Шифр фрейлины - Евгений Сухов

Антонио Фарнезе обещал подумать.

Этот великолепный изумруд достался ему от отца Франческо Фарнезе, которому в свою очередь передал его отец – Рануччо Второй, оставшийся в памяти современников мрачноватым властолюбцем. Ему же изумруд достался от Алессандро Третьего – блистательного испанского полководца, одного из самых даровитых людей своего времени. Военоначальник носил изумруд на груди в качестве амулета, считая, что камень оберегает его от опасностей. Возможно, что так оно и было, потому что герцог был ранен при осаде французского города Руана в тот самый момент, когда отцепил его от камзола. Уже умирая, Алессандро продолжал сжимать амулет в ладони, надеясь, что изумруд победит смерть. Однако чуда не произошло, полководец скончался. Изумруд, вправленный в брошь, достался Алессандро от матери Маргариты Пармской, которая всегда носила его на платье у самого сердца в память об отце, императоре Карле Пятом, подарившем ей этот драгоценный камень. Из семейного предания следовало, что прежде изумруд был закреплен на шапке императора ацтеков Монтесумы Второго и после его смерти достался командору Эрнану Кортесу, который и подарил его испанскому королю Карлу Пятому.

Последний, по природе большой мистик, считал, что душа убитого императора переселилась в изумруд, иначе откуда тогда в камне продолжал держаться жар, обжигавший пальцы? Возможно, со времен испанского короля душа погибшего ацтекского императора потеряла свою прежнюю силу, потому что Антонио испытывал лишь холод, исходящий от ровных граней. Но вчера вечером он вдруг почувствовал, что камень, неожиданно нагревшись, сильно обжег кожу. Душа, спрятанная внутри камня, как будто бы хотела о чем-то предупредить.

Графиня продолжала смеяться.

Антонио, ощущая жгучую ревность, с силой сжал в кулаке коралловые четки. Вот маркиз ударил ловушкой по мячу; отскочив, тот устремился в сторону Жанны. Раздался хлесткий удар по кожаной поверхности, и мячик, отлетев от каменной стены, ударился о металлическую перегородку на противоположном конце поля. Заработав очко, Жанна Шевеньи весело рассмеялась и захлопала в ладоши. Маркиз, видно рассчитывая на благосклонность женщины, намеренно проигрывал ей очередную партию.

– Графиня, умоляю вас, – взмолился маркиз. – Пощадите меня! Вы так великолепно играете, что я прямо даже не знаю, что мне делать.

В Парме маркиз Пауло Оахаки был человеком новым, а потому стремился завоевать расположение вельмож многочисленными подарками, среди которых были золотые мексиканские украшения, ацтекские шерстяные ткани, пользующиеся невероятным спросом, жадеитовые статуэтки. И, надо отдать ему должное, вскоре маркиз заполучил расположение самых влиятельных людей герцогства, включая дам. К тому же он был не женат и хорош собой, и самые благородные семьи, в которых имелись на выданье сеньориты, спешили пригласить его в гости. Но, видно, его больше привлекали замужние женщины. И за прошедшие два месяца, что Пауло Оахаки провел в Парме, некоторые из них потеряли репутацию порядочных дам.

Теперь на очереди была графиня Жанна Шевеньи.

Во всяком случае, изумруда Пауло от него не получит, пусть довольствуется женскими прелестями. Герцог с силой сжал пальцы и почувствовал, как грани впились в ладонь. С тоской подумалось о том, что, не имея детей и каких бы то ни было талантов, в памяти потомков он останется всего-то как последний герцог из династии Фарнезе.

Антонио прошел в зал, где со стен пристально и строго на него взирали его знаменитые предки. Герцог остановился напротив портрета Павла Третьего, одного из основателей величия дома Фарнезе, сделавшего все, чтобы фамилия вошла в наиболее могущественные династии Италии. Улыбнувшись, Антонио подумал о том, что его роду есть чем гордиться.

Неожиданно он почувствовал загрудинную боль, как если бы кто-то под самым сердцем попытался разжечь костер. Ухватившись за грудь, герцог потихонечку, опасаясь, что возникший пожар может испепелить его внутренности, стал сползать на пол. Антонио еще успел заметить, как графиня произвела очередную подачу, вот только не сумел увидеть, насколько она была точной, и, раскинув руки, упал на пол…

Фарнезе не знал, сколько он пребывал без сознания, но когда очнулся, обнаружил, что находится в мягкой уютной постели. Почувствовал, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой, но страха не испытал. Над головой висел полог из тяжелой бархатной ткани синего цвета, под стать небосводу, с каким-то замысловатым рисунком. Всмотревшись, герцог понял, что это был дракон с оскаленной пастью. Кажется, похожую ткань он уже видел в замке своего деда, подаренную ему губернатором Новой Мексики.

Неожиданно над ним, выражая скорбь, склонилось красивое молодое женское лицо. Губы герцога слегка сжались: так мог выглядеть только ангел…

– Что со мной? – выдавливая из себя слова, произнес он.

Ангел с лицом женщины наклонился ниже, пытаясь разобрать сказанное; теперь, находясь от него на расстоянии вытянутой ладони, герцог мог сказать, что у него было горячее дыхание и глаза изумрудного цвета.

Собрав остатки сил, Антонио громко повторил прямо в широко распахнутые глаза, но плохо шевелившийся язык вытолкнул наружу едва различимые звуки.

– Герцог, вы находитесь в своей спальной комнате, – ответил, наконец, ангел, разобрав его слова. – Слуги перенесли вас на кровать. У вас будут какие-нибудь распоряжения?

Теперь Фарнезе вспомнил, что произошло. Женщина, склонившаяся над ним, не была ангелом. В действительности это его любовница графиня Жанна Шевеньи, ласки которой были так горячи и волнительны. И вот теперь в ее жизни появилось новое увлечение – маркиз Пауло Оахаки, прибывший из Мексики. Кажется, он намеревался купить у него золотое кольцо с изумрудом ацтекского императора…

Повернув голову, герцог увидел в спальной комнате всех домочадцев, вытянувшихся в неровный строй перед кроватью: родственников, приехавших со всего герцогства; немногих, но верных друзей. Теперь он понимал, что собравшиеся уже вычеркнули его из списка живых и теперь ожидали последнего распоряжения.

– Герцог, – произнесла графиня, пытаясь обратить на себя внимание, – маркиз хотел услышать ваше указание по поводу изумруда императора ацтеков.

У Антонио более не оставалось сил ни чтобы рассердиться, ни чтобы сожалеть. Время, проведенное в беспамятстве, навсегда отодвинуло его от графини. Теперь она была ему неинтересна. Балансируя между жизнью и смертью, наиболее остро воспринимаешь фальшь, пусть даже такого ангела, как Жанна Шевеньи.

Ответить на улыбку графини не получилось: одеревеневшие губы не желали слушаться.

– Я бы хотел передать кольцо своему сыну, – прошептал умирающий герцог.

– Антонио, – проговорила графиня. Голос ее звучал невероятно красиво, герцогу хотелось верить, что именно так в раю звучат голоса птиц. Он попытался улыбнуться, но лицо перекосила гримаса боли. – Маркиз специально приехал в Италию, чтобы купить у вас это кольцо… Милый, – ласково пропела Жанна Шевеньи, – согласитесь.

Сил не оставалось даже на эмоции. Никогда прежде графиня не обращалась к нему столь ласково. А жаль! Услышь он подобное хотя бы неделю назад, то подарил бы ей корону герцогини. Сейчас ее слова ничего не значили. Через какую-то минуту все, что окружает его, и все то, что он когда-то любил, окажется в прошедшем времени.

– Дорогой, ты хочешь сказать, что ты согласен?.. Уверена, что ты не прогадаешь.

– Я завещаю кольцо с изумрудом императора ацтеков своему сыну Джованни, – негромко повторил герцог.

Улыбка на лице графини превратилась в негодующую насмешку. Отстранившись, она заговорила, и теперь ее голос не показался Антонио райским.

Обернувшись к собравшимся, графиня Жанна Шевеньи громко произнесла:

– Неужели вы не видите, что герцог заговаривается? У него нет никакого сына! – Наклонившись к Антонио, она вновь принялась настаивать: – Милый, вам, видно, показалось; мы же знаем, что у вас нет сына. Вы должны отдать распоряжение относительно кольца с изумрудом. – Графиня притронулась к пальцам Антонио, и герцог почувствовал, как от тонкой ладошки обжигающее тепло распространилось по всему телу. Странно, но на какой-то миг в нем даже проснулось желание, не оставшееся незаметным для графини.

Жанна ободряюще улыбнулась.

– Позовите сюда кардинала, – зашептал герцог, понимая, что силы уходят из него с каждым произнесенным словом.

– Я здесь, ваша светлость, – предстал двадцатипятилетний кардинал Франческо Морозини.

Кардинальскую митру молодой человек заполучил в пятнадцатилетнем возрасте – привилегия, доступная только избранным. Поговаривали, что он приходился побочным сыном папы римского. Как бы там ни было, но, несмотря на молодость, он снискал уважение своим благочестием.

– Ваше высокопреосвященство, у меня есть незаконнорожденный сын, его зовут Джованни…