что за шум? Она прислушалась — тишина. Глаза сражались с ночью, слепо вонзаясь в нее; ночник почему-то погас.

Почему ей раньше не пришло в голову, что есть причины для страха? Что с ней вообще творилось этим вечером? Пошла на пляж, одна, ни секунды не подумав о том, что человек, убивший Кори, может наблюдать, поджидать… ее…

«Несчастный случай», — вспомнила она: все чувства напряглись и насторожились. Взрослые сказали, что бедняжке Кори просто не повезло.

«Несчастный случай», — сказали они.

Но сердце не обманешь: оно испуганно и отчаянно грохотало. Кэсси показалось, что она видит мерцание в ночи. И она ощутила…

…чье- то присутствие. Будто рядом стояла тень. О Господи, она чувствовала ее, улавливала движение воздуха, ощущала дыхание холода. Что-то затаилось в ее спальне.

Глаза девушки тщились разглядеть неприятеля в кромешной тьме, ее тело тряслось от напряжения. Как бы дико это ни звучало, но она решила, что, если не будет двигаться и шуметь, нечто ее не обнаружит.

Но Кэсси недооценила противника.

Она услышала шаркающий звук — еле уловимое движение, затем отчетливый скрип половиц: что-то двигалось в ее сторону. Кэсси стало дурно: она набрала полную грудь воздуха и собралась кричать, но тут нечто метнулось и закрыло ей рот.

Тут же картинка изменилась: раньше на ней царила неподвижность, теперь — хаос. Героиня отбивалась, но только зря тратила силы: ее схватили и крепко держали.

Ее крутили и крутили. Завернули в простыню: теперь она вообще не могла пошевелиться. Она попробовала драться — руки оказались перевязанными тканью; попыталась лягнуть — ноги тоже оказались связанными. Ей не оставили ни единого шанса.

Она почувствовала, что ее поднимают. Попытавшись закричать, она чуть не задохнулась, потому что ей что-то надели на голову.

И все это — в полнейшей, не прерываемой ни единым шорохом тишине. То, что захватило Кэсси, действовало бесшумно, как призрак; и из нее решило сделать призрака — завернуло в саван. В голове девушки рождались дикие мысли — но какая жизнь, такие и мысли…

Нечто вынесло ее из спальни, направилось вниз по лестнице и прочь из дома. Кэсси поняла — нечто собирается ее похоронить.

Еще вечером она завидовала Кори; что же, теперь она к ней присоединится. Нечто закопает ее в землю или утопит в океане. Она билась в своем саване, как рыба об лед, но ткань делала тщетными любые попытки самообороны.

Ей никогда не было так страшно. Правда, вскоре и эта эмоция поостыла. Больше всего ее битва походила на бессмысленное сражение, в котором противником выступает смирительная рубашка. Девушка лишь выбилась из сил… И перегрелась. Ей стало жарко, она задыхалась… побольше б воздуха…

Тяжело дыша, Кэсси обмякла: следующие несколько минут она посвятила напитке легких и мозга кислородом. Затем смогла заставить себя возобновить мыслительный процесс.

Ее несли несколько человек — в этом можно было не сомневаться. Ее конечности были не только перевязаны тканью, их еще и держали руками.

Человеческими? Или… Сознание Кэсси наводнилось образами, в основном, позаимствованными из фильмов ужасов: руки скелетов, едва прикрытые ломтями разлагающейся плоти; смуглые ручки с мертвенно-синюшными ногтями; обезображенные пятерни, клешни из могил…

«Боже мой, за что?… Я так с ума сойду. Пожалуйста, останови это или я умру. Лучше умереть, чем когда так страшно».

Но умереть оказалось не так-то просто. Бог не остановил этот ужас, и пытка неизвестностью продолжилась. Кэсси очень хотела бы верить, что видит кошмарный сон, но она прекрасно знала, что не спит. И что, сколько бы ни молилась, не проснется.

Вдруг все остановилось.

Ее больше не несли — просто держали. Затем наклонили… она забрыкалась и коснулась ногами земли. Ее поставили и развернули простыню. Она почувствовала, как легкий ветерок обдувает ноги и хлопает по ним ночнушкой. Ей развязали руки.

Она сделала вялую попытку схватить нападающего, но ее поймали за запястья и завели руки за спину. Она по-прежнему ничего не видела — что-то закрывало ей голову, что-то типа мешка; она задыхалась от жары и отсутствия воздуха. Кэсси шаталась — она пыталась бороться, лягаться, но понимала, что сил на это у нее больше нет.

Затем сзади раздался смех. Тихий смех. Томный, но сильный. Задорный, но со зловещими нотками. Смех, расставивший все по местам. Смех Фэй.

Кэсси думала, что страшней, чем то, что она пережила, не бывает. Но нет, она жестоко ошибалась. Она вообразила призраков, зловещих мертвецов, восставших из ада, чтобы утащить ее в свои обжитые могилки под землей. Но все эти дикие и сверхъестественные страхи меркли по сравнению с тотальным ужасом, охватившим ее при звуке этого смеха.

За считанную долю секунды в мозгу прокрутился сценарий: «Конечно, это Фэй убила Кори, а сейчас она убьет меня».