Письма - Екатерина Сиенская

и утрачиваете плод крови Христовой, потому что святая Церковь зиждется на этой истине[260]. О, если Вы не заботитесь о Вашем спасении, то позаботьтесь хотя бы о вверенных Вашему попечению людях, о подданных, которыми Вы столько времени правили так усердно и мирно; теперь же, выступая против истины, Вы видите, что они развратились, и воюют, и убивают друг друга, подобно диким зверям, из-за проклятого раздора. Увы, неужели не разрывается сердце Ваше при мысли о том, что из-за Вас они так разобщены; один держит белую розу, другой — алую[261], один придерживается истины, другой — лжи?! Увы, несчастная душа моя! Разве не видите Вы, что все они созданы чистейшею розой предвечной воли Божией и возрождены к Благодати в пылающей алой розе крови Христовой, которой мы были омыты от греха в святом Крещении, которая соединила нас, христиан, и приняла в сад святой Церкви? Посмотрите: ни Вы, ни кто-либо другой не предложили им омовения и прекрасных роз, а только мать наша, святая Церковь, дала им оные через верховного понтифика, держащего ключи крови, — через Папу Урбана VI. Так как же сможет Ваша душа допустить, чтобы у них было отнято то, чего сами Вы им дать не способны? И разве не видите Вы, что поступаете жестоко по отношению к самой себе? Ведь, причиняя им зло и допуская их гибель, Вы подрываете свое собственное могущество. Кроме того, Вам предстоит держать ответ перед Богом за гибнущие души. А какой ответ сможете Вы дать? Весьма скверный. С великим стыдом предстанем мы перед высшим Судией в час смерти, скорого прихода коей ожидаем.

Увы, даже если это Вас не трогает, — по крайней мере, разве не должно задевать Вас то позорное положение, в каком Вы оказались? После Вашего обращения этот позор гораздо сильнее, чем до него; и последняя Ваша вина намного серьезнее и более неугодна Богу и людям, чем предыдущая[262]. Ибо на сей раз Вы признали истину и Вашу вину и, как [послушная] дочь, показали, что хотите вновь снискать отчее милосердие и благость, — но после этого поступили еще хуже, чем раньше. Или Вы не прямодушны, а притворно изображали то, чего не было, или высшая справедливость возжелала, чтобы я вновь принесла покаяние в моих старых, прошлых грехах, раз не заслуживаю видеть Вас в мире и покое, питающейся от груди святой Церкви. Она ожидала, что будет питать вас, а Вы — ее; она питала бы Вас Благодатью крови Агнца, а Вы ее — своею помощью. Вы видели, что она (то есть Римская церковь, первопрестол нашей веры) долгое время была как вдова без супруга[263], а мы без нее — как без отца. Теперь же, вновь обретя супруга, она рассчитывала, что Вы будете столпом, поддерживающим его, щитом, закрывающим его от ударов, восстанете против тех, кто захочет отнять у нее супруга. О, наша неблагодарность! Он ведь не только отец Вам в силу своего положения, но также и сын;[264] и вот теперь такая жестокость: Вы во всем противостоите ему. Мы видим, что дочь восстает против отца, мать — против сына. Это столь тяжкое горе для меня, что большего креста не понести мне в этой жизни. Я думаю о полученном от Вас письме, в котором Вы исповедуете Папу Урбана истинным верховным отцом и понтификом и говорите, что собираетесь повиноваться ему[265], а теперь я вижу обратное. Увы! Ради любви к Господу придерживайтесь Вашего исповедания. Оно, как говорилось, должно быть таковым: истинное исповедание с чистосердечным покаянием и исправлением. Исправьтесь же, отдав долг послушания, ибо Вы признали, что он — наместник Христа на земле. Будьте послушны, и через послушание получите плод Благодати и умиротворите гнев Божий, что навлекли на себя. Где же та истина, которая обыкновенно исходит из уст королев, истина, которая есть и которой подобает быть Евангелием? Ибо то, что королева обещает разумно и в Боге, не подлежит изменению. А я вижу и свидетельствую: Вы обещали и сказали, что хотите повиноваться верховному понтифику, а затем не только на словах, но и на деле поступили противоположным образом. И я весьма удивляюсь и безмерно скорблю, видя, как по дьявольскому наущению и следуя злым и дурным советам взор Вашего разума настолько затуманился облаком себялюбия, что Вы не боитесь ни погубить свою душу и свой народ, душой и телом, ни сами претерпеть телесный урон, ни выставить себя на мирской позор!

Нежнейшая мать, ради любви к распятому Христу, будьте сладкой, а не горькой для меня[266], вразумитесь хоть немного, не спите долее подобным сном, но в оставшееся Вам время пробудитесь, не дожидайтесь удобного момента, ибо время не ждет. И истинным познанием познайте себя, а также великое милосердие Божие по отношению к Вам. Оно ожидало Вас и не отняло у Вас жизнь, когда Вы пребывали в таком сумрачном состоянии, — а поступил так Господь по великому милосердию Своему. С желанием сим[267] воспримите добродетель, облекитесь в эту истину и смиренно, в истинном познании, вернитесь к отцу. И обретете милосердие и благость Его Святейшества, ибо он — милосердный отец, желающий жизни своему чаду. Ради любви к распятому Христу воспряньте от духовной смерти, дабы постыдное и жалкое нечестие не пережило Вас. Ведь телесная смерть постоянно нагоняет вас — Вас и тех, у кого юность уже позади[268]. Нет человека столь могущественного и великого, который бы своею властью и силой мог защититься от нее. Приговор произносится сразу же после зачатия во чреве матери, и никто не в силах противиться ему — всем приходится расплачиваться. А ведь мы — не лишенные разума животные, которые, умерев, перестают существовать. Мы — разумные твари, созданные по образу и подобию Божию[269]. Когда тело умирает, душа, что касается бытия, не умирает; она умирает для Благодати из-за своей греховности, если человек умирает в смертном грехе. Итак, необходимость подгоняет Вас: будьте милосердной, а не жестокой к себе самой. Ответьте Господу, милостиво и любовно призывающему Вас, не медлите с ответом, но отвечайте мужественно, дабы не услышать суровых слов: «Ты не вспомнила обо мне при жизни, и Я не вспомню о тебе в смерти»[270]. Что значит: «Ты не ответила Мне, когда Я призывал тебя, когда у тебя оставалось еще время; теперь же время прошло, и у тебя нет уже более способа