Янтарный ангел - Александр Форш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утром под испепеляющим взглядом Паулины Андреевны Анфиса чувствовала себя последней шлюхой. Ей хотелось верить, что мать Ивана ни о чем не догадывается, но здравый смысл не позволял ей так думать. Он боялась себе представить, что будет, если однажды Паулина Андреевна увидит ее выходящей ночью из комнаты сына.
После того как Иван сказал: «Случилось» – и поспешно ушел от нее, Анфиса представляла себе самые страшные картины, на которых ее Иван последовательно делил постель с каждой сотрудницей их больницы. Основания для подозрений у нее были, в отделении давно ходили слухи о горячем темпераменте их доктора, в чем сама Анфиса убеждалась каждый раз, как оказывалась с ним в койке. Но даже не это пугало девушку. Она до смерти боялась, что Иван влюбится в другую женщину. Тогда ей придется распрощаться даже с теми тайными свиданиями, которые свершались под покровом стыда и омерзения к себе, когда Анфиса рыдала, кусая подушку, обещая больше не поддаваться собственным желаниям. Она убеждала себя, что справится, она же сильная. И она была сильной ровно до того момента, когда Иван как бы невзначай касался ее руки своими сильными мужскими пальцами, улыбался одними уголками губ. Стороннему человеку – жесты совершенно незаметные и ничего не значащие, но не для них двоих.
Иногда Анфисе казалось, что Иван все же любит ее, по-своему, но любит. Она бы многое отдала за короткое признание. Только до сих пор она слышала лишь: «Тебе пора. Мама может проснуться».
Сколько раз она хотела бежать, теперь уже от любимого мужчины, и столько же раз останавливала себя, понимая, что теперь все иначе. Она даже не сможет воспользоваться драгоценностями, взятыми у Сергея. Кому она их продаст? Все связи остались в прошлой жизни, куда ей больше нет возврата.
Иногда Анфиса скучала по своему беззаботному прошлому, где все решалось за нее и для нее. Но потом снова возвращалась мыслями к Ивану, и прошлое отступало. Иван был важнее всего не свете!.
– Анфиска, ты чего на пороге застыла? – Надя, пухленькая, но шустрая как мышь, подхватила ее под локоток и потащила за собой. – Пока время есть, пойдем чаю выпьем, потом не присядешь.
Надя как в воду глядела. Через два часа в приемный покой доставили пятнадцать человек с ожогами разной степени тяжести. Началась привычная суета: капельницы, перевязки, уколы… Анфиса любила такой ритм работы, когда в голове не остается места для ненужных мыслей. Хотя привыкнуть к человеческим страданиям она так и не смогла.
Только к вечеру появилась свободная минутка, и она присела с девочками за чашкой чая.
– Вы слышали, девочки, к нам новенькую перевели, – щебетала одна из медсестер. – Говорят, очень хорошо нашего Ивана Анатольевича знает. – И повторила: – Очень хорошо.
– Брось, Любань, – отмахнулась другая, – все бы тебе сплетни собирать. Пошла бы лучше больным утки сменила.
– Тебе надо, ты и меняй, – обиделась Любаня. – Я и так весь день на ногах.
– А мы, по-твоему, что, в салочки играли? – рассердилась Надя. – С утра бегаем, как кони цирковые.
– Ладно, девки, не ссорьтесь, – примирительно произнесла самая старшая из них, Инга Петровна. – Нашли из-за чего сыр-бор разводить. Никто не подумал, что Анфисе неприятны наши разговоры?
Анфиса, которая в этот момент наливала себе чай, едва не выронила чайник.
– Почему мне должны быть неприятны ваши разговоры? – медленно повернувшись, спросила Анфиса.
– В больнице все спят под общим одеялом, – хмыкнула Любаня. – Один чихнул, все узнали. Думаешь, никто не видит, как вы с Иваном Анатольевичем вместе на работу приезжаете, а потом едва ли не под ручку домой отправляетесь? Да и не секрет, что ты у его матери каморку снимаешь. Тебе все наши девки черной завистью завидуют, такой мужик до сих пор в холостяках ходит.
Девочки все разом загалдели, как потревоженные сороки. Глаза у каждой блестели в предвкушении интересного рассказа. Анфиса же взяла свою чашку и попыталась уйти. Дорогу ей преградила Надя, с которой у Анфисы здесь сложились самые доверительные отношения. И теперь ей было неприятно, что та, кого она считала почти подругой, предала ее и насмехается над ней вместе с остальными.
– Анфис, я честно ничего не знала. – Надя смотрела ей в глаза и едва не плакала. – Мне только сегодня рассказали, когда узнали про новенькую. Мол, как же теперь она с Анфисой будет нашего красавца делить?
– Да с чего ты взяла, что я кого-то собираюсь делить? Да, я снимаю комнату у Ивана… Ивана Анатольевича. Не у него даже, а у Паулины Андреевны. Так что, мне обязательно спать с ним теперь?
– А чего скрывать-то? – В сестринскую вплыла яркая брюнетка, почти на полголовы выше Анфисы. Стройная фигура, красивое лицо. Она так и сияла уверенностью в собственной неотразимости. – Добрый вечер, девочки! Меня зовут Алена Сергеевна, можно просто Алена.
Не спрашивая разрешения, она прошла к столу, налила себе чай, стремительным хищным движением красных коготков сцапала конфету из вазочки, которую принесла Любаня, и уселась на диван.
– Так на чем я остановилась? Ах да, не стоит стыдиться того, что ты теперь с Ванечкой. – Анфису как огнем обожгло. – Он мужик во всех смыслах этого слова. Вот только после своей Тамарки баб презирает. Такого кобеля испортила, тварь!
Анфисе показалось или в голосе Алены действительно звучала ненависть? Она вся как-то подобралась и стала похожа на взбешенную кошку.
– Мы с ней вместе в больницу пришли когда-то. Тамарка – настоящая серая мышь, не мне чета, и я даже не сомневалась, что Ваня моим станет. Он тогда совсем мальчиком был, но талант есть талант, и даже тогда была видно, что у парня большое будущее. Отделением в то время заведовал Мухин Виталий Егорович, золотые руки, светило медицины и прочее, – Алена махнула рукой, словно отгоняя от себя назойливое насекомое. – Он-то и заприметил Ванечку, под крылышко себе забрал. Тамарка на что уж тихоня тихоней, а тут рядышком пристроилась. Вроде и не заметная особо, а все на виду. Примелькалась, паскуда! Ваньку в постель затащила, а через полгода уже и свадьбу играли.
– Вот это да, – протянула впечатлительная Надя и тут же покраснела.
– Я ее убить была готова, – продолжала изливать яд Алена. – Но решила действовать иначе. На одной вечеринке, как раз в честь назначения Ванечки заведующим, я Тамарке в портвейн снотворного кинула. Она быстро вырубилась, и получаса не прошло. Мне всего и оставалось, что Ванечке почаще подливать, а дальше дело техники. Проснулись мы у меня дома, в одной кровати.
Алена замолчала, а завороженные рассказом девочки сидели, раскрыв рты. Даже Инга Петровна, не одобряющая подобных разговоров, не спешила уходить.
– Дальше-то что? – первой не выдержала Любаня.
– Только ему не говорите, – притворно закатила глазки Алена, – ничего у него в ту ночь не получилось, перестаралась я с портвейном. Только я ему простынку предъявила с пятнышками кровавыми. Ой, да не смотрите вы так, не лишал он меня невинности. Говорю же, не встал у него той ночью. А кровь из пальца. Я порезалась, а дальше как-то само все придумалось.
Анфиса понимала, что вся эта история произошла, когда она даже не подозревала о существовании Ивана, и все равно ее буквально трясло от обиды и ревности. Она не хотела слушать, но какая-то сила удерживала ее, не давала встать и уйти.
– Ванечка дурачком оказался. До того перепугался, что впору с женой разводиться. Ну я его успокоила, как могла, – Анфиса обвела присутствующих хитрым взглядом, – если вы понимаете, о чем я. – Если кто из девушек и не понял, признаваться не стали, только покивали в ответ: мол, все ясно. – В постели Ванечка настоящий Иван-богатырь, когда не пьет.
Домой Анфиса возвращалась с тяжелой душой. Сама себя уговаривала, что прошлое осталось в прошлом, и сама же себе не верила. Как только она начинала думать о том, что Алена осталась дежурить и всю ночь проведет в одном отделении с Иваном, ей становилось плохо. Анфиса все для себя придумала и дорисовала недостающие детали, уже видела внутренним взором, как его руки скользят по груди, талии, бедрам другой женщины, и она возненавидела Алену лютой ненавистью.